Владимир Булат - Лишь бы не было войны!
— Да что с тобой сегодня? Совсем заучился! — и Алеша назвал телефон из восьми
цифр (здесь, видимо, уже была общегосудаственная телефонная сеть). Мы вошли в
метро.
— Ну, пока, звони.
Алеша прошел через контроль, ловко показав карточку, а я направился к автомату и
после двух долгих гудков услышал в трубке собственный голос:
— Алло!
А у меня и язык отнялся, С чего начать?
— Вальдемар Тарнавский, — я как мог, изменил свой голос, — вам звонят из
университета. Мне поручено передать вам вашу работу.
На том конце провода почувствовалось замешательство:
— Какую работу? Как вы хотите?
— Где вы живете?
— Улица Героев Халхин-Гола, дом 3, квартира 14.
Такой улицы я не знал.
— А где это?
— Это Юго-Запад. Доезжаете на метро до станции "Кораблестроительный Институт", —
объяснял он, — а там направо по проспекту Стачек метров двести.
Мне ничего не оставалось, как ответить:
— Хорошо, спасибо, я скоро буду, — и повесить трубку.
Над автоматом висела металлическая карта Ленинградского имени Ленина ордена
Ленина метрополитена. Я долго, подобно дремучему провинциалу, изучал её.
Ленинград не превышал по размерам знакомый мне город, но восемь линий метро
переплелись такой невообразимой паутиной, что я далеко не сразу нашёл нужную.
Она начиналась в Невском районе, на улице Дыбенко, пересекала
Невско-Василеостровскую линию с переходом на Ломоносовскую, через две станции
("Тегеранская" и "Проспект Славы") пересекала Московско-Петроградскую линию с
переходом на "Московскую", потом пересекала Кировско-Выборгскую линию с
переходом на "Ленинский проспект" и шла вдоль Ленинского проспекта: станции
"Кораблестроительный институт" и "Улица Андропова". Поскольку Великой
Отечественной войны не было, должна отсутствовать вся связанная с нею
топонимика.
Я прошел через метрополитенный контроль, хладнокровно предъявив контролерше свою
студенческую карточку, чья стоимость равнялась стоимости "москвича". Тут мне
вспомнился чешский анекдот о человеке, который всякий раз, входя в метро,
предъявлял контролерше разные бумажки: от свидетельства о рождении до справки по
болезни, а под конец помахал просто рукой. Через пять минут я уже мчался в
переполненном вагоне метро. Приятно удивило меня отсутствие настырной рекламы. А
люди вокруг все те же, что и обычно: веселые, грустные, задумчивые, многие
читают.
Станция "Кораблестроительный институт" была украшена скудным орнаментом на
морскую тему и не имела эскалатора. Разумеется, нигде не сидели попрошайки.
Мороз на улице все крепчал, и мои глаза заслезились. Здания вокруг тоже
смахивали на сталинскую архитектуру: массивные формы, фигурные балконы, арки,
лепные карнизы, шпили. Все это строительство должно было занять много времени и
средств, но если этим людям не пришлось восстанавливать 1400 городов и поселков,
они могли позволить себе такую роскошь. А в просветах между этими дворцами
проглядывали самые убогие "хрущобы" с мусорными баками во дворах. Мой двойник
жил в доме похуже "сталинки", но получше "хрущевки" на тихой улице Героев
Халхин-Гола, почти совпадающей в пространстве с улицей Лени Голикова. Впрочем,
это не зависело от исторических случайностей.
Я поднялся на пятый этаж и позвонил в нужную дверь. Открыл мне сам Вальдемар.
Его удивление длилось гораздо короче, чем я мог ожидать.
— Я сразу узнал тебя, — пояснил он. — Ты звонил мне по телефону. А четыре дня
назад мне приснился дурацкий сон: прихожу я домой, а там я сижу. Откуда ты?
— Из другого мира.
— Понимаю, — он старался вести себя, как ни в чем не бывало: этакий дачник,
принимающий марсианина. — Из какого?
— Судя по тому, что я уже успел узнать, наши миры разветвились в 1941 году.
— Проходи, — пригласил меня он. — Я сейчас один.
Мы вошли в просторную комнату, служившую ему спальней и кабинетом — если
позволительно будет в конце XX века проводить такие градации. На столе стоял
миниатюрный новенький телевизор, по которому шла какая-то юморина: несколько
молодых людей в альпийский шапочках плясали и пели:
Солнечный круг —
Дойчланд вокруг…
Айн, цвай, драй,
Фридрих Энгельс.
