Джеймс Фелан - Охотники
Девушка устроилась поудобнее, выпрямила спину, пододвинула камеру так, чтобы в кадре помещалось лицо целиком.
«Я проехала мимо группы этих людей. Они выглядели больными, измученными, как и другие, которых я видела. Их было человек пятьдесят, наверное. Они стояли вокруг огня. И еще, еще – они выглядели… дружелюбно».
Девушка опустила глаза. Может, у нее, как и у меня, была привычка щелкать пальцами от волнения.
«Сейчас почти три. Пока светло, я снова хочу сходить туда. Может, я сумею поговорить с теми людьми у костра в парке».
Она сидела молча и смотрела в объектив, смотрела прямо на меня. Потом смахнула слезинку.
«Я устала от одиночества».
Она глубоко вдохнула и выдохнула. Ее нижняя губа еле заметно вздрогнула. Хорошо бы нам встретиться…
«Я уже не знаю, кто я…»
Девушка потянулась вперед и выключила камеру. Крохотный экран погас.
Я нашел листок, написал на нем несколько слов о себе и пообещал ждать каждый день в десять утра у входа на каток возле Рокфеллеровского центра, если вдруг она или кто-нибудь другой решится прийти. Я положил записку возле камеры и хотел было тоже наговорить что-нибудь, но передумал: зачем портить ее дневник? И вообще, я себе мало нравился на видео: голос получался какой-то писклявый.
В квартире были две спальни, одна из них – с большой гардеробной. Я осмотрел вещи – и понял, что девушка жила здесь вместе с родителями. В ящиках ее отца я нашел себе чистые носки, футболку, теплую байковую рубашку. Мои джинсы еще не высохли до конца, но делать было нечего. В комнате девушки нашлась вязаная шапочка. К счастью, кроссовки успели высохнуть за ночь; я затянул шнурки потуже. Потом перебинтовал руки, застегнул под самое горло черную дутую куртку.
Я не стал брать в квартире никаких вещей, если не считать свежей одежды: ушел, как и пришел, только со слабеньким фонариком.
Я окинул квартиру прощальным взглядом: кроме двух спален, здесь были огромная ванная, просторная гостиная-студия и отдельный кабинет. В гостиной было полно фотографий, запечатлевших счастливых, еще не старых людей и их дочь, которую я видел в камере. Вряд ли я вернусь сюда, но кто знает…
Возле запертой изнутри двери я остановился и прислушался. Снаружи было тихо. Только через пять минут, убедившись, что за дверью никто не прячется, я открыл замки и вышел.
Тусклый свет фонарика кое-как освещал лестничную клетку. Возле лифта луч выхватил горшок с искусственной орхидеей. Я отломал один цветок и воткнул его в щель рядом с ручкой. Вернувшись, девушка поймет, что здесь кто-то был и этот кто-то не желал зла. А если я вдруг решу вернуться, то буду знать, что она или кто-то другой приходил сюда.
На улице было очень холодно. И тихо. За ночь снег почти растаял, дождь смыл пепел и грязь, хотя свинцово-серые, покрытые неподвижной пленкой лужи никуда не исчезли. Я прошел квартал в южном направлении. Солнце стояло довольно высоко, небольшие деревья не давали тени, и я наслаждался ярким светом. Несмотря на холод, солнечный свет нес радость и умиротворение. Я чувствовал себя почти как дома.
Нужно было подняться в наш небоскреб в Рокфеллеровском центре, поесть, отдохнуть, осмотреть сверху город, составить план на завтра…
Резкий звук вернул меня в реальность. Он был похож на шум двигателя и шел с севера.
Я спрятался за такси, вжал голову в плечи. Шум быстро нарастал и вскоре стал настолько громким, что сомнения развеялись: это не легковая машина. По крайней мере, не обычная легковая машина. Больше похоже на грузовик, вернее, на несколько грузовиков сразу.
Стараясь не выдать себя, я очень тихо переполз за багажник и, задерживая дыхание, чтобы изо рта не шел пар, стал наблюдать за дорогой.
В двух сотнях метров я увидел людей, идущих в мою сторону. Они шли группой, наблюдая за улицей, а сзади медленно двигались два тяжелых грузовика, оттесняя с дороги машины, блокировавшие проезд. Группа приближалась, и я смог лучше рассмотреть людей. Одни были одеты в черную униформу, другие – в камуфляж, все в касках и с оружием.
Это были солдаты.
И все – совсем молодые. Мальчики вырастают в мужчин, мужчины становятся солдатами, а солдаты идут на войну, будто по-другому и быть не может. Интересно, это люди затевают войны или они разгораются сами собой, когда человечество заходит в тупик и война становится единственным выходом?
Солдаты приближались.
Слова благодарности
Эта книга – мой первый роман для подростков, и я очень благодарен всем тем людям, которые читали черновик и делились впечатлениями, отвечали на мои многочисленные вопросы и давали советы.
Спасибо моему семейному клану: Бизли, Вэлласам и Феланам, ведь без них эта книга вряд ли появилась бы. Мои братья Сэм и Джесс стали не только ее первыми читателями: у Джесса я позаимствовал имя для главного героя. Кстати, имена героинь – тоже их заслуга. Спасибо Эмили, Эндрю, Мишель, Тони и Наташе за поддержку и веру в мои силы. Спасибо Алекс Роботэм и ее родителям Вив и Майку, которые оказались не только щепетильными читателями, но и радушными хозяевами. Спасибо моим агентам в «Curtis Brown», «Writers House» и «UTA»: Пиппе Мэссон, Виктории Гутьеррес, Стефани Твайтес, Джошу Гетцлеру, Кэсси Ивашевски и Юлии Масиновски – за критику моей работы и веру в достойный результат.
Спасибо команде издательства «Hachette»: Фионе Хэзард, Тэгану Моррисону и Кейт Бэллард – за ангельское терпение, проявленное к автору столь ревностно оберегающему свое новое детище.
Отдельные слова благодарности моей неизменной музе и вдохновительнице Николь Вэллас.
Примечания
1
Речь идет о смотровой площадке «Top of the Rock», расположенной на семидесятом этаже центрального здания Рокфеллеровского центра. С нее открывается захватывающий панорамный вид на Манхэттен. Название площадки построено на игре слов и одновременно переводится как «Вершина скалы» и как «Вершина Рокфеллеровского небоскреба».
2
Тейлор Свифт – американская поп-звезда и актриса, известная пристрастием к классическому стилю в одежде. Эми Уайнхаус – британская исполнительница, обладательница мощного контральто. Славилась экстравагантными нарядами; муза Карла Лагерфельда.
3
«Шоу Трумана» – фильм, вышедший на экраны в 1998 году главный герой которого живет в городе-декорации Сихэвэн под постоянным наблюдением скрытых телекамер, транслирующих по всему миру каждое его движение.
4
Одна из финальных фраз пьесы Теннесси Уильямса «Трамвай «Желание».
