Влад Савин - Восход Сатурна
Те, кто прочтет это, должны знать. Русские — это очень сильный, умный, опаснейший враг. Считать их тупыми дикарями — грубая недооценка противника. Она легко может стоить вам жизни. А успешно воевать на их земле, тем более зимой, умеют лишь они.
Это говорю вам я, бывший в строю тридцать три года, прошедший через две мировые войны, причем обе — против русских.
Слова их генерала были:
— Вас предупреждали. НЕ ХОДИТЕ В РОССИЮ — ЖИВЫМИ НЕ ВЕРНЕТЕСЬ. Разве только пленными, юберменьши хреновы. Это вам не Европа.
Тулон, Франция. 27 ноября 1942 года.
Еще 11 ноября Гитлер отдал приказ приступить к плану «Аттила» — захвату территории так называемой «Франции Виши».
Поскольку формально условия перемирия были нарушены немцами, французский флот имел законное право вступить в бой, присоединиться к англо-американцам. Это было реально, так как люфтваффе могло «дотянуться» до Тулона лишь начиная с 25–26 ноября. Эскадра находилась в шестичасовой готовности к выходу, но ни у адмиралов Виши, ни у офицеров и матросов, совершенно не было желания сражаться. Рассматривались лишь варианты интернирования в Испании или перехода в Дакар. Выбрано было решение оставаться на месте, ждать развития событий и «более точной информации о намерениях немцев», а в крайнем случае затопить корабли.
27 ноября немецкие войска вошли в Тулон. Солдаты уже ломали ворота военно-морской базы, а вишистские адмиралы все еще надеялись, что это самодеятельность слишком ретивых командиров. Начальник Тулонского военно-морского округа адмирал Марки был захвачен в постели, не успев отдать никаких приказов. Все решения пришлось самостоятельно принимать командирам кораблей.
Командир крейсера «Алжир», капитан первого ранга Мальгузу, был обескуражен. В соответствии с планом, подписанным еще адмиралом Лакруа — командиром эскадры Открытого моря, флагманом которой был «Алжир», корабль был полностью подготовлен к взрыву. Противотанковые мины и заряды взрывчатки были заложены в каждый из котлов, под турбинами, между шестернями редукторов, в стволы восьмидюймовых орудий главного калибра, особое внимание уделялось приборам — радиолокатору и аппаратуре центрального поста артиллерийской наводки. Все люки в водонепроницаемых переборках были открыты. При отдаче приказа на уничтожение крейсера ушло бы несколько минут.[11]
Но неделю назад адмирал Лакруа был заменен до того никому не ведомым адмиралом Дюпеном, который прозябал на незаметной тыловой должности, но зато являлся активным карлистом.[12] Без всяких объяснений были заменены также командиры почти половины кораблей. Командиру «Алжира» это не нравилось, но приказ сверху надо было исполнять.
Еще беспокойство вызывали «эльзасцы». Большая группа матросов, унтер-офицеров и младших офицеров прибыла на базу десять дней назад и предписанием штаба была расписана по кораблям. Было сказано, что это якобы люди из состава Атлантической эскадры, желающие продолжить службу во флоте Франции. Неофициально же ходили слухи, что это агенты Второго Бюро — французской военной разведки. Мальгузу склонялся к мысли, что верно последнее — «пополнение» вело себя явно не как новобранцы, они проявляли явный интерес к жизненно важным местам корабля, его реальной боеспособности, лезли во все дыры, держались с офицерами крейсера совершенно не как подобает нижним чинам и даже имели припрятанное оружие. Получив «сигнал» о том, Мальгузу встревожился, но как дисциплинированный офицер известил штаб до того, как принять свои меры. Он получил в ответ грубый окрик — приказ не вмешиваться, ничего не делать, не замечать. Дело явно пахло «политикой», и капитан здраво рассудил, лучше в него не лезть, тем более что корабельную службу «эльзасцы» несли без нареканий.
Вчера пришел приказ Дюпена — отменить всю подготовку к взрыву, заряды изъять и сдать на берег, «и помнить, что вы, капитан, отвечаете перед Францией за сохранность вверенного вам корабля»! Это казалось странным, помня, насколько единодушны были в этом все адмиралы две недели назад. Но в подлинности приказа не было сомнений, а значит, следовало выполнять!
В пять часов десять минут раздался сигнал тревоги. Пришло известие: немцы заняли форт Ламарг. Еще через пять минут над рейдом повисли осветительные бомбы, сброшенные самолетами люфтваффе. Мальгузу стоял на мостике «Алжира» в терзаниях: что ему делать? Готовиться выйти в море? Затапливать корабль? На борту находилось около шестисот матросов и офицеров — почти весь штатный экипаж.[13]
В пять тридцать ожила радиостанция штаба. Говорил адмирал Дюпен. Слышно было плохо, но главное удалось разобрать.
