Терри Пратчетт - Финт
Финт поднял палец и, убедившись наконец, что полностью завладел вниманием Чарли, заявил:
– Ок, на кой-каких улочках, конечно, грязновато бывает. Пара-тройка дохлых собак, может, и труп старушки попадется, но так уж мир устроен, разве нет? Как говорится в Библии, своя грязь не колет глаз, верно?
– Ну это еще какими глазами посмотреть, – парировал Чарли. – И раз уж вы затронули эту тему, мистер Финт, в счет ваших двух шиллингов и еще одного, не могли бы вы мне процитировать еще какую-нибудь строчку из Библии, будьте так добры.
Здесь Финту пришлось поднапрячься. Он сердито зыркнул на собеседника и выговорил:
– Ну, это, мистер, «да не проткнется нога твоя о камень», да, точно, так там и говорилось, а вот шиллинга я что-то не вижу!
Чарли рассмеялся.
– «Да не проткнется нога твоя о камень»? Держу пари, вы в церкви на службе ни разу в жизни не были, юноша! Вы не умеете ни читать, ни писать; Боже праведный, вы мне хоть одного апостола по имени назовете? Судя по вашему лицу, я заключаю, что, увы, нет. И тем не менее вы пришли на помощь нашей юной леди, когда столь многие отвернулись бы и прошли мимо; так что вы получите целых пять шестипенсовиков, если возьметесь за это небольшое поручение от меня и мистера Мэйхью. Поспрашивайте здесь и там, распутайте этот клубок, друг мой. Днем вы меня застанете в редакции «Морнинг кроникл». В других местах меня не ищите. Вот вам моя визитная карточка на всякий случай. Мистер Диккенс – это я. – И он вручил Финту картонный прямоугольничек. – Да, вы что-то хотели спросить?
Финт явно засмущался – но все-таки выговорил:
– А можно мне повидать леди, сэр? Я ж ее толком не разглядел; вижу – парни убегают и подумал, вы, важные джентльмены, с ними заодно. Мне ж надо знать, как она выглядит, чтоб о ней толком расспросить, а скажу я вам, сэр, что задавать вопросы в большом городе – дело опасное.
Чарли нахмурился.
– Прямо сейчас, Финт, на ней живого места нет: вся в синяках и кровоподтеках. – Он на миг призадумался и продолжил: – Но в том, что вы говорите, есть свой резон; в доме нынче дым коромыслом, как вы легко можете догадаться. Дети проснулись; миссис Мэйхью их укладывает; девушка сейчас в комнате для горничных. Перед тем как туда войти, ноги хорошенько вытрите; и если эти ваши шаловливые пальчики… вы знаете, о чем я – шаловливые пальчики, которые преловко добираются до чужих вещей, и – «Ой, вот те на, елы-палы!» – вы понятия не имеете, как они там оказались… – Чарли умолк на полуслове. – Так вот, даже не пытайтесь, повторяю: не пытайтесь играть в эти игры в доме мистера Генри Мэйхью.
– Я не вор, – запротестовал Финт.
– Вы хотите сказать, мистер Финт, что вы не только вор. Пока что я поверю в вашу историю о том, как моя записная книжка попала к вам в руки… пока что поверю. Я заметил при вас небольшой ломик для открывания канализационных люков, из чего я заключаю, что вы – тошер, он же клоачный охотник – любопытная профессия, вот только к долгожительству не располагает. Так что мне очень любопытно, как это вам удается выжить, Финт, и в один прекрасный день я это выясню. Вот только не надо передо мной святошу разыгрывать. Я слишком хорошо знаю задворки этого города!
И хотя Финт ахал и протестовал, что с ним разговаривают точно с каким-нибудь преступником, он остался под сильным впечатлением: он в жизни не слыхивал, чтобы весь из себя расфуфыренный ферт употреблял выражение «елы-палы»; это лишний раз подтверждало, что мистер Диккенс куда как непрост и в его власти доставить трудолюбивому парнишечке тонну неприятностей. С расфуфыренными фертами надо держать ухо востро – а не то в один прекрасный день кто-нибудь доберется до ваших зубов с клещами, примерно так и вышло с живодером Уолли, здорово бедняге досталось – и все из-за паршивого шиллинга. Так что Финт прикинулся паинькой и смиренно проследовал за своим провожатым вверх по лестнице и через весь темный дом в маленькую спаленку, которая казалась еще меньше, поскольку врач еще не ушел и мыл руки в крохотном тазике. Врач скользнул по Финту беглым взглядом – а уж до чего недобрым! – вновь обернулся к Чарли и просиял улыбкой: так улыбаются людям, про которых доподлинно известно, что денег у них куры не клюют. Чарли правильно догадался: Финт и впрямь ни дня не провел в школе. Вместо того он всю жизнь чему-нибудь да учился, а это, как ни странно, совсем другое дело; и лица он умел читать всяко лучше, чем газету[2].
