Боксер-4: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович

Взвешивание, по сути, являлось здесь формальностью. То есть, конечно, это было важно — распределиться по весовым категориям. Людей из противоположных категорий в спарринг здесь не поставили бы. Но все-таки взвешивали нас с погрешностью до килограмма, а это уже давало определенную свободу трактовок результатов. Человека со спорными цифрами могли распределить в более тяжелую или в более легкую категорию.

Пока я общался с Лемешевым появились результаты взвешивания наших динамовцев.

— Что на весах показал? — спросил я у Сени.

— Девяносто четыре, чистый тяж, — с гордостью сообщил он.

Я смерил его взглядом и похлопал ладонью по животу.

— Скинуть бы тебе пару тройку килограмм, гляди в весовую ниже бы поместился. Рано пока тебе в тяжи.

Сеня задумался, но ничего не ответил.

Лева со своими 79 килограммами оказался полутяжем, Колян был распределен в полулегкий вес. Что же касается нашего легендарного Бабушкина, то он показал первый тяжелый, хотя это весовая была явно не его.

— Раздевайся до трусов и вставай на весы, — скомандовала тетенька в белом халате, посмотрев на меня.

Глава 13

— 61 килограмм, рост — 167 сантиметров! — объявила тетенька механически-равнодушным голосом и отвернулась, чтобы занести полученные данные в журнал.

Я обомлел. Я-то думал, мне показалось — ну, там, свет как-нибудь не так лег, под сильным углом смотрел, еще мало ли что. А оказывается, я за последние месяцы так вымахал, что и самому не сразу верится! Да и веса я, получается, набрал прилично. Ведь совсем недавно я находился в самом низу легкого веса. А теперь — всего одна весовая категория разделяет меня со Шпалой, который показал 67 килограммов при росте 187! Да, похоже, я расту не только в навыках. Что, в общем-то, естественно в моем теперешнем возрасте, просто, видимо, я уже успел отвыкнуть от такого стремительного изменения показателей.

— Спасибо, — невпопад ответил я, пораженный такими новостями о себе любимом.

— В соседний кабинет на медосмотр! — не глядя строго скомандовала тетенька, не реагируя на мои реплики, и я отправился туда.

Удобно, что соседний кабинет был отделен от комнаты для взвешивания прямой дверью, и не нужно было скакать в одних трусах через коридор.

— Здравствуйте! — бодро произнес я, закрывая за собой дверь, поднял голову на врача и замер. За столом в белом халате сидела Алла.

— Привет! — улыбнулась она. — Заходи, богатырь!

— Э-э… — растерянно протянул я. — А ты… здесь… как вообще?

— Сюрприз тебе хотела сделать, — Алла улыбнулась еще шире.

— Сюрприз? — вконец запутался я. — А почему же не сказала?

— А что, ты тоже мне какой-нибудь сюрприз хотел придумать? — спросила Алла, и, видя, мою недоумевающую физиономию, не выдержала и рассмеялась. — Да шучу я, успокойся! Я сама об этом только сегодня узнала. С утра позвонили, попросили заменить тут одну барышню — она заболела, что ли, или что-то такое, в общем, не смогла.

— А, так ты здесь как этот… медработник, — совсем уж по-детски сказал я.

— А как ты догадался? По белому халату и фонендоскопу, да? — продолжала веселиться Алла. — Да, никогда еще Штирлиц не был так близко к провалу!

Блин. И чего это я, в самом деле. Несу какую-то околесицу. В качестве кого она здесь еще может находиться, интересно? И если она в летнем пионерлагере работала в медпункте, почему бы ей не сидеть в комиссии по допуску подростков к соревнованиям? Тем более у нее отец — спортивный чиновник и засунет дочь куда угодно.

— Ты прав — я медработник! Провожу осмотры и даю допуск к соревнованиям, — говорила тем временем Алла, пристально глядя на меня. — Ну, или не даю — это уж как пойдет. Вот если бы, скажем, тогда у тебя возникли сложности, я бы все равно тебя допустила. А вот теперь уже и не знаю. Теперь могу и не допустить!

