Владимир Перемолотов - Звездолет «Иосиф Сталин»
– О Господи! – прошептал профессор, как и Федосей, прилипший носом к иллюминатору. – Матерь божья!
Он тоже заметил и сообразил.
Федосей коротко выругался и бросился в кабину.
Посторонним туда, разумеется, было нельзя и носа сунуть, но в этот момент пилоты на него не обратили внимания. С той стороны кабинного стекла жизнь оказалась гораздо интереснее. Прямо на них из глубины безмятежно-голубого неба наплывал атакующий триплан.
– Это какой-то дурак, – произнес кто-то из пилотов. – Чего он хочет?
Солнце сверкало, отражаясь от стеклянного щитка и от диска пилы.
– Безумец. Он попытается распороть оболочку…
– Признавайтесь мерзавцы, кого из вас хозяин застал сегодня в постели со своей женой? – попытался пошутить радист, но шутку никто не поддержал. Голос у маркони был испуганный и даже чуточку виноватый, словно именно ему и выпала сомнительная честь стать осквернителем супружеского ложа.
Самолет за лобовым стеклом увеличивался в размерах и ощутимо забирал вверх.
Сомнений в том, что собрался делать пилот триплана, не стало. Лезвие хищно переливалось под брюхом маневренной машины. Что произойдет в ближайшие двадцать-тридцать секунд, предсказал бы и человек с одной извилиной.
– Он нас убьет! – Заорал капитан не своим голосом. – Моторы на полный! Вниз! Вниз!!
Впрочем, шанс уцелеть у них существовал. До земли оставалось меньше километра и, к счастью для них дирижабли падали вниз не камнем, а чуть медленнее. Ненамного, но все-таки.
Федосей впрыгнул в салон, ощущая, что время летит быстрее самолета. Пассажиры так ничего и не поняли. Коммерсанты смотрели на него с недоумением поверх небольших металлических стаканчиков, брови патера ползли вверх, обозначая крайнюю степень недоумения… Семейная пара смотрела со спокойным удивлением. В их глазах читалось только осуждение проявленной пилотами несдержанности.
– Мы падаем, – спокойно сказал Федосей. – Честное слово падаем. Держитесь…
Ему никто не поверил, но он не обратил на это внимания – вольному воля… Тем более, что все было, как было, только все же что-то было не так. Он взглядом пробежал по салону, чувствую какую-то несообразность. Профессор! Профессора не оказалось на месте!
Дёготь с глупым лицом держась за собственное плечо поднимался с пола. Один…
– Где?
Чекист показал рукой вниз, в багажный отсек.
Малюков сделал шаг, но больше ничего не успел. Дирижабль содрогнулся, словно ужаленный гадюкой бегемот. Пол ушел из-под ног и диваны, только что услаждавшие бока и седалища пассажиров сдвинулись с места.
Все покатилось кувырком. Пастор упал на бок и громко охнул, придавленный массивным креслом. Молодая пара, шатаясь из стороны в сторону, бросилась к нему на помощь, но тут все накренилось еще больше, зазвенело бьющееся стекло и, перепутавшись в огромный комок, люди, диванные подушки, маленькие столики, покатились к кабине пилотов.
Дирижабль мелко задрожал, и салон прошил высокий визг. Пила резала обшивку.
Заваливаясь на бок, аппарат нырнул к земле.
Федосей машинально поднял голову. Потолок оставался целым, только это уже ничего не значило. Если пострадала внешняя оболочка – всем конец. Газ – душа дирижабля – уходил, превращая летающую машину в набор железок и прорезиненной ткани. Через несколько секунд Федосей поднялся, держась за перевернутый диван. Этих секунд хватило, чтоб линия горизонта ощутимо поднялась. Она, словно гондола, погружались в воду, затапливала иллюминатор, хотя небо еще не отпустило их. В голубой части стекла, пассажиры видели все маневры атаковавшего их аэроплана. Словно тореро, подранивший быка, он отдалился и барражировал, словно присматривал место, куда нанесет решающий удар, тот, который окончательно превратит беззащитного соперника в наковальню или воздушный костер. Они и так летели вниз, но на взгляд пилота-убийцы слишком медленно.
Триплан вновь ринулся к дирижаблю. Теперь беду видели все.
Женщина взвизгнула, но её голос заглушил близкий механический рев. Это был новый звук. Могучий, словно пароходный гудок вой перекрыл все шумы, оставив их без ушей.
Дёготь открывал рот, но Федосей не понимал чего он хочет. Тогда тот ухватив товарища за плечо, пригнул его к иллюминатору. Федосей посмотрел вверх и оторопел.
Это походило на… Да ни на что это не походило! Ближе всего по эволюционной лестнице к этой конструкции стояло обычное яйцо, к трем четвертям которого прикреплены что-то вроде нескольких сплющенных труб, из которых било фиолетово-оранжевое пламя. Из яйца торчали чьи-то ноги в ботинках модного апельсинового цвета. Точнее не чьи-то, а определенно профессорские. Желая прибыть в СССР при полном параде он настоял на них, как не противились посланцы Сталина.