– Серьезный случай, сэр, очень неприятный, – объяснял врач Чарли. – Я сделал все, что в моих силах; швы наложены отменно, скажу без ложной скромности. Она, невзирая ни на что, девушка крепкая, и в этом ей здорово повезло. Сейчас ей необходимы уход и забота, а главное, время – лучший из целителей.
– И, конечно же, Господня милость, которая обходится дешевле всего прочего, – подхватил Чарли, вкладывая в докторскую руку несколько монет. И на прощанье заверил: – Разумеется, доктор, мы позаботимся, чтоб хотя бы в еде и питье у нее недостатка не было. Спасибо, что зашли, и доброй вам ночи.
Доктор одарил Финта еще одним злобным взглядом и торопливо сбежал вниз по ступеням. Да уж, неплохо уметь читать чужую физию, если живешь на улице, это точно. Финт уже дважды прочел в лице Чарли, что тот доктора не жалует – не больше, чем доктор – Финта; и, судя по его тону, Чарли куда более склонен полагаться на здоровую пищу и воду, нежели на Господа, – а об этом персонаже Финт слышал разве что краем уха и знать о нем почти ничего не знал, кроме разве того, что Он имеет дело главным образом с богатыми. Тем самым сбрасывались со счетов едва ли не все Финтовы знакомые (за исключением Соломона, который с Господом вовсю торговался, а время от времени давал Господу советы).
Когда габаритная фигура доктора наконец-то перестала загораживать обзор, Финт разглядел девушку получше. Лет ей, как ему показалось, было не больше шестнадцати-семнадцати, хотя выглядела она старше: так всегда бывает, если тебя избили. Дышала она слабо, а волосы у нее, насколько удалось рассмотреть, – чистое золото. Повинуясь внезапному порыву, Финт выпалил:
– Не в обиду будь сказано, мистер Чарли, но можно я подежурю рядом с леди, ну это, до рассвета? Я рук распускать не стану, клянусь вам, я ее впервые вижу, – но мне кажется, с моей стороны это будет правильно, сам не знаю почему.
Вошла экономка, обожгла ненавидящим взглядом Финта, и, как он не без удовольствия заметил, Чарли достался взгляд немногим более любезный. У экономки пробивались усики, из-под которых донеслось ворчливое:
– Извиняйте, если некстати, сэр. Я не возражаю приглядеть за еще одним «дивом в беде», что называется, но при всем моем уважении, за делишки этого юного беспризорника я вам не в ответе. Надеюсь, если нынче ночью он вас всех зарежет в собственной постели, меня никто винить не станет. Не в обиду будь сказано, понятное дело.
Финт к такого рода нападкам привык; люди вроде этой дурищи считали, что все уличные мальчишки без исключения воры и карманники: не успеешь глазом моргнуть, как они уже сопрут шнурки из ваших ботинок и продадут их вам же. Финт вздохнул про себя. Ну да, подумал он, про большинство ребят это, конечно же, правда… ну, почти про всех… но зачем же обобщать-то? Вот он, Финт, – никакой не вор; ни разу не вор. Он… он просто преловко умеет находить потерянное. В конце концов, мало ли что вываливается из карет и падает с телег! Он в жизни не запускал руку в чужой карман. Ну разве что пару раз, если карман так откровенно оттопыривался, что что-нибудь непременно бы выпало, а он, Финт, живо бы подхватил – до земли бы не долетело. Это никакое не воровство; просто зачем же на улицах мусорить, да и если на то пошло, случалось оно всего-то навсего… сколько-сколько? Пару раз в неделю? В конце концов, это просто тяга к аккуратности, и все же некоторые люди такие недалекие, они тебя того гляди вздернут, и все из-за недопонимания. Да вот только шанс недопонять Финта им ни разу не представился; нет уж, дудки, он верткий да скользкий и уж всяко поумнее старой дуры, которая и в словах-то путается (если на то пошло, что такое «диво в беде»? Мура какая-то! Если кто и попал в беду, чему тут удивляться-то?) Работка хороша, если только подвернется, хотя, строго говоря, Финт с неизменным постоянством избегал всего того, что можно было бы назвать работой. Он, конечно же, тошер, клоачный охотник, это дело он просто обожает. Но это не работа – это образ жизни, только тогда и живешь по-настоящему. Не будь он таким дурнем, он бы уже давным-давно сидел там, внизу, в канализации, пережидая, пока гроза утихнет и откроется новый мир богатых возможностей. Он бесконечно дорожил этими своими вылазками, но прямо сейчас лапища Чарльза крепко ухватила Финта за плечо.
