Гарри Гаррисон - В логове льва
— Рассмотрим передачу энергии, — провозгласил Эрикссон, и Шерман мысленно застонал, осознав, что грядет очередная невразумительная лекция. — Двигатель вращает приводной вал. Затем он должен вращать второй вал, на котором закреплены колеса. Но они не движутся. Как передать им энергию вращения? — Эрикссон, увлеченный своей страстью к изобретательству, пребывал в блаженном неведении по поводу полнейшего недоумения, написанного на лицах слушателей. — Сие таково мое изобретение — коробка передач.
К концу крутящегося вала прикреплена шероховатая стальная пластина. К ней обращена вторая стальная пластина, связанная шпоночным соединением с осью колес. Рычаг, вот этот, толкает вторую пластину вперед, так что обе пластины смыкаются и энергия передается, колеса крутятся, экипаж движется вперед.
— Вот уж действительно, плоды трудов гения, — произнес Шерман. Если в его словах и была тень иронии, она совершенно ускользнула от шведского инженера, ухмыльнувшегося и закивавшего в знак согласия.
— Ваши машины готовы к бою, генерал, куда бы вас ни занесло.
ТЕНЬ ВОЙНЫ
Теперь планы сражения были совсем готовы, и было уже невозможно ничего к ним добавить.
Бесчисленные папки и ящики с подробнейшими документами покоились в комнате 313 военного министерства. Генерал Шерман определенно знал, что должно быть сделано. Знал с точностью до человека размеры войсковых подразделений, которыми будет командовать, число и силу кораблей, которые задействует. Теперь в сильно разросшейся комнате 313 трудились офицеры, а не клерки, облекая эти приказы плотью конкретных цифр численности личного состава, офицеров, материального обеспечения и снабжения. Они не обладали ни сноровкой, ни проворством вышколенных клерков, зато отличались одним неоспоримым преимуществом: умением хранить секреты.
Воспоминания о едва не разыгравшейся катастрофе в министерстве военного флота из-за кражи боевых приказов еще были чересчур свежи и не изгладились из памяти. Лейтенанты и капитаны, ворча, что их заставляют заниматься школьными прописями, все-таки исправно строчили сотни дубликатов, необходимых для ведения современной войны. А поскольку для успеха грядущей операции требовалась мощь флота, адмирал Фаррагут стал неизменным напарником Шермана. Без его рекомендаций нельзя было ступить и шагу, и потому оба командующих совместно решали, какие силы понадобятся, а затем формировали флот из разнообразнейших кораблей, потребных для поддержки десанта и обеспечения победы. С дотошностью, доводившей его офицеров до безумия, Шерман снова и снова пересматривал организационные планы, пока они не пришли в полнейшее соответствие с его замыслами.
— Это война нового рода, — втолковывал он генералу Гранту. Наступил первый день апреля, и Вашингтон нежился в теплых объятьях ранней весны. — Я порядком раздумывал об этом и пришел к заключению — признаться, неохотно, — что сейчас все решают машины, а не люди.
— Без солдат войну не выиграешь.
— Разумеется. Должен же кто-то управлять машинами. Сперва вспомним о магазинной винтовке, заряжающейся с казенника, и как она преобразила ведение боя. Достаточно подумать, что один человек может выпустить столько же пуль, сколько раньше — целое отделение. Теперь перейдем к пулемету Гатлинга. Сейчас в руках одного человека огневая мощь почти целой роты. Поставь ряд пулеметов Гатлинга на надежно укрепленной закрытой позиции, и вражеским солдатам ее нипочем не взять, как бы отважны они ни были. А теперь поместим пулеметы Гатлинга на самоходные транспортеры — и получим новый вид грозной кавалерии, способной смести с лица земли любого противника на своем пути.
— Эта война нового рода больше смахивает на бойню, нежели на сражение,
— поморщился Грант.
— Как же ты прав! Если такая армия нового типа осуществит массированное наступление, она сокрушит всех на своем пути. И чем стремительней наступление, раньше окончится конфликт — вот почему я называю такую войну молниеносной. Война переносится на территорию врага и уничтожает его. Как ты говоришь, бойня вместо сражения. И верная победа. Вот как надлежит вести наши грядущие войны. Тигр «механизированной» войны выпущен на свободу, и мы должны оседлать его — или погибнуть. Старые времена миновали, им на смену пришли новые. Надеюсь, что враг осознает это слишком поздно и будет уничтожен. В прошлом сражения выигрывали отвага и сила духа. В сражении при Шайло Север и Юг были настолько равными противниками, что чаша весов могла склониться в любую сторону.
— Но не склонилась, — возразил Грант. — Ты не позволил. Ты в тот день возглавил атаку, вдохновив солдат своим примером. Исход сражения решила твоя отвага.