Ульрих Федорович сидел внутри аппарата, изрыгавшего шумное пламя, загораживая собой гибнущий дирижабль.
Щенок дворняги против бульдога. Котенок против тигра.
Странный аппарат, снижался чуть медленнее дирижабля, и от этого казалось, что ничего страшного не происходит, но земля приближалась неумолимо, как и аэроплан. Пассажиры ничего не могли поделать, но сидеть сложа руки не позволяли характеры. Зная, что ничего не найдет, Деготь зашарил по карманам. Так ничего и не найдя там тоскливо пробормотал:
– Хоть бы наган!
Шанс, что профессор попадет в летчика одной пулей из шести, был минимален. И хорошему стрелку понадобилась бы для этого удача, сбереженная за половину жизни, но все-таки какой-никакой шанс был. Дохлый-дохлый, но был, а вот нагана у профессора не было.
Но это никак не повлияло на то, что случилось. У Судьбы крепкая рука!
Все произошло у них на глазах.
Дождавшись момента, профессор бросился вперед, наперерез аэроплану.
Избегая столкновения, триплан взмыл вверх и перелетел через баллон, но достойный немец, не довольствуясь этим, развернувшись, бросился за ним. Теперь роли сменились. Щенок гнался за тигром. Отшвырнув кого-то плечом, Малюков бросился к иллюминаторам левого борта.
Федосей ахнул. Он лучше других представлял себе скорость аэроплана, но бескрылое яйцо моментально догнало триплан и, соизмерив свою скорость с атакующей машиной, зависло над её хвостом.
В потустороннюю жизнь Федосей не очень-то верил, но фиолетово-оранжевое пламя наверняка было родом из самых глубин ада. Оно только слегка коснулось фанеры и перкаля, как те вспыхнули. В секунду сбившись с рокового курса, аэроплан клюнул носом вниз и, разматывая нитку жирного черного дыма, кувыркнулся к земле. Профессор нырнул следом, но Федосей мог поклясться в том, что маневр этот был не вынужденным, а свободным. Маневр рыбы в воде или птицы в воздухе. Провожая падение самолета, его взгляд натолкнулся на близкую землю. Руки сами собой вцепились в обивку.
– Всем держаться!!!!
Теперь-то его послушались все. Твердь летела навстречу, прорастая деревьями и холмами. Мелькнул в иллюминаторе дым, потом там же мелькнула береговая черта и пенящиеся валы морской воды, бьющие в берег.
Моторы ревели, пытаясь удержать многотонную махину в воздухе, но только отсрочивали падение.
Женщина не в силах сдержать страх завизжала. Её голос резал шум, заставляя забывать об опасности и заткнуть уши, только бы не слышать его.
Визг прервался, когда дирижабль ударился о землю. Удар подбросил кабину вверх, а через мгновение её сотряс новый удар. Федосея, вцепившегося в диван, оторвало от мягкого плюша и стальных пружин и швырнуло о стену. Один из диванов явно был заодно с летчиком-убийцей. Обманчиво-мягким углом он въехал чекисту в солнечное сплетение, выбив из Малюкова дух и возможность двигаться. Несколько секунд он боролся с болью, с мычанием втягивая в себя воздух. Пытаясь разогнуться, чекист всем телом чувствовал дрожь рушащихся стен.
И вдруг все стихло.
После грохота ломающегося железа нарастающий шелест опадающей оболочки не казался громким.
Люди поднимались, не понимая живы или нет. Кабину сплющило, пол покрывал слой битого стекла и покореженной мебели.
Пастор вертел головой, соображая, на что это все похоже. На ад, или на чистилище… Мысли о рае разбитая кабина никак не вызывала.
Деготь пришел в себя первым. Они остались в живых, но самое страшное не кончилось. Самое страшное только спряталось… Достаточно одной искры и сомнений у пастора не останется. Все это превратится в огненный ад.
Придерживая одной рукой другую, агент Коминтерна скомандовал:
– Что вытаращились? Бегом! Бегом отсюда! Марш, марш!!!
Он забросил на плечо все еще хватавшего ртом воздух товарища и, подавая пример, побежал к выходу. Судьба пока была на их стороне. Дверь на их счастье не заклинило, а выбило наружу.
– Дыхание… – прохрипел с плеча товарищ. – Не дыши…
Деготь послушался, задержал дыхание и припустил в сторону ближнего холма.
Десять шагов, двадцать… Чекист позволил себе вдохнуть, хотя водорода в этом воздухе было куда больше, чем кислорода. Тридцать, пятьдесят… Чувствуя, что задыхается, он все-таки прибавил. Аппараты легче воздуха имели дурное свойство – взрываться после аварии, и наблюдать за этим было бы лучше издалека.
