Дебют четырех коней. 1946-1947 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич

7 февраля фельдмаршал, понимая, что дальнейшее сопротивление уже не имеет никакого смысла и ведет лишь к увеличению потерь принял решение сложить оружие.

На этом масштабное Днепропетровское сражение, затянувшееся на добрые полгода, фактически подошло к концу. Нет, отдельные группы немецких войск все еще продолжали сопротивление, пытались прорваться на запад, отстреливались до последнего патрона, но со стратегической точки зрений это все уже не имело никакого значения.

За эти пять месяцев вермахт и его союзники на просторах Украинской ССР потеряли больше двух миллионов человек, включая двести с копейками тысяч пленных и полтора миллиона убитых. Была уничтожена целая группа армий, потеряно огромное количество техники — только танков вермахт потерял больше полутора тысяч штук, — перестали существовать семьдесят две дивизии, включая восемь танковых.

Огромные потери понесла транспортная авиация, пытавшаяся снабжать окруженную группировку по воздуху, по разным оценкам за период ноябрь-январь только транспортных самолетов люфтваффе потеряло от 220 до 380 штук, а общие потери в авиации за пять месяцев боев составили — по данным люфтваффе, склонным занижать собственные потери — 1413 машин всех типов. Учитывая громадные потери при прошлогоднем налете на Лондон, оказалось, что к началу 1946 года Третий Рейх практически вообще лишился боевой авиации, и, как показали дальнейшие события, оправиться от этого поражения немецкие летуны так и не смогли до самого окончания войны.

Но все же самыми страшными были именно потери в живой силе. К началу 1946 года мобилизационный потенциал Третьего Рейха, даже с условием широкого привлечения в добровольно-принудительном порядке солдат из состава завоеванных ранее народов, оказался, по сути, исчерпан. За семь лет войны — если считать, начиная с 1939 года — Германия потеряла почти шесть миллионов человек. Не всех, конечно, убитыми, в это число также входили и пленные и комиссованные по здоровью инвалиды, что с другой стороны никак ситуацию не меняло в лучшую сторону. При населении немногим больше ста миллионов человек и находящимися к началу 1946 года в строю девяти с половиной миллионам солдат, разбросанным по трем континентам, дальше призывать в армию было уже просто некого. Если считать адекватным мобилизационный потенциал в 15% от общей численности населения, то получалось, что Германия уже его полностью исчерпала. И это даже если не вспоминать огромные потери немецких городов от бомбардировок союзников, при которых гибли в том числе и потенциальные призывники.

Если же говорить совсем честно, то резерв призывников первой очереди в возрасте от 18 до 35 лет в Германии к этому времени уже закончился совсем. В армию начали мобилизовать мужчин старших возрастов — верхнюю планку тут подняли до 55 лет — а также женщин.

В марте 1946 года начался призыв бойцов народного ополчения, для которых возрастные рамки и вовсе раздвинули в пределах от 16 до 60 лет. Впрочем, тут нужно отдать должное немецким генералам, в бой детей и стариков сразу никто бросать не стал, тем более что советским войскам после масштабной, продлившейся полгода битвы тоже нужен был отдых для переформирования и подтягивания резервов. Ополчение было устроено в формате тренировочных лагерей из которых уже потом по необходимости бойцов перебрасывали в действующие фронтовые части.

Проблема была еще и в том, что даже возьми где-нибудь новое немецкое правительство миллион-другой лишних новобранцев-добровольцев, их уже практически нечем было вооружать. Не хватало буквально всего начиная от формы и заканчивая оружием. Что там говорить, если даже банальных Маузеровских карабинов, которые в лучшие времена немецкая промышленность могла производить миллионами штук, не хватало на всех призывников. Про более сложное автоматическое оружие и говорить нечего. Ну и конечно самолеты, танки, артиллерия, боеприпасы, топливо, продовольствие — список того в чем вермахт нуждался для продолжения войны был денным. Очень длинным.

