Дмитрий Дашко - Штрафники 2017. Мы будем на этой войне
Вальяжных, пузатых и щекастых слуг народа в дорогих костюмах окружили со всех сторон и засыпали вопросами, жалобами, предложениями, требованиями.
Кое-как с участием полиции удалось убедить беженцев освободить магистраль. Поезда с многочасовым опозданием двинулись по назначению.
Депутаты дали несколько интервью с громкими заявлениями и с чувством выполненного долга убрались восвояси, со спокойным сердцем выбросив из головы весь выплеснувшийся на них негатив уставших и озлобленных людей.
Вечером кто-то забросал палаточный лагерь беженцев бутылками с зажигательной смесью. Тушили долго: не хватало воды, пожарные расчеты задержались в дороге. Кареты «Скорой помощи» прибыли с опозданием.
А уже утром толпа возбужденных, полных гнева и отчаяния беженцев шла в стоявший неподалеку город. Шла убивать.
Глава I
Примета
Они собрались впятером в этом небольшом уютном баре: все молодые — самому старшему не так давно стукнул «четвертак», — энергичные, поджарые, в хорошей физической форме. По значительному поводу переодетые в парадку. А повод и впрямь знатный: одному из них — Павлу Гусеву, присвоили очередное воинское звание «старший лейтенант».
С самого начала договорились: в банальную пьянку событие не превращать. Потому и закуску взяли нормальную: не каждый же день звание обмывают!
Народу в баре было немного, вечер только начинался. Парни пришли одними из первых и заняли свободную нишу с приятным неярким освещением и столиком на несколько персон.
Динамики музыкального центра выдавали какую-то вполне подходящую для такого заведения мелодию — что-то спокойное, ненавязчивое, когда можно разговаривать, не напрягая голосовые связки и не приникая к самому уху собеседника.
Молодая официантка с любопытством смотрела на парадную военную форму, ладно сидящую на офицерах, и старалась выглядеть привлекательнее, двигаясь плавно, улыбаясь больше, чем требовала ее работа. Однако парням она не понравилась. Была б посимпатичнее, или офицеры — чуть пьянее, обязательно закадрили бы. А так — все в рамках сугубо деловых отношений.
Звездочки, как и положено, лежали на дне двухсотграммового граненого стакана, до краев наполненного водкой.
Павел встал по стойке «смирно» и обратился к командиру роты:
— Товарищ капитан, разрешите обратиться? Лейтенант Гусев.
— Обращайтесь, — ответил ротный.
— Разрешите представиться по поводу присвоения очередного воинского звания — старший лейтенант?
Ротный тоже встал. За ним поднялись остальные, держа в руках наполненные лишь наполовину стаканы.
— Разрешаю, — ответил капитан.
Гусев начал аккуратно пить, стараясь не делать больших глотков, но и не смакуя, чтобы не окосеть раньше времени.
Ритуал предполагал следующее: после того, как водка выпита, звездочки необходимо поймать зубами и положить на каждый погон. Процедура, в общем-то, нехитрая. Другое дело, что не все способны зараз одолеть стакан водки. Но это уже традиция. Хочешь не хочешь, а надо.
До этого дня Павел никогда не пытался глушить водку стаканами. Во-первых, много, во-вторых, ни к чему столь сомнительное геройство. Всегда пил стопками — так, чтобы «нормально пошло», как говорится. А тут пришлось взяться за стакан.
«Традиция», — сказал ротный перед застольем, когда только обсуждалось, где «накрыть поляну».
Приказы в армии обсуждать не принято.
Уже на половине стакана Павел почувствовал, что водка не идет. Более того, лезет обратно. Многовато, черт возьми, многовато! Отчаянно содрогнувшись, Гусев проталкивал в себя горькую обжигающую жидкость, ударившую в нос нестерпимым запахом.
Не выдержав, закашлялся, покраснел, не допив почти четверть стакана. Сипло вдохнул, смахивая рукой выступившие слезы. Мученически морщась, опять начал пить, судорожно сглатывая.
Остатки водки потекли по подбородку и шее. В тот момент, когда звездочки оказались в зубах, новый приступ предательского кашля вырвался из груди. Звездочки полетели на стол.
«Черт, плохая примета», — подумал Павел, одновременно испытывая чувство стыда перед товарищами и командиром.
И, действительно, есть такое поверье: если звездочки в стакане остались либо не легли на погоны сразу после выпитого, носить их недолго. Знает об этом не одно поколение офицеров всех родов войск. Знали и присутствующие. Выражения их лиц оставались нейтральными, но каждый думал именно так.
