Шамабад должен гореть! (СИ) - Март Артём

Перебежчик неуверенно поджал губы.

— То, что было раньше, осталось в прошлом. Как и мое старое имя. Это ждет и тебя, Селихов. Ведь ты тоже решился отринуть прошлое и пойти по верному пути, так? Ты тоже решил присоединиться к маджохеддин, правильно?

— Тебя заставили, — догадался я, — дали сделать выбор. И ты решил выбрать жизнь.

Ожесточенное лицо душмана вдруг изменилось. Черты его стали мягче. Глаза погрустнели.

— Это не твое дело, шурави.

— Себя ты не обманешь, — ответил я.

Командир душманов внезапно вмешался в наш разговор. Видимо, решил, что он затянулся и жестко, каким-то суровым лающим словом прервал Ахмада.

Перебежчик тут же смиренно поклонился и отступил. Командир что-то спросил у него. Из нескольких непонятных слов я разобрал только переломанное на свой лад «Селихов».

Перебежчик покивал.

Командир душманов снова обратил ко мне свои суровые глаза. Что-то спросил.

Я глянул на Алима.

— Он спрашивает, действительно ли ты решил уйти в горы, чтобы вести священный джихад против шурави.

— Да, — не повел я и бровью.

— Хо, — сказал командиру Алим.

Душман снял куфию с лица, показал мне короткую черную бороду. Потом медленно наклонился, чтобы получше заглянуть мне в глаза.

Неприятно кривясь и показывая зубы, он медленно что-то проговорил.

— Он просит доказать, — холодно ответил Алим.

Когда душман снова заговорил, Канджиев стал быстро переводить:

— Он говорит, что может взять с собой только одного из нас. Потому если мы хотим доказать ему свои намерения, то должны… — Алим замолчал на мгновение, нервно сглотнул слюну, — должны биться насмерть. Тот, кто победит — уйдет с ними.

Душман наблюдал, как Алим менялся в лице, проговаривая его слова, и довольно улыбался при этом. Потом что-то буркнул.

— Он нам приказывает, — сказал Канджиев. — Иначе — смерть обоим.

— Спроси его, от кого исходит приказ, — сказал я невозмутимо.

— Что? — Странно удивился Канджиев.

— Как зовут того, кто нам приказывает?

Алим перевел.

Командир душманов нахмурился, свел черные, влажные от дождя брови к горбатой переносице.

— Алла-Дад, да Йосаф зави, — произнес он на пушту.

— Аллах-Дад, сын Юсуфзы, — мрачным голосом перевел Канджиев, хотя это и не требовалось.

Я понимал, что нас ждет какая-то уловка. Если это Аллах-Дад, я нужен ему живым, по словам Сорокина. Командир душманов понял, кто я такой, и не позволит, чтобы я погиб сейчас. Тут что-то другое. Эта проклятая скотина хочет, чтобы я играл по его правилам. Но этому не бывать.

Я глянул на Алима.

— Так тому и быть, — сказал я, стягивая автомат с плеча.

У Канджиева аж лицо перекосило от ужаса. Однако, когда я ему легонько подмигнул, это его выражение сменилось настоящим изумлением.

Душманы напряглись, когда увидели, как я снимаю с плеча автомат. Защелкали предохранители и затворы. Ахмад, торопливо загнав патрон в патронник своей «Мосинки», направил на меня оружие.

— Арам, ара-а-м, — успокоил своих людей Аллах-Дад, рукой показав, опустить автоматы и винтовки.

Душманы подчинились. Курбан наблюдал за этим всем с настоящим остолбенением. Казалось, у него просто захватило дыхание, и он не знал, стоил ли ему говорить хоть что-либо.

Я бросил автомат на землю, перед Аллах-Дадом. Он глянул на него, потом поднял взгляд и хмыкнул мне в ответ.

Дурак не знал, что выброшенный мной АК и был сигналом. Аллах-Дад пришел. Теперь время действовать.

Счет пошел на секунды. В этот самый момент Мартынов скрытно перемещается за спины духам, располагает свой пулемет на подходящей позиции. К нему присоединятся и наблюдатели, обращая свои АК на душманов. Кинься духи назад, путь им перекроет стена автоматного и пулеметного огня.

Аллах-Дад, тем временем приказал и Алиму выбросить оружие. Канджиев подчинился. Откинул автомат в сторону.

— Он требует, чтобы мы сняли плащи и дрались на ножах, — сказал Алим с придыханием.