В такой ситуации немецкое правительство через своего посла в Швеции запросило остановку боевых действий для проведения мирных переговоров. Рейхспрезидент Вицлебен был готов взять на себя позор нового Версаля, лишь бы спасти хоть что-то и не допустить полного уничтожения страны. Пока еще вражеские танки не пересекли собственно границу Рейха и еще было что спасать.

Глава 2

Стокгольм, Швеция, 23 февраля 1946 года

— Давайте не будем ходить вокруг да около, — посол Советского Союза в Швеции устало потер глаза и откинулся на спинку стула. Илья Семенович Чернышев лишь несколькими месяцев назад сменил на посту в Стокгольме саму Коллонтай, которой возраст и пошатнувшееся здоровье уже не позволяли полноценно исполнять возложенные на нее обязанности. Молодому дипломату при этом было всего тридцать пять лет, и он, откровенно говоря, совсем не чувствовал себя готовым вести переговоры с противником о возможном заключении перемирия. — Что вы хотите предложить Советскому Союзу? Говорите прямо, у меня данный разговор не вызывает ни капли удовольствия.

Посол Третьего Рейха на такую резкую отповедь только поморщился. Ему самому совершенно не доставляло удовольствие полученное из Берлина задание. Вот только выбора особого не было. Дабы не привлекать лишнего внимания, первый раунд переговоров, насквозь неофициальный и предварительный, было доверено провести уже работающим в Швеции дипломатам. Прилет в северную столицу таких фигур как Молотов или Шулленбург в данных обстоятельствах был бы слишком заметным и мог быть истрактован только одним способом. Чего было не нужно ни Германии, ни Советскому Союзу.

— Хорошо, — чуть помедлив согласился Ганс Томсен, куда более опытный дипломат нежели его сегодняшний визави. Ну и позиция у него была куда более слабая, что тоже не добавляло немцу настроения. Это большевицкий посол мог просто впрямую задать вопрос о цели встречи, ему же приходилось лавировать. — Новое правительство Германии заинтересовано в поиске путей по прекращению боевых действий между нашими странами и возможно к возврату status quo ante bellum. Правительство рейхспрезидента фельдмаршала Вицлебена в случае согласия Москвы согласно в качестве жеста доброй воли отвести войска и на рубежи признанных государственных границ.

Сами переговоры — или правильнее было бы их назвать предварительными консультациями — проходили на территории предоставленной шведским правительством. Шведы ежедневно возносили молитвы в небеса — Христу или Одину, тут уж не известно — за то, что в дни наиболее громких побед Третьего Рейха не поддались на посулы и не вступили в войну на стороне, казалось бы, победителя. Теперь же официальный Стокгольм — получивший еще и ко всему прочему советизированную Финляндию под боком — из кожи вон лез дабы показать проснувшемуся красному медведю, что не имеет с Германией вообще ничего общего. Не желая попасть под стальной каток русских танков, Шведы уже в январе 1946 года практически полностью прекратили торговлю ресурсами с своим главным до того экономическим партнером, что стало еще одним гвоздем в крышке гроба немецкой промышленности.

— Этого мало, — покачал головой Чернышев. — Советские войска выйдут на линию государственной границы в течение нескольких месяцев, до полугода, и это объективная реальность. Москва готова принять безоговорочную капитуляцию немецких войск и гарантировать, что на территорию Германии не ступит нога ни одного англичанина. Это максимум, на что мы можем пойти.

От этих слов у Томсена едва заметно дернулась щека. Дипломат многое повидал на своем жизненном пути, и пробить броню его невозмутимости было не так-то просто. Но у русского получилось. Почти. После событий августа-сентября 1945 года, после обмена болезненными ударами и уничтожения Лондона шансы на то, что островитяне будут к немцам снисходительны виделись исчезающе мизерными. Во всяком случае, пока у власти был Черчилль, для которого вопрос уничтожение Германии был вопросом личным.