В ее голосе послышались обиженные нотки, и я начал лихорадочно соображать, что могло ее так сильно задеть. Неужели ей рассказали, что я праздновал день рождения на Янкиной даче? Или что Ленка ко мне клеится прямо при всех? Да нет, чушь какая-то. Я помотал головой, пытаясь стряхнуть липнущие мысли. Во-первых, кто бы ей об этом донес и зачем? А во-вторых, ей-то, в принципе какое дело? Она взрослый человек, и у нее до недавнего времени была своя, взрослая личная жизнь. Станет она еще бегать за молодым пацаном и обижаться, что он проводит время со сверстницами! Так что скорее всего — я надумываю на ровном месте.

Видимо, мои сомнения очень уж красноречиво отражались на моем лице, потому что Алла снова расхохоталась. «Да она просто прикалывается!» — вдруг понял я. «А я-то уже понастроил тут себе теорий!».

— Ладно, чемпион, давай осматриваться уже, — сказала Алла, успокаиваясь. — А то там ваших еще табун целый, надо со всеми успеть, а время у нас ограничено.

Я вспомнил, как вся эта процедура проходила в двадцать первом веке. Пройти комиссию и получить допуск — это была целая история! Взять справку по форме 083/5–89, действующую полгода. Обойти кучу врачей, сдать миллион разных анализов — допинг, хренопинг… А через полгода — опять та же катавасия. Иногда создавалось впечатление, что наше основное занятие — не выступления на ринге, а обход врачей, что-то вроде «тайного покупателя».

Сейчас же все было намного проще. Алла бегло осмотрела мои глаза, уши, кожные покровы. Проверила молоточком рефлексы нервной системы. Измерила пульс и давление. И, в принципе, осмотр был закончен. Все это заняло меньше десяти минут, включая ее записи в журнале.

— Поздравляю, чемпион Михаил! — торжественно произнесла она, стараясь опять не рассмеяться. — Ты полностью здоров и можешь быть допущен к соревнованиям!

— То, что здоров — это, конечно, замечательно, — поправил ее я, — но по поводу чемпиона ты пока поторопилась.

— Просто я смотрю в будущее, — хихикнула Алла. — Удачи на турнире!

Я оделся, вышел из кабинета и стал расхаживать по коридору, изучая, так сказать, местность. У меня оставался еще какой-то запас времени, пока процедуру взвешивания и осмотра не пройдут все участники турнира, но употребить это время было решительно некуда. Организм был, в принципе, готов к бою — я не изменял своему подходу и старался каждую свободную минуту обращать внимание на его состояние. Если бы турнир начинался прямо сейчас, мне оставалось бы только немного размять и разогреть туловище — и можно выходить на ринг. Можно было бы сходить на улицу, погулять и подышать свежим воздухом — но выходить из здания сейчас было категорически запрещено.

— Ну что, ребята, сегодня разомнемся, — сказал подошедший Лева. Как-то незаметно вокруг меня собралась вся наша компания: Лева, Сеня, Шпала…

— Ага, — кивнул я. — И разогреемся заодно.

Мне не очень нравился их шутливый настрой. В отличие от них, я-то хорошо себе понимал, что из себя представляют наши соперники и насколько напряженными будут бои. А из прошлого тренерского опыта твердо знал, что такое расслабленное и ироничное состояние способно перечеркнуть все усилия, которые были до этого приложены в спортзале. Даже не знаю, что губительнее действует на бойца: переоценка собственных возможностей или недооценка противника. Но когда спортсмен перед самым соревнованием позволяет себе вот такой подход «свысока», с шуточками и прибауточками — это означает сразу два из двух.

— Я бы на вашем месте не расслаблялся, ребята, — честно сказал я друзьям.

— Да мы и не расслабляемся, — пожал плечами Шпала. — Просто чем тут еще заняться-то, кроме как по коридорам шататься.

— Да я не об этом, — объяснил я. — Судя по всему, борьба нам предстоит крайне серьезная. И если мы хотим добиться приличных результатов, то нам придется показать все, на что мы способны и даже больше.

— Да ладно тебе, — недоверчиво сказал Шпала. — Ты чего, коней, что ли, испугался, или спартачей? Не в первый раз с ними бьются, и вообще, в этом суть спорта и есть: один раз одни победят, другой раз другие, а уверенным в себе нужно быть всегда!