— Делай, как он говорит, — ответил я так, чтобы слова мои мог услышать только Канджиев.

Нельзя было, чтобы перебежчик Ахмад что-то заподозрил. Слишком опасно.

— Ты и правда хочешь… — Начал было Алим.

— Доверься мне, — сказал я, принимая стойку напротив Алима и доставая штык-нож.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — вздохнул Канджиев и достал свой.

Мы замерли лицом к лицу, друг напротив друга.

— Стоять! Оружие на землю! — Раздался вдруг крик Строева.

Бойцы-пограничники поднялись как по команде. Мгновение назад, казалось, сопка была пуста. Но теперь на ней, словно бы из неоткуда возникли солдаты в маскхалатах и маскировочных накидках.

Погранцы застали людей Аллах-Дада врасплох. Те всполошились, закричали, не зная, что им делать.

Группа нападения в составе не меньше десятка пограничников, держа на мушке душманье, принялась спускаться с пригорка. Несколько бойцов остались на своих позициях, чтобы прикрыть наступающих.

— Оружие на землю! — Заорал Строев, наставив на Аллах-Дада пистолет. — На землю я сказал!

Аллах-Дад, вцепившись в свой семьдесят четвертый АК, торопливо и растерянно заметался, завертел головой, не зная, куда ему целится. Потом, словно смерившись, застыл. Опустил плечи. Оружие выпало из его рук. Остальные духи с бряцанием покидали автоматы и винтовки на землю.

Я глянул в глаза командиру душманов. Потом пожал плечами и ухмыльнулся.

Внезапно, Аллах-Дад ответил мне такой же ухмылкой. Что-то было не так.

На миг мне показалось, будто время просто замерло. Даже капли дождя будто бы остановились прямо в воздухе и стали беззвучными.

А потом на вершине сопки, где прятались наши, раздался хлопок. Затем еще один и еще.

Кто-то из погранцов рухнул, словно подкошенный. Строев, бежавший одним из первых, спотыкнулся, упал, покатился вниз, к подножью холма.

— Гранаты! — Крикнул я.

А потом, из-за спины душманов заработал пулемет Мартынова. Его трассера огненными шарами прорезали мокрую дождливую тьму.

Я метнулся к Алиму, сбил его с ног, оба мы упали в грязь.

Началась неразбериха. Кто-то из духов упал, пораженный нашей пулей. Тут и там зазвучала стрельба. А потом хлестко щелкнула СВД. Я поднял голову.

Били с вершины скалы, у подножья которой рос «Волчий камень». Видимо, оттуда же метнули гранаты.

Скорее всего, наверху малая группа: один, максимум двое человек. Больше не подобрались бы незамеченными. Коварный Аллах-Дад подстраховался как мог.

Командир душманов тем временем, кинулся к Курбану, схватил старика за шиворот и обернулся, глянул на меня. Когда страшный вопль одного из его людей огласил округу, Аллах-Дада глянул назад. Увидел, как его воин, скошенный пулеметным огнем, упал в грязь.

Что-то, закричав, он побежал в наш тыл, уводя за собой Курбана и выживших.

Пули свистели им в след так, что мы с Алимом не могли поднять головы. Когда снова хлестко выстрелила СВД, Мартынов среагировал на это.

Я увидел, как в темноте просвистела яркая, красно-желтая очередь трассеров. Сержант принялся поливать вершину скалы из пулемета. ПКМ сержанта просто утюжил скалу, выбивая оттуда засевшего снайпера. Это сработало, и СВД навсегда замолчала.

Пока громыхала очередь, погранцы подобрались к валявшимся на земле душманам. Стали их крутить.

Я встал.

— Как ты? Нормально? — Спросил я у Алима, протянув ему руку.

— Жить буду. А это ты хитро придумал, — сказал он, когда я помогал Канджиеву подняться на ноги.

— Хитро не хитро, а Аллах-Дад ушел. Его придется преследовать.

— Сукины дети! — Орал Сорокин, бесясь у «Волчьего Камня», — ушли, падлы! Мне нужна поисковая группа! Надо немедленно выдвигаться за ними!

Мы с Алимом торопливо отправились к остальным бойцам. Среди наших двоих ранило осколками. В том числе досталось Строеву, которому уже оказывал первую помощь под сопкой.

— Х-хорошо сработал, Селихов, — тяжело дыша, сказал Строев.

— Как вы? — Я опустился рядом с ним.