Сергей Конарев - Балаустион
Эвдамид, молча глядя на юношу, сидел на мраморной скамье в секторе, где помещались места для высших аристократов.
— Более всего ты гневишь государя своей пустой болтовней! — ответил за брата Леотихид, сидевший слева в такой же, как у Эвдамида, пурпурной одежде. — Делай, что тебе говорят, и не забывайся, эномотарх Исад!
Эвдамид остановил брата движением руки и сказал, попытавшись придать голосу нотки мягкости:
— Ступай, Исад. Покажи всем этим недотепам, где живут лучшие в мире воины!
Разговор был окончен. Побледнев, Исад коротко кивнул, ударил, с ненавистью глядя в глаза царю, кулаком в грудь, и, ни слова не говоря, стал спускаться вниз, к полю стадиона. Пришедший вместе с ним Леонид, бывший командир Исада, смотрел на Эвдамида с мрачным недоумением.
— По-моему, ты совершаешь ошибку, государь! — веско проговорил он.
Эвдамид ничего не ответил, лишь нахмурил густые брови. Зато опять открыл рот Леотихид.
— Не твоего ума дело, — дерзко глядя в глаза Леонида, заявил он. — Твоего совета не спрашивали, так что, клянусь Ареем, лучше тебе заняться своими делами, дружок!
— Я не дружок полукровкам! — с каменным лицом заявил Леонид и, повернувшись, пошел прочь.
Эвдамид предупредительно положил тяжелую руку на плечо перекосившегося от гнева брата и вполголоса бросил:
— Уймись!
— Но, ты слышал, что он….
— Нет, не слышал. И ты не слышал.
Глаза братьев встретились. «Уймись, или пожалеешь». Леотихид прочел это во взгляде Эвдамида ясно, как написанное на пергаменте. Жизнь научила рыжеволосого бастарда, что со старшим братом лучше не спорить — обычно невозмутимый и здравомыслящий, в гневе он частенько перегибал палку.
Тряхнув густой медной шевелюрой, Леотихид запрокинул голову, отрывисто хохотнул в присущей ему манере и воскликнул:
— Пес с ним! Пусть катится к демонам! А нас ждет прекрасное зрелище!
О не заметил, что сзади, со скамьи эфоров, его затылок прожигает еще один ненавидящий взгляд. Эфор Фебид, отец Исада, только что кардинально пересмотрел свою лояльность по отношению к династии Агиадов.
— Я вспомнила! Об этом случае на Немейских играх! Кто-то из мужчин рассказывал — не то брат, не то отец. Там была бойня, верно?
— Самая настоящая, клянусь Меднодомной! Против двадцати четырех бойцов греческих городов управители состязаний выставили двадцать четыре гладиатора, и не из худших. Нужно было видеть, как пошли они — стенка на стенку! Вот это была рубка! Стадион, конечно, стоял на ушах! Гладиаторы стали давить наших с самого начала. Через четверть часа соотношение было десять рабов против четверых оставшихся в живых греков. Среди последних оказался и Исад. Остальные — и гладиаторы, и добровольцы умирали вокруг в криках, крови и вони от собственных выпущенных кишок.
— Фу-у!
— Прости за эти подробности. Я как сейчас помню этот последний эпизод боя. Мы с Аркесилом подлезли к самому ограждению….
Четверка тяжело дышавших греков сбилась посреди арены. Один из них, фиванец Зикрат, морщился и все время сплевывал на песок арены окрашенную кровью слюну. Левая ключица у него была перебита рубленой раной, и на ноге, чуть выше колена, сочился красным глубокий порез.
— Хреновые наши дела, друзья! — задыхаясь, произнес он, наблюдая, как гладиаторы окружают их кольцом.
— Ты прав, клянусь собакой. На кой ляд дался мне этот заклад? — тоскливо вторил ему квадратноголовый Филистион, отпущенник из Этолии. — Все этот Карист, сволочь! Смерти моей захотел, чтобы самому Эвнику тыркать!
— А я, дурак, на награду польстился, — вздохнул Зикрат, обронив еще один розовый сгусток слюны. — Теперь подохну здесь, и даже похоронить будет некому.
— Хватит вам хныкать, сопляки! — прикрикнул на них боец из Халкиды, крепкий, коротко стриженый наемник-пельтаст. За те четверть часа перед боем, в которые бойцы, оживленно треплясь, ожидали выхода на арену, он так и не назвал своего имени. — Надо было держать ваши пухлые жопы подальше от таких игр. А раз ввязались, так умейте умереть как мужчины. Вон, посмотрите на спартанца! Хоть бы пикнул!
— Да что на него смотреть? — в истерике выкрикнул Филистион. — Они же там все головой о стену битые, в этой Спарте! Им жизнь на хрен не нужна! А я бы еще пожил, попил винцо и баб потискал!