— …как лицо, ответственное перед Францией за жизнь тысяч ее сынов… непростое решение… немцы требуют сдачи флота, угрожая при затоплении кораблей расстрелять всех виновных… принято решение подчиниться силе… да здравствует Франция и Петен… труд, семья, отечество! Повторяю: категорически приказываю НЕ ВЗРЫВАТЬ И НЕ ТОПИТЬ флот!
— Это измена! — сказал лейтенант Колен. — Наш адмирал говорит с немецким пистолетом у виска! Господин капитан первого ранга, отдайте приказ: открыть кингстоны!
Раздался выстрел. Колен упал. «Эльзасец»-вахтенный держал в руках парабеллум.
— Вы слышали приказ своего адмирала, капитан. Исполняйте.
— Вы не француз, — понял вдруг Мальгузу. — Вы немец! Ваш акцент…
— Так точно, — усмехнулся тот. — Позвольте представиться: корветтен-капитан Вильке. Однако приказ вам отдал ваш непосредственный начальник, я лишь слежу за его исполнением. Вы хотите жить, капитан первого ранга? Адрес вашей семьи ведь тоже нам известен.
На мостике появились еще двое «эльзасцев», вооруженные автоматами, немецкими MP-40. Внизу, на палубе, послышался выстрел, еще один, протрещала автоматная очередь.
— Будьте благоразумны! — продолжал Вильке. — Это ведь правда. Если корабль утонет или взорвется, все спасшиеся члены ВАШЕЙ команды будут расстреляны. А семьи всех офицеров отправятся в концлагерь. Не дай бог, кто-то бросит гранату в артпогреб — взлетим все. Мы-то умрем за фюрера, а вы, капитан, за старого маразматика Петена! Или желаете служить франко-германскому союзу, возможно, даже в том же чине?
На берегу появились немецкие танки. Следом бежали солдаты в фельдграу. Мальгузу увидел, как вахтенный у трапа «Алжира», «эльзасец», призывно закричал им, замахал рукой. Сейчас немцы ворвутся на борт и сопротивление бесполезно.
— Будьте вы прокляты, — пробормотал Мальгузу. — Чего вы хотите?
— Прежде всего отдайте по кораблю приказ не оказывать сопротивления и ничего не портить, не ломать, — приказал Вильке. — Ну а после об остальном поговорим.
Через два дня. Берлин.
— Итак, герр рейхсфюрер, операция «Шарлемань» прошла успешно. Практически весь тулонский флот в наших руках. Затоплены лишь три старых корабля, которым мы не сумели уделить должного внимания — лидер «Пантера», эсминцы «Ле Марс», «Ле Палм», а также пять подводных лодок. Герр рейхсфюрер, у нас было слишком мало людей, чтобы взять под контроль все! Впрочем, корабли постройки 1924 года имели бы для нас весьма малую ценность. Ну а подлодки у французов, в сравнении с нашими, просто дрянь. Зато все корабли, отмеченные в списке как «особо ценные», не пострадали совершенно. Линкоры «Дюнкерк», «Страсбург», тяжелый крейсер «Алжир», легкие крейсера «Гаррисольер», «Марсельеза», «Жан де Винн», лидеры «Могадор», «Волта», «Индомитайбл», восемь новейших эсминцев «Ле Харди». На прочих же кораблях были отдельные инциденты, приведшие к порче оборудования, и даже затоплениям и пожарам. Но ничего серьезного. Хотя тяжелый крейсер «Кольбер», лидеры «Вулверин», «Волтур» потребуют ремонта.
— Что ж, я вами доволен, Отто! Сооружения военно-морской базы?
— На девяносто процентов. Кое-что лягушатники успели испортить. Тут армейцы оказались на высоте. В целом же Тулон может обеспечить базирование и нормальную боевую работу эскадры.
— Экипажи? Корабли без команд — это просто металлолом.
— Если не считать активных саботажников и смутьянов, которых мы расстреляли, то все прочие заявили о добровольном желании вступить в Ваффенмарине СС. Правда, после того, как мы распустили слухи, что несогласившиеся и их семьи будут заключены в концлагерь. Так что все корабли из «особого списка» полностью укомплектованы командой и за короткое время могут быть доведены до боеспособного состояния.
— Браво, Отто! Осталось только убедить фюрера отменить свой приказ о запрете принимать французов-военнослужащих даже добровольцами СС.
История одного корабля — ретроспектива.
У этого корабля была долгая жизнь. Завершенная не в бою, а «естественной смертью» на разделочной верфи, через тридцать с лишним лет после постройки. Этим он не отличался бы от других своих собратьев, которые строились для боя, но так и не воевали. Что ж, оберегать покой своего Отечества — тоже работа, незаметная, но нужная, «fleet in being», это когда вероятный противник начинает задумываться, нападать сейчас или подождать пару лет, пока у нас появится противовес этой угрозе?
