Константин Костинов - Сектант
— Ничего не снилось.
— Ницего — это хорошо, — кивнул Никитич, — Это оцень хорошо. Ну цто, раз проснулся, нужно за работу приниматься.
— Ага, — вяло согласился Сергей, вспомнивший вчерашний день.
Нужно приниматься за работу. Каждое утро. Весь остаток жизни. Потому что отныне это — твоя жизнь. Работа-сон, сон-работа. Выхода нет. Как он вообще поверил в то, что сможет найти здесь магов? Магов! У большевиков!
Для полного счастья судьба, закинувшая его в это время — все-таки пока Сергей не мог переключиться на то, что это параллельный мир — не только лишила его пути назад. ОН даже не обладает знаниями о будущем. Потому что, мать-мать-мать, это не прошлое!
Нет, конечно, с альтернативкой ему еще повезло: у власти не Сталин, а другие большевики, более адекватные, по крайней мере, судя по терпимости по отношению к церкви. Сергей хотя бы мог не бояться, что его расстреляют как шпиона. Хотя…
Даже прорвись он к Сталину и что он сможет ему рассказать? Что? Что война начнется…
Кстати. Сергей вспомнил, что вчера было воскресенье, двадцать второго июня. Ровно шестнадцать лет до начала войны. Интересно, а будет ли война в этом мире? И КАКОЙ она будет?
Плетясь с косой за Никитичем, рассуждавшим о том, что скоро зацветет липа, и нужно будет таскать ульи поближе к местам цветения, Сергей размышлял о войне.
С одной стороны, раз У власти — не Сталин, значит, не будет расстрелов полководцев. „Тухачевский-Блюхер-Гамарник-Якир-Уборевич!“, блин, вот ведьма старая — вспомнил Сергей свою историчку, — она так яростно перечисляла жертв Сталина, что они даже запомнились. Раз здесь они останутся живы, значит, война может пойти более успешно для России. В смысле, для СССР.
С другой стороны, раз Сталин не получил власть, то кто сказал, что у власти Гитлер? Может, суть альтернативки в том, что Великой Отечественной просто не будет? Интересно, знает ли Никитич о Гитлере?
— Анисим Никитич, — обратился к хозяину Сергей, — А ты случайно не слышал о Гитлере?
— Гитрел? Это кто?
— Да нет, Гитлер. Немец такой.
Никитич задумался.
— Немец? А где он живет?
— В Германии.
— Гярманский немец? Нет, тогда ня знаю.
Ну, незнание Никитича — не аргумент. Он и фамилию Рыкова — нынешнего правителя СССР — не помнит…
* * *Косили до самого вечера. Если Никитич — человек привычный — и для него особого труда не составило — хотя рубаха и промокла от пота насквозь, то Сергей к концу дня держался на чистом упрямстве.
„Давай, слабак, давай, работай! Это теперь — твоя жизнь! Терпи!“
Мозг, не желавший такого счастья, подкидывал одну гениальную мысль за другой. То размышления о том, что Алена — не специалист и могла ошибиться в том, что таких вещей как артефакт, сейчас нигде нет. Может, стоит поискать еще колдунов? Поопытнее?
Или приплывала мысль о том, что, может быть, это все-таки не альтернативная история. Вдруг Сталин со дня на день готовит переворот, в ходе которого и придет к власти? Хотя логика подсказывала, что в этом мире слишком много отличий от реальности Сергея, что это и вправду оказалось прошлое. Те же червонцы, например.
— Никитич, — спросил Сергей, когда они присели отдохнуть под деревом, — Что за деньги „червонцы“?
— Цервонцы? Хорошие деньги, — Никитич отхлебнул воду из фляги, — Золотые. Раньше при царе их выпускали, сяцас большавики пецатают. Их, говорят, и за границей принимают. В Англии, во Франции, в Италии… В Эстонии хорошо бярут…
Скажи это, например, Данила, Сергей принял бы за большевистскую пропаганду. Но Никитич-то — человек деловой.
Советский червонец — конвертируемая валюта. Какое еще нужно доказательство того, что это — альтернативка?
Можно, конечно, взять трофейный кошелек с теми самыми червонцами и уехать в город. И что? Что ты в городе будешь делать? Без документов? Да первый же попавшийся мент сразу заметет. Пусть времена здесь немного полиберальнее, чем в нашем мире при Сталине, однако уж всяко пожестче, чем в двадцать первом веке. Тут наверняка и в поезд без паспорта не сядешь. Так что жить тебе здесь, Сярежа, до самой смерти. Или до войны.
Продолжай косить.
Дома, после работы, Никитич скинул рубаху и ахнул на себя ведро воды из колодца:
— Уах-ха-ха!!! Сярежа, остудись, если хоцешь.
Сергей вздрогнул при одном взгляде на ведро. Вода наверняка ледяная… Простудиться можно… А почему нет?
„Что я теряю? Простуда? Ну и что?!“
Сергей снял рубаху, взял ведро, крякнул — тяжелое, деревянное — и опрокинул на себя.
— Уах-ха-ха!!!
От холода даже сердце чуть не остановилось. А потом все тело накрыла горячая волна. Сергей почувствовал неожиданную бодрость. Казалось, можно вернуться и покосить еще столько же.
