Собиратель земель (СИ) - Старый Денис
— Сотник Прус! — кричал еще издали ближний ратник воеводы, спешно приближающийся к месту у детинца, где изготовился, якобы, к бою Прус и остатки его большой сотни.
Сотник подобрался, переглянулся со своим старшим десятником. Лицо Пруса становилось решительным и от отринул все сомнения, приняв за веру, что предполагаемое его предательство и вовсе предательством не является. Человеку свойственно искать оправдания своим не лучшим поступкам. Все же воевода Карачун убил двоих друзей Пруса, даже родственников. Так что сотник в своем праве, не только в том, чтобы даже перейти на сторону Братства, но и на месть воеводе Карачуну.
— Воевода приказал остановить всеми силами сотни прорвавшихся пернатых всадников врага, — передал приказ Карачуна вестовой.
— Пошли со мной! — потребовал Прус.
В некотором недоумении вестовой проследовал за сотником до угла мастерской по изготовлению керамики, где и базировалась сотня. Недоумение только усилилось, когда воин, посланный воеводой, понял, что стоит уже с перерезанным горлом, откуда хлещет кровь. Прус, приняв решение, действовал жестко.
— Вывешивайте белую тряпицу! — выкрикнул сотник.
— Я рад, старший, что ты вернулся, стал тем, за кем я когда-то без сомнений пошел, — сказал старший десятник Чудин.
Минут через десять сотня Пруса провожала взглядом крылатых ратников Братства, о которых ходят самые разные слухи, начиная с того, что они скопцы, то есть с отрезанными мужскими достоинствами, до того, что одним словом намоленным могут поражать противников.
Конные Братства почти беспрепятственно входили в детинец, где начиналась сущая резня.
Глава 13
Я стоял в центре детинца и смотрел на своего врага. Воевода Карачун стоял на карачках обессиленный, израненный. А чтобы он не убежал, его разули и разрезали ступни, напихав в раны земли. Все лицо воеводы Ростислава Юрьевича представляло собой сплошное кровавое месиво, наверняка, и ребра переломами воину.
Я умею уважать сильного врага, не глумиться над ним, а дать с честью умереть. Дело слабых тешить свое самолюбие, глядя на то, как сильный человек не может за себя постоять. Карачун до конца остался верен своему князю, создал мне немало сложностей при штурме.
— Дайте ему меч! — приказал я.
Стоявшие рядом Веснян, Ефрем, Боброк, поняли меня. Я их, так или иначе, учил, прививал свои понятия чести и достоинства, хотя они и без моего вмешательства не были лишены подобных качеств. Так что без лишних вопросов Карачуну дали в руки меч.
— Возьми оружие! Ты умрешь с ним в руках, как настоящий воин. Если тебе нужен священник для исповеди, я подожду и вызову святого отца, — сказал я.
— Достойно, спаси Христос, враг мой, — разбитыми губами прошептал Карачун. — Не тяни, убей, мне мой позор больше боли приносит, чем покалеченное тело.
И я не стал тянуть, рубанул по бездоспешной шее своего врага, с первого же удара удалось почти отсечь голову, что не тривиальная задача. А почти… так на коже она болталась, что я поспешил исправить, окончательно обезглавив Карачуна.
— С почестями воина захороните! — сказал я и посмотрел направо, где во дворе княжеского терема стольного града Владимира стояли командиры тех подразделений воеводы Карачуна, что предали своего командира. — Кто старший?
— Я! Сотник Прус, — отозвался коренастый крепыш с кучерявыми русыми волосами.
— Почему предал своего воеводу и клятву нарушил? — спросил я.
Вопрос звучал, как говорят, не в бровь, а в глаз. Я специально называл то, что сделали некоторые командиры воеводы Карачуна, предательством. Как именно человек среагирует на такие обвинения, что скажет в свою защиту, это все покажет, насколько низменный человек передо мной, ну, или еще не пропащий и может сослужить службу. Если причина предательства банальная трусость, то такое непотребство мне не нужно ни в Братстве, ни рядом с ним.
