Новая прошивка императора (СИ) - Бутримовский Николай
«Ну что же. Карты сданы, будем играть…»
Если вокруг меня слишком много людей, то на первое время нужно их удалить, держать в стороне до того момента, пока я не обрасту своей командой…
«Будем играть!..» — мне известно о царствовании Николая II немного, отрывочно, поверхностно — как почти всем в моём времени… Хотя нет, я, в отличие от большинства граждан России, всегда интересовался историей. Да, это было неглубоко! Но было! Кое-что, да осталось в памяти…
«Будем играть!..»
Это наше прошлое или параллельная вселенная? Не знаю, но какая разница?
«Будем играть!..»
Когда я вышел из дворцовой церкви, которая, как обмолвился священник, называлась именем Рождества Богородицы, то в коридорах внезапно взбрыкнувшего царя уже поджидало представительное собрание.
— Ники, — переодевшаяся в более простое платье тёмных тонов Аликс бросилась в мои объятья. — Ты так переживаешь за свой народ… Завтра нам нужно обязательно посетить пострадавших: говорят, их разместили в Старо-Екатерининской больнице.
— Непременно, душа моя, — сухо ответил я, отставляя императрицу, хотя тело реагировало гораздо теплее.
«Но нельзя, пока нельзя… Опасно… Впрочем, ради конспирации, да и голова уже весьма дурная…»
— Аликс, предлагаю тебе небольшую прогулку, но сначала мне нужно переодеться во что-то более приличествующее случаю. — я поднял голову, оглядывая придворных и, возможно, родственников.
Мам а среди ожидающих не наблюдалась, и это было хорошо… А вот давешний Бимбо был, и я приятственно кивнул ему, затем, не останавливаясь, мои глаза пробежали далее, и расчёт оправдался: светловолосый, похожий на немца мужчина шагнул вперёд. Однако проблема была в том, что я не знал ни как его зовут, ни куда нужно идти. Требовалось как-то разыграть ситуацию, и я решил для начала перекинуться парой слов с Бимбо и якобы в задумчивости направиться по коридору.
«Ну а далее, как карты лягут…»
— Ваше Величество? — спросил меня стройный, чисто выбритый блондин, одетый в какое-то подобие фрака.
— Да, мы идём сменить одежду, ступай, а я следом. — я недовольно передёрнул плечами.
Мне очень хотелось спросить у Бимбо о результатах поездки во французское посольство, однако я не знал, как к нему правильно обратиться на людях. Одновременно с размышлениями и разговором с предположительным лакеем, я не забыл галантно подставить руку супруге, надеясь, что в эти времена такой жест будет выглядеть нормально.
Аликс не подвела, и мы, не спеша, направились по коридору.
— Конечно, Ники, ты провёл довольно много времени в церкви.
— Так было нужно, душа моя.
Лакей или камердинер — я не понимал пока звание вызвавшегося решить проблему со сменой маскарадного мундира человека, шёл, несколько опережая нашу процессию. Вместе с тем, нас ещё окружало довольно много людей, и мне очень хотелось избавиться от лишних глаз и ушей… Кто знает, чего они ждут от царя? И будет нехорошо, если мои поступки и слова не станут соответствовать их ожиданиям.
— Господа, я благодарен вам за поддержку, но сейчас прошу всех разойтись. Время позднее, я намерен совершить прогулку и отправляться спать. Завтра нам всем предстоит тяжёлый и печальный день.
Народ забурлил, потихоньку отдаляясь. Не все из них сменили одежду, а часть, так и вовсе была выряжена в какие-то петровские мундиры.
— Стой, кто таков, почему не сменил одежду? — спросил я ближайшего карнавального молодца лет тридцати, приняв его за очередного слугу.
— Уездный предводитель ковенского дворянства, камер-юнкер Столыпин[2], ваше величество. Не имел возможности, так как присутствовал здесь неотлучно[3]. — ответил мне бородатый человек.
Поперхнувшись, я сначала вспомнил надежду русской демократии Кису Воробьянинова, а уже затем обратил внимание на прозвучавшую фамилию…
— Пётр Аркадьевич, завтра я жду вас у себя к обеду. Утром обязательно посетите какую-нибудь церковь, а потом ко мне.