Ну вот, а ты боялся…
Никитич прищурился и осмотрел своего „плямяша“. Тощий как хворостина, все ребра наружу, живот впалый. В чем только душа держится… Подкормить бы его, да нечем.
Ночью, перед тем, как уснуть, Сергей решил: жить в деревне он не хочет. С такой работой он и до войны-то не доживет. Значит, нужно уезжать. Чуть попозже.
В глубине души Сергей чувствовал, что не сможет уехать: здесь тяжело, но уже привычно — за две-то недели — еще немного и он не захочет ничего менять. Но планы строить не прекращал. Как и всю свою жизнь.
Во-первых, нужно в следующее воскресенье уточнить у Данилы насчет Гитлера: у власти, не у власти, есть ли здесь вообще такой. Может, ближе к сорок первому году нужно будет перебираться куда-нибудь за Урал. Чтобы война не достала.
Во-вторых, узнать насчет паспорта. Как можно получить, какие справки собирать, может, заплатить кому.
В-третьих, раз уж здесь все с оружием, может научиться стрелять. Револьвер есть. Никитич похвалил за то, что накостылял Андрюхе и, взглянув на Сергеев трофей, определил его как наган. Так вот ты какой, северный олень… Патронов всего семь штук, но может, удастся достать еще немного и научиться стрелять? Дело нужное.
Сейчас револьвер лежал вместе с мечом. Старинное оружие и современное. Как символ чего-нибудь? Интересно, меч и револьвер можно посчитать символом или „бывают и просто сны“? Господи, какая чушь в голову лезет…
В-третьих… В-третьих, решил засыпающий Сергей, нужно будет еще раз сходить к Алене. Может, она все-таки знает хоть кого-нибудь из своих коллег, кто даст Сергею наводку… На водку… На пиво…
Во сне приходили беспризорники.
Сергей вскрикивал и просыпался, чувствуя, боль в животе в том месте, куда угодили шилья.
„Сколько я выдержу?“…
* * *Тук!
Нож мелькнул черной рыбкой и вонзился в столб.
А, ч-ч…
Блин.
Как ругаться-то?!
Сергей подошел к столбу и дернул нож. Еще раз дернул.
Нож пискнул и вытащился.
Нет, так не пойдет. Нужно или бросать с меньшей силой или найти другую мишень. Например…
Сергей скрутил из сена толстый плотный жгут. Сложил пополам, перевязал обрывком бечевки.
Вот. Мишень.
„Мишень“ больше походила на странноватую куклу. Сергей покрутил ее, отделил два пучка и перевязал их травинкой. Пучок приобрел две расставленные в стороны руки и мишень стала похожа на макет пугала из американских фильмов ужасов. Даже жутковато.
— Надеюсь, ты ко мне приходить во снах не будешь, — Сергей установил мишень на землю у основания заборного столба, отошел в сторону…
Шухх!
Нож воткнулся точно в „голову“ куклы. Отлично.
Шухх!
Отлично.
Метать ножи у Сергея всегда получалось хорошо. Лишний аргумент не повредит.
Шухх!
Шухх!
Шухх!
В четверг Сергей проснулся как обычно — как УЖЕ обычно — с рассветом. Всю неделю они с Никитичем занимались сенокосом, он и сегодня планировал отправиться на луг. Запах свежего сена Сергею уже опротивел и вызывал ассоциации не с сеновалом и румяными девушками-селянками, а с тяжелой работой, гудящими руками и насквозь пропотевшей рубахой.
Шухх!
Шухх!
Шухх!
Однако Никитич, увидев выползающего с сеновала батрака, хлопнул Сергея по плечу и сказал, что сегодня они, по всей видимости, повезут ульи к липам. По народным приметам сегодня липы должны расцвести. А для того, чтобы не тащить ульи зазря, Никитич отправится на разведку. После чего пасечник вскинул на плечо свою походную котомку и ушел.
Вообще-то Сергея брало сильное сомнение, что Никитич на самом деле отправился к липам. Возможно, он пошел по своим таинственным ночным делам.
Никитич не говорил, но по обмолвкам, по намекам, Сергей понял, чем зарабатывает на жизнь его хозяин кроме пасеки.
Жизнь крестьянина в Песковской губернии — да, до сих пор губернии, хотя большевики у власти уже восемь лет — тяжела и голодна. Сырой, холодный климат, бедные почвы не позволяли вырасти ничему более-менее подходящему для пропитания в достаточных количествах. По словам Никитича, хлеб до революции приходилось покупать. Покупать! Хлеб! Крестьянам! А для покупок нужно что? Правильно, нужны деньги. Которые, к сожалению, из земли не растут. А того, что растет, не хватает самому, не только на продажу. Поэтому большинство песковских крестьян занималось так называемым отхожим промыслом. Несмотря на подозрительное название, промысел заключался в следующем: в свободное время, то есть чаще всего зимой, крестьяне изготавливали что-то на продажу. Корзины плели, горшки обжигали, печи клали, игрушки-свистульки делали, гусей выращивали, лён, рыбу ловили, шкуры выделывали, в лесу охотились. Свечи восковые лепили. В общем, не хочешь с голоду подохнуть — научишься крутиться. А Сергей всю жизнь думал, что крестьянский труд тяжелый, но тупой: ковыряйся в земле с утра до вечера и всего делов. А тут такой бизнес крутится, куда там всяким ЧП.