Услышав от Пруса его историю про то, что он и не русич даже, что из вендов, а предал по объективным причинам, пусть предательство все равно остается таковым, я не стал пороть горячку, а задумался, где применить этого сотника. Ну, не из-за банальной трусости сотник решил вывесить белый флаг.
Я решил, что те, кто сдался во Владимире, не все, но сотник Прус точно, могут поучаствовать в деле колонизации Подвинья, балтских земель у устья Западной Двины. Безусловно, под контролем и при условии, что их семьи останутся под моим присмотром.
— Отправишь свою семью в Воеводино. Там они будут получать и еду, и дом отстроят. Ты говоришь, что жена и дочь у тебя? — Прус кивнул.
— За них не беспокойся. Слово мое, что нужды не испытают. А покажешь себя верным и сослужишь службу, так отправятся к тебе, — сказал я в присутствии скопления людей, что намного утяжеляло слова.
Направившись в княжеский терем, я усмехнулся. А кто сейчас сильно помешал бы мне взять власть во Владимирском княжестве? Ну, и пусть только Рюриковичи застолбили за собой право править на Руси. Я же могу объявить тот же Владимир землями Братства.
Могу, но не буду, я за единство Руси. И вот мой первый «подарок» — белый флаг, и то хорошо. А что с ним делать дальше?.. Сделаю подарок великому князю, чтобы он меньше строил против меня интриги, которые уже, наверняка, задумал.
Что-то мне подсказывает, что такое княжество может скоро перестать существовать. Владимирская волость под управлением волостного посадника. Так лучше, так Россия сильнее!
Что может быть слаще победы? Конечно же, подсчет выгод, которые она принесла. Если затраты оказались меньшими, чем доход от войны, то война правильная. Экономика — соль войны. Экономика — суть всего. Если есть деньги, то можно развивать социальную сферу, строить жилье, нормально питаться, растить детей, без большого ущерба для общества и государства воевать.
С деньгами можно развивать и культуру, иобразование. Как построить храм без серебра? Внынешних реалиях его и с деньгами не так легко возвести. Вон, мы уже почти год строим и еще год строить будем, как минимум. Но… это феноменальная скорость возведения большого храма, которая возможна благодаря созданию цемента и кирпичей, а так же благодаря задействованным на строительстве сразу почти пятидесяти строителям.
Так что деньги, как это не прискорбно, делят главенство в системе мироустройство, например, с любовью. Я верю в любовь в широком смысле этого понятия, когда чувства не только к женщине, но и к родине, к своим детям, к родителям. Разве мало в истории происходило и будет происходить из-за любви? Или ненависти, которая рядом шагает с любовью?
Но, лирику оставим на потом, а пока о трофеях. Итак… Четыре тысячи двести восемнадцать гривен серебром, прибавляем к этому где-то под три с половиной тысячи арабских дирхем, которые почти вышли из оборота, но, видимо, кто-то хранил старые монеты и был ограблен людьми Ростислава Юрьевича. Серебряных изделий также вышло на пару пудов. Золота сильно мало, сравнительно, конечно. Килограмма полтора вышло различными изделиями и старыми монетами, с десяток златников Владимира нашлось и даже, я очень удивился этому факту, какая-то, скорее всего, древнеримская монета.
Такое количество серебра, что собрано, по моему скромному или не очень, мнению, уже достаточно для того, чтобы начинать чеканить монету. Механизм по чеканке монет, роликовый пресс, приводимый в движение водным колесом и делающий идеально ровные кругляши, с последующим нанесением на них теснения, ждет своего применения. Такие не сильно мудреные станки использовались вплоть до начала восемнадцатого века. Но пока Русь будет первой, где получит распространение на уровень качественнее иных монета.
Кроме серебра, во Владимире было затрофеено много тканей, как льняных, так и шерстяных, меньше шелковых. Не самый необходимый ресурс, учитывая то, что у меня во Владово простаивают прядильные машины, которым просто не хватает сырья. Все перерабатываем в лет, быстро, а увеличение поголовья овец — процесс не одного года, даже, если на решение этой проблемы трудится вся огромная Орда хана Аепы.