Айн, цвай, драй.
Доктор Геббельс.
Айн, цвай, драй,
Пчела Майя!
Айн, цвай, драй,
Ну и я!
Вальдемар заметил, как я впился взглядом в экран, но все же отключил его. Тогда
я увидел над стулом крупную цветную фотографию. На ней Вальдемар обнимал ту
самую девушку, которую и я любил (увы, безнадежно) в своем мире.
— Это…
— …моя супруга. — ответил он со свойственной мне рисовкой.
Мы подошли к зеркалу. Действительно, мы были идентичны. Только мои волосы были
короче, ведь я недавно постригся. Одновременно мы машинальным движением
коснулись своих челюстей: и у него, и у меня не хватало одного зуба, удаленного
шесть лет назад.
— У вас нашли способ путешествий в параллельные миры?
— Нет. Это произошло случайно. Я опускался на лифте, возвращаясь от нашего с
тобой "общего друга", и… попал сюда.
— А как же ты меня нашел?
— Мне подсказал это Алеша, твой номер телефона.
Он думал. Потом еще раз внимательно рассмотрел меня, перевел взгляд на мой
пуховик и кожаную сумку с телевизором. Я как мог подробно и кратко рассказал о
нашем варианте истории.
— Это маловероятный вариант истории, — пожал плечами мой двойник. — А у нас все
было иначе. С Германией мы никогда не воевали. Были, конечно, охлаждения
отношений, особенно при Хрущёве, но война… Нет. А вот с Ниппонией,
действительно, война была, в 52-м году, потом умер Сталин, и новые руководители
заключили договор: Хрущев-дурак вторую половину Сахалина отдал. Ниппония же
четыре года всевала с Америкой, и их война закончилась ядерными ударами:
американцы уничтожили Хиросиму, а ниппонцы три дня спустя — Лос-Анджелес… А
потом наступил так называемый "вооруженный мир". Германская победа привела к
развалу колониальной системы, и теперь все четыре империи борются за влияние в
тропических странах. За нас — Куба, Ангола, Эфиопия. Германские сателлиты —
Палестина, Заир и Мадагаскар. Американцы хозяйничают в Западном полушарии, а
Ниппон — в Юго-Восточной Азии, — он протянул мне большой географический атлас.
Я полистал. Действительно, в центре Европы простирался от Вогезов до Немана
Священный Рейх Германской Нации. Италия владела почти половиной Средиземного
моря. На месте Израиля было Арабское Государство Палестина со столицей в городе
Аль-Кудс. Индия дробилась на множество мелких государств.
— Странно, — произнес я наконец, — мы живем в разных мирах, однако, мы похожи до
неотличимости, мы живем в одном и том же районе одного и того же города, у нас
есть как минимум один "общий знакомый". Тебе это не кажется странным?
— Да, странно, — согласился он, пожав характерным для меня жестом плечами. — Из
этого следует, что события последних пятидесяти пяти лет не повлияли или почти
не повлияли на историю нашей семьи… Давай-ка сверим вехи.
Мы назвали с десяток наших знакомых и обнаружили, что процентов на семьдесят эти
реестры совпадают. Потом мы взяли по машинописному листу, и каждый
самостоятельно набросал наше генеалогическое древо. У него оно оказалось богаче.
— Это вполне естественно. В твоем варианте — двое погибших на войне. Младший
брат деда, Аркадий, кстати, до сих пор жив. Ему уже семьдесят. Он работал в
управлении Литовского МГБ. А это его потомки…
У меня оставался последний аргумент:
— Но ведь наши с тобой дедушка и бабушка познакомились только благодаря войне.
— Как именно?
Я рассказал.
— А в нашем варианте, — возразил он, — все было иначе. В 1947 году над
американским штатом Монтана появилась летающая тарелка. Тогда все четыре империи
стали строить систему слежения за подобными объектами: все думали, что это
тайное оружие соседей. И вот представь, по всему Советскому Союзу строится
система наблюдательных станций. Это у Чингиза Айтматова в романе "И дольше века
длится день" описывается. Один из таких объектов устраивается в Гуляй-Поле. А
дед в это время как раз окончил авиационное училище…
— Он поступил туда, невзирая на дворянское происхождение? — удивился я.
— В сорок первом году все классовые ограничения были сняты. Таким образом, мы
нейтрализовали эмиграцию и вернули в страну добрую половину инженеров, писателей