Окончательно сконфузившись, Гусев подобрал со стола звездочки и положил на погоны, не прикрепляя.
«У остальных, не в пример мне, только по полстакана, им легче, — думал он. — Надо было настоять на стопке. В других ротах так пьют — и ничего».
— Разрешите сесть, товарищ капитан? — просипел Павел.
— Садитесь, старший лейтенант, — сказал ротный.
Это послужило командой для всех. Офицеры опустились на свои места, потянулись к закуске. Соседи, сидевшие слева и справа от новоиспеченного старлея, принялись прикреплять звездочки к погонам товарища.
Гусев чувствовал, что начинает пьянеть. Он не ел с самого обеда, а целый стакан на голодный желудок да еще с непривычки — то еще удовольствие. Он вилкой натыкал разной закуски себе в тарелку и стал есть, незаметно наблюдая за реакцией товарищей.
Вроде все нормально.
«Ерунда все это, — думал Павел. — Подумаешь, выплюнул звездочки на стол, так что теперь, верить в плохую примету? Не, ерунда, дослужусь до генерала, или я — не я буду».
Словно подтверждая его мысли, ротный произнес, обращаясь к сидящему рядом с ним молодому лейтенанту, командиру третьего взвода:
— Иванов, наполняй стаканы, только не по полной, а как в первый раз. Да вот так. Хм… Товарищи офицеры, предлагаю поднять тару за то, чтобы виновник торжества пил коньяк с генеральскими звездами на дне фужера.
Все загалдели, сдвигая стаканы. А Иванов вроде в шутку сказал:
— Только после вас, товарищ капитан. Ну, вы-то к тому времени уже генерал-полковником будете.
Ротный довольно улыбнулся.
Все изобразили веселье.
«Жополиз. Службу понял. Далеко пойдет, еще и командира обгонит», — подумал Павел, выпивая водку.
Вторая порция пошла значительно легче. Да и головокружение куда-то отступило. Он исподтишка поглядывал на свои погоны, испытывая чертовски приятное ощущение от того, что количество звездочек на них прибавилось.
Веселье шло по накатанной. Музыка гремела, народ сновал по бару. Ротный ушел, сославшись на дела, напоследок наказав, что завтра всем, как штык, быть на разводе. Следом за ним удалился Иванов. Остались только свои, так сказать.
Офицеры расслабились, разговаривая обо всем сразу и ни о чем конкретно. Изредка сдвигали наполненные только на четверть стаканы, уже просто так под «давай», ибо все тосты сказаны, да и не нужны они, особо среди своих.
Постепенно разговоры скатились к главному, что, признаться, беспокоило всех: ситуация в стране. А ситуация была аховая. Нищета в одних регионах, недовольство, митинги, столкновения с полицией, жертвы, разбитые витрины магазинов, горящие на улицах легковые автомобили и относительное спокойствие в других регионах странно переплетались по всей стране, где-то кипя накалом страстей, а где-то опасливо замерев в тревожном ожидании. Одни твердили, что лучше худой мир, чем хорошая война. Другие утверждали, что давно пора все менять, жить так дальше нельзя и невозможно.
Захмелевший Павел слушал своих не менее хмельных товарищей, рассуждавших о возможной войне как о непреложном факте.
— Будет война, я тебе говорю, — твердил лейтенант Косов — командир четвертого взвода.
— Согласен, — приобняв расслабленной рукой плечи Косова, вторил его собеседник — Мирон Давыдов — старший лейтенант, командир первого взвода. — Предлагаю за это выпить.
— Не понял. Ты че, в натуре, хочешь, чтобы война началась? — удивился Косов.
— А мне плевать — война так война. Скажут стрелять, буду стрелять, — ответил Давыдов.
— Даже в безоружных гражданских? — покачал головой Косов.
— Вот че ты подкалываешь? — начал заводиться Давыдов. — Хочешь сказать, что ты не будешь, если попрут на тебя толпой, а тебе прикажут открыть огонь?
— Буду, — подумав, кивнул Косов. — Иначе затопчут.
— Товарищи офицеры, предлагаю выпить, — вернулся к главному Давыдов.
— И закусить, — глубокомысленно изрек молчавший все это время Павел. — А то вы тут устроили угадайку — буду не буду. Прикажут — будете… Мужики, пьем за всех нас!
В который уже раз сдвинули наполненные на четверть стаканы, взаимно ощущая особое единение, что наступает у подогретых алкоголем людей.
Музыка плыла по бару. От заполненных гомонящими посетителями столиков столбами валил сигаретный дым, исправно поглощаемый вентиляцией.
