Черные ножи 3 (СИ) - Шенгальц Игорь Александрович

Я крепко сомневался в его словах, но спорить не стал. Никогда не быть нам истинными союзниками. Чопорные англичане слишком высоко себя несут, низводя всех остальных на низшие уровни. Особенно русских, которых они искренне ненавидят долгие столетия, но при этом никак не могут подчинить своей воле. И лишь война дала повод заключить временный союз. Впрочем, война рано или поздно окончится, и все вернется на круги своя. Это понимал я, и, уверен, Флеминг тоже это осознавал.

— Я боевой офицер, — сказал я, тщательно подбирая слова, — нахожусь в самовольной отлучке на территории… хорошо, дружественной страны, без данного на то разрешения моего начальства, без каких либо полномочий. По сути, я — дезертир! Пусть и не по своей воле.

— Не волнуйтесь, мы сделаем все, чтобы ваше имя нигде не было упомянуто. Вы здесь инкогнито. И тому есть причины!

— Какие же? — кажется, дело, наконец, начало принимать конкретный оборот.

— У меня есть к вам предложение… — Флеминг чуть замялся, словно раздумывая, говорить ли сейчас или немного погодить. В итоге, он выбрал второе: — Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно! — ничуть не покривил я душой. — Готов выписаться из этой богадельни сию секунду!

— У вашего организма изумительные природные качества, — нисколько не удивился моему ответу англичанин. — Я заметил это еще во время операции. Ткань зарастала неимоверно быстро, практически сразу после надреза… так что, если вы готовы выписаться, это можно устроить. А потом мы пройдемся по городу. Ведь вам, наверняка, интересно посмотреть округу? Что скажете?

— Мне нужна одежда, — пожал я плечами, проигнорировав его замечание касательно регенерации. — Боюсь, в пижаме и тапочках я не могу появиться на улицах этого города. Кстати, куда вы меня притащили, позвольте узнать?

— Вы в Лондоне, сэр!

Глава 2

Через час мне принесли одежду: костюм-тройку, рубашку в тонкую полоску, черное кашемировое пальто, шляпу, галстук, перчатки, туфли и разные мелочи. Конечно, нижнее белье, носки, подтяжки. А так же тазик с теплой водой, полотенце и умывальные принадлежности: помазок, крем для бритья, небольшое зеркало и раскладную опасную бритву фирмы «Josef Elliot».

Моего соседа в палату так и не вернули, и я некоторое время наслаждался одиночеством.

Признаться, когда я подходил к поставленному на столик зеркалу, то испытывал некое внутреннее смущение. Уродом быть мне не хотелось, а чего еще стоило ждать после того, как обгорел, словно шашлык, приготовленный неумелой рукой? К тому же я нес ответственность перед Димкой — он был еще так молод, только начинал жить, и стать в таком возрасте монстром, при виде которого будут плакать от страха дети, совершенно не хотелось.

Но… мы предполагаем, а судьба располагает.

Глубоко вздохнув, я взглянул на свое отражение. Коросты, которыми была покрыта моя голова некоторое время назад, уже отвалились, и теперь кожа была молодой и розовой, как у поросенка. Сгоревшие волосы начали стремительно отрастать, и щетина оказалась на удивление густой. В целом, все было куда лучше, чем я себе представлял, но пока еще выглядел я весьма странно. Ничего, через несколько дней ситуация наладится, организм справится и с этим испытанием.

Я с облегчением выдохнул воздух и приступил к бритью. На мгновение подумал, а не оставить ли хотя бы щетину — буду выглядеть старше, но потом решительно намазал лицо кремом и выбрился до синевы. После чего оделся в принесенные вещи, застегнул запонки, прицепил золотой зажим для галстука в виде изогнутой два раза молнии и еще раз оглядел себя в зеркало.

Вот сейчас совершенно другое дело! Одежда меняет человека до неузнаваемости. На меня смотрел молодой джентльмен, завсегдатай мужских клубов, любитель лошадей, женщин, сигар и виски. Презрительный взгляд выдавал старый капитал, приобретенный много поколений назад предками — грабителями с большой дороги.

Лошадиная медсестра как раз зашла в палату, и в этот раз в ее взгляде было куда больше уважения, чем прежде.