Оглядев расходившихся людей, спросил в воздух — а где мой секретарь?
— Я здесь, государь, — откуда-то вынырнул немолодой бородатый и лысоватый человек в очках.
— Замечательно! Пётр Аркадьевич, договоритесь о визите, — я небрежно кивнул в направлении очередного бородача, старательно имитируя задумчивость, чтобы скрыть неловкость от невозможности обратиться к своему секретарю по имени.
— Я буду в полдень, ваше величество!
Кивнул Столыпин, и, повернувшись к царскому секретарю, обратился уже к нему:
— Александр Сергеевич…
«Сработало, ай да Николашка, ай да молодец…» — довольно похвалил я себя, продолжая идти вслед за лакеем, не останавливаясь ни на минуту.
Примечания
[1] Цитаты из песни Титаник, группы Наутилус-Помпилиус. На мой взгляд, заложенные в оную композицию смыслы весьма коррелируют с событиями 1896−1917-ых годов в России.
[2] Пётр Аркадьевич Столыпин (14.04.1862–05.09.1911) в представлении не нуждается, но всё же приведу несколько подробностей. Ещё в 1888 году Пётр Аркадьевич в возрасте 26 лет был пожалован в звание камер-юнкера Двора Его Императорского Величества. Карьерный взлёт у Столыпина был фантастическим. И причин тому в сословном обществе империи было ровно две с половиной — во-первых, он имел впечатляющую родословную: по матери Пётр Аркадьевич был праправнуком А. В. Суворова, и внуком канцлера А. М. Горчакова, во-вторых, его отец был придворным, с 1892 года заведовал царским двором в Москве, а 1897 года был пожалован званием обер-камергера. И, почти в-третьих, П. А. Столыпин весьма талантливым человеком, дарования свои он начал демонстрировать ещё с юношеской поры — например, во время учёбы он получил золотую медаль лично из рук Менделеева.
[3] Мог ли Пётр Аркадьевич Столыпин попасться главному герою среди ближних придворных во время коронации? Шансы имелись, и весьма немалые: придворные чины, в том числе камер-юнкеры (сиречь комнатные дворяне) принимали церемониальное участие в торжествах (и не забываем о том, кем был его батюшка).
Глава II
Техническое — в этой главе попробовал новый вид комментариев.
Мы шагали по стремительно пустеющему коридору, освещённому хоть и тускловатым, но всё же электрическим светом. Я с удовольствием отметил, что кое в чём мне повезло — не нужно свечи жечь…
А затем на меня начала накатывать стремительная усталость.
— Аликс, дорогая, — обратился я к супруге царя, стараясь, чтобы мои слова звучали тепло.
И, надо сказать, мне приходилось прилагать заметные усилия для этого. В отношении этой женщины у меня были самые противоречивые чувства.
— Аликс, я передумал гулять. День был крайне насыщен, и я хочу спать.
— О, милый Никки, — вздохнула державшаяся за мою руку женщина, и затем жарко шепнула на ухо, — Конечно, я отведу тебя в нашу постель…
«Что? Она ещё и спит со мной в одной кровати?.. Это же у аристократии вроде бы не практиковалось?..» — шёпот Александры Фёдоровны меня изрядно напряг.
Весь оставшийся до нашей супружеской спальни путь, я пытался придумать — как же соскочить с неприятной темы? Как улечься в постель одному?
«Нужно было идти в кабинет, и уже там устроиться на диване… Ведь должен быть у самодержца диван в кабинете?..» — мысленно сокрушался я.
Насколько ловко мне удалось решить, хотя бы частично (фамилию-то его я так и не узнал) проблемный вопрос с секретарём, настолько же просто я попался в семейную ловушку!
«Твою дивизию…» — идущая рядом женщина представляла собой проблему во всех смыслах.
Однако в итоге всё сложилось удачно. По пути я задал новообретённой супружнице несколько общих вопросов — с одной стороны, имитируя житейский разговор и пытаясь скрыть свою отчуждённость, а с другой — имея ввиду узнать хоть какие-то крохи информации.
— Дорогая, что ты думаешь о моём секретаре?
— О Танееве? Александр Сергеевич большой умница, его музыка весьма трогательна.
Так я узнал, что фамилия моего секретаря Танеев и он композитор…