— Ну так живи, — Исад повернул к этолийцу узкое, как нож, лицо. — Смотри, их всего-то десять. Убьем их и пойдем по домам.
Это было сказано таким тоном, что Филистион не нашелся, что ответить, только еще больше покраснел лицом.
— Верно говорит лакедемонянин! Прорвемся! — гаркнул халкидянин. — А ну, парни, плечо в плечо! Рабы подходят! Подходят!
Трибуны огласились новым взрывом криков, воя и свиста. Так публика реагировала на то, что гладиаторы после короткой передышки вновь кинулись в атаку. Это были почти сплошь галлы, из первой партии пленных присланных из Галлии наместником Юлием Цезарем с начатой им войны. Высокие, мускулистые, светлоглазые, они жаждали крови словно волки, окружившие истерзанную отару.
— Хотите жить — держите мне спину! — крикнул Исад товарищам, ныряя под меч первого нападающего. Из-под его руки уже метился второй. Жесткий лязг металла. Дуновение Смерти, пролетевшей в пальце над головой. Снова батман. Пируэт, удар.
С гортанным проклятьем варвар отскочил назад, недоуменно уставившись на свою грудь, из отверстия в которой упругими толчками выплескивалась кровь. Ноги вдруг отказались ему служить, и он грузно повалился наземь, хрипя проклятия на чужом языке.
— Давай, спартанец, давай! — заорал халкидянин, остервенело отбиваясь от двоих наседавших на него гладиаторов.
Краем глаза Исад заметил, что Филистиону и Зикрату приходится туго: на первого насели трое, а второй совершенно ослабел от ран и еле отмахивается от ударов. Помочь им, однако, лакедемонянин не мог: против него самого оказались четверо рабов, смекнувших, от кого исходит главная опасность. Подбадривая друг друга, они разом бросились на него, слаженно целя одновременные удары в разные уровни. Не дожидаясь, пока длинные жадные клинки до него доберутся, Исад сам кинулся навстречу врагам, крутнулся волчком, пригнулся, уходя от горизонтального удара в голову, в пируэте, едва касаясь земли, промчался между двух нападавших. Они заорали, резко обернулись, попытались достать, не успели… И только сейчас заметили, что их стало трое, четвертый с перерубленным коленом, воя, катался по песку арены.
В этот же момент галлы зарубили Зикрата. Меч ударил ему в висок с такой силой, что голова фиванца словно взорвалась. Кости и кусочки мозга брызнули во все стороны, а тело, конвульсивно содрогаясь, тяжело, словно неохотно, опрокинулось, и продолжило свою жуткую пляску на пропитанной кровью земле.
— Не-ет, ублюдки! — заорал Филистион, и, кинувшись на одного из противников, умудрился зацепить его концом меча по лбу. Кровь хлынула галлу на глаза, и он резво отскочил назад, а два товарища прикрыли его, напав на этолийца с двух сторон. Получив небольшую рану в левое плечо, здоровяк Филистион отскочил назад и встал спина к спине с седым халкидянином, который уверенно крутил мечом и только что выбил еще одного гладиатора. Теперь рабов было шестеро против троих греков.
Бой возобновился со следующим ударом сердца. Противники Исада наседали на него невероятно жестоко. Ему еще никогда не приходилось двигаться так быстро: уворачиваться, приседать, парировать, отпрыгивать и нападать одновременно. Молодому спартанцу удалось ранить двоих, но галлы, верные своим воинским традициям, продолжали биться, несмотря на раны. Они знали, что силы человеческие не беспредельны, и скоро их виртуозный противник выдохнется и допустит промашку. Главное — не давать ему передышки! И они нападали, давили, атаковали беспрестанно.
Меж тем пельтаст-халкидянин, крикнув: «Прикрывай!», бросился в искуснейшую атакующую комбинацию. Знатоки фехтования, сидевшие на рядах, возбужденно толкали друг друга локтями и восклицали:
— «Атака Персея»! Гляди-ка, «атака Персея»! Во, дает старикан!
Завершив последнюю обманную петлю, меч халкидянина хищной птицей клюнул в горло ошарашенного натиском гладиатора и тут же устремился в сторону, успевая отбить атакующий удар со стороны другого. Однако в этот момент тот самый галл, которого Исад заставил кататься от боли, перерубив колено, волею момента оказался совсем рядом и, конечно, не преминул схватить старого воина за ноги.
— На помощь! Этолиец! — в отчаянии крикнул пельтаст, тщетно пытаясь удержать равновесие. Филистион обернулся, но лишь успел увидеть, как голова халкидянина дрогнула под безжалостным клинком и повисла, почти отделенная от тела, на одних сухожилиях. Острейшая боль в левом боку отвлекла этолийца от этого зрелища. Враг замахнулся для повторного удара.