— Сэр, вас ожидают внизу в холле. Господин врач просил передать, что он уже подготовил все бумаги для выписки.

— Где мой нож? — резко спросил я, приблизившись к ней вплотную.

— Сэр?.. Простите?.. — она отшатнулась, явно не понимая, о чем речь.

— Когда меня доставили к вам в клинику, при мне был нож — вороненый клинок. Верните его!

— Но ваши вещи сожгли, они были в ужасном состоянии…

— Отдайте мой нож!

Я серьезно ее напугал, взгляд медсестры заметался, потом она выдавила:

— Да, конечно! Сию минуту, я посмотрю в хранилище!..

Она убежала, чуть нелепо передвигаясь на своих крепких ногах. На самом деле я не надеялся, что мой нож уцелел. Я был уверен, что потерял его еще в подворье Метерлинка. Но проверить не мешало. Остальные же вещи, как сказала медсестра, пришли в негодность, а награды, пистолет и документы сгорели в танке.

Пару минут спустя сестра милосердия, имени которой я так и не узнал, вернулась, держа на вытянутых руках обгорелые, пахнущие костром ножны. Я бережно принял клинок, вытащил его — ни одного блика от ламп, потом склонил голову и поцеловал оружие. Сестра смотрела на меня, как на безумца. Я же был практически счастлив в этот момент, ласково поглаживая вырезанные буквы и цифры на рукояти — «ДБ-43» — мои инициалы и год, когда я получил оружие в дар от златоустовских мастеров.

Конечно, пристегнуть нож к поясу я не мог, поэтому спрятал его во внутренний карман пальто, и после этого спустился в нижний холл, где меня уже ожидали Флеминг и О’Хара. Оба одеты примерно, как я, только у ирландца на голове была восьмиугольная кепка, вместо шляпы. Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, практически приплясывая на месте. Видно было, что он устал от долгого ожидания, и это вовсе не в его характере, и только лишь по приказу высокого начальства он готов пойти на уступки… характер у ирландца был скверный, авторитетов он не признавал, подчиняясь лишь Флемингу. О’Хара был словно старый цепной пес, готовый рвать любого, кто зайдет на его территорию. Впрочем, на меня он посмотрел вполне дружелюбно и даже пробормотал себе под нос нечто вроде приветствия.

Я кивнул в ответ — ирландец мне определенно нравился, и повернулся к Яну. Тот не заставил себя ожидать, тут же предложив:

— Пройдемся?

О’Хара хрюкнул что-то неопределенное, я же вновь нейтрально кивнул. Выбора у меня не было. Я в столице чужого государства и, пусть попал сюда против своей воли, но прежде я сказал Флемингу чистую правду — сейчас я дезертир. Это произошло случайно, но факт остается фактом. Мне нужно вернуться на фронт как можно скорее. Пусть даже меня там расстреляют, как засланного агента — плевать! Мое место там, а не здесь.

Мы прошли сквозь парк, в котором прежде беседовали с Флемингом. Ворота нам открыли без малейших вопросов, и минут через пять мы оказались на довольно оживленной улице города. Удивительно, но клиника находилась непосредственно в одном из кварталов, а не где-то в пригороде. И даже странно, что я не слышал из палаты посторонних шумов.

— London is the capital of Great Britain, — пробормотал я себе под нос.

— Что, простите? — не расслышал Флеминг.

Я промолчал.

Город производил жуткое впечатление. Он еще не восстановился после бомбежек двухлетней давности, лишь слегка зализал раны. Многие дома были частично или целиком разрушены, только строительный мусор, громоздящийся огромными кучами, говорил о том, что когда-то на этом месте жили люди. Конечно, с улиц кирпичи и прочие обломки давно убрали, и ничто не мешало проходу, но город впитал страх и ярость в свою сущность и прекрасно запомнил, что с ним сделали немцы в начале войны, когда более полугода ежедневно по несколько раз бомбили столицу, устроив так называемый «Лондонский блиц». Кстати, Гитлер тогда ввел нововведение — приказал Герману Герингу, шефу «Люфтваффе», бомбить не только стратегически важные точки, но и жилые кварталы с мирным населением.