— Возможно. Пожалуйста, поверь, я не принижаю энтузиазм и отвагу наших войск. Американские солдаты лучше всех на свете. Но я хочу наделить их оружием и организацией, помогающими выигрывать сражения. Я хочу, чтобы они вышли из грядущего конфликта живыми и невредимыми. Мне больше не хочется видеть двадцать тысяч сложивших головы на поле боя за один день, как при Шайло. Если уж без погибших не обойтись, пусть они будут из вражеских рядов. А в конце я хочу, чтобы все воины моей армии-мстительницы триумфальным маршем вернулись на родину, к своим семьям.
— Дело это непростое, Камп.
— Но осуществимое. И я этого добьюсь. Осталось лишь утрясти пару деталей, и я уверен, что могу спокойно переложить их на тебя.
— Не бойся, все будет сделано задолго до твоего возвращения.
— Особенно если учесть, что я никуда не уезжаю.
— Это верно. Официально ты вместе с адмиралом Фаррагутом будешь проводить инспекцию флота. Так пишут в газетах, а все мы знаем, что они никогда не лгут. Когда ты отбываешь?
— Нынче вечером, с наступлением сумерек. Генерал Роберт Э. Ли будет ждать меня на корабле.
— Несмотря на то что он как раз проводит отпуск на родине?
— Всегда верь тому, что читаешь в газетах. Я знаю, что гонять могучий корабль наподобие «Диктатора» до самой Ирландии и обратно ради собственной прихоти — наглость с моей стороны, но это путешествие играет кардинальную роль. Я должен присутствовать при встрече Ли с Мигером. Мы должны быть единодушны в отношении того, что делать.
— Согласен целиком и полностью и знаю, что это правда от слова до слова. Засвидетельствуй генералу Мигеру мое почтение. Он великолепный офицер.
— Согласен. Знаю, он нас не подведет — ни он, ни его ирландские войска. Но я должен внушить ему, насколько кардинальную роль он играет и что точный расчет времени архиважен. Не сомневаюсь, что он все поймет, когда я изложу ему план всей операции. Просто чудо, какую изумительную организационную работу он проделал, опираясь лишь на горстку фактов о предстоящей операции, которые мы могли ему сообщить.
— Это потому, что он верит в тебя, Камп, как и все мы. Это военное искусство нового рода — твое и только твое детище. Да, большинство видов оружия и машин было на виду у всякого. Но ты узрел больше, чем мы. Твой дар предвидения и, осмелюсь сказать, гениальность объединили все это в радикально новый боевой порядок. Мы победим, мы просто-таки обязаны одержать решительную победу, уладить британский вопрос раз и навсегда. Может быть, тогда политики спохватятся и поймут, что войны чересчур ужасны и более недопустимы.
— Я бы не слишком на это рассчитывал, — криво усмехнулся Шерман. — Как тебе известно, сам я считаю войну сущим адом, но большинство людей этого мнения не разделяют. Я твердо убежден, что политики всегда отыщут повод, чтобы затеять очередную войну.
— Боюсь, ты прав. Что ж, желаю приятного и скорого путешествия. Увидимся по возвращении.
* * *В Ирландии день выдался сырой, как почти всегда в апреле, но генерал Томас Фрэнсис Мигер почти не обращал внимания на выхлестанные дождем луга Баррена и промокшие палатки. Его воинство — сплошь новобранцы, зеленые и не нюхавшие пороху, зато это люди с львиными сердцами. Они сошлись под трехцветный флаг со всех концов страны, когда был брошен клич о добровольцах — ведь их самой юной нации в мире угрожает одна из старейших. Ирландия пробыла республикой недолго, но вполне довольно, чтобы вкусить сладость свободы, — и когда ее новоприобретенная независимость оказалась в опасности, весь народ, как один, выступил на ее защиту.
Год назад, когда Мигер инспектировал своих первых добровольцев, у него прямо-таки сердце оборвалось. Да нет, энтузиазма-то у них хватало, а вот недоедание на протяжении многих поколений, видит бог, взяло свою дань. Руки у них были как спички, а лица мертвенно-бледные и дряблые. У некоторых — ноги колесом: классический признак скверного питания и рахита. Все сержанты новой армии были выходцами из Ирландской бригады, сплошь американцы ирландского происхождения, эмигрировавшие со старой родины всего одно-два поколения назад. Но какую же разницу составила эти пара поколений! Благодаря заводам и неустанному труду они поправили свою участь, а приличное питание заодно поправило их конституцию. Большинство американцев были на голову выше своих ирландских собратьев, а иные еще и вдвое массивнее.
