Марик Лернер - Восток
Напротив почетного караула стояли трое в форме японской императорской армии. Даже с желтыми околышами на фуражках — вблизи никак не спутаешь с нашими доблестными хазаками. Совсем другой тип лица. Один чуть спереди, и по этим странным полупогончикам на плечах — майор. Какого шайтана нам в учебном полку в свое время кроме австрийских знаков различия вбивали еще и японские, мне и через годы не понять. Потенциальный противник. Однако пригодилось.
Майор подчеркнуто поклонился и застрочил по-английски. Я правильно сообразил, в чем помощь должна выражаться. Английского Тульчинский не знает. Запросто.
— Его зовут Окумура, — принялся бодро толмачить. — Он из Седьмой дивизии, стоящей в Люйшуне и Даляне. Он говорит, действия русской армии были блестящими, и по поводу разгрома китайцев японцы плакать не собираются. Однако они хотели бы уточнить, не полезем ли мы дальше и насколько далеко простираются наши претензии. Железная дорога на юг построена японским правительством, принадлежит ему, и имущество тоже. Да и вообще не мешало бы обсудить кой-какие хозяйственные и политические вопросы. Пока неофициально.
— Очень ворный перевод, — сообщил Окумура на почти нормальном русском языке. До меня не сразу дошло, что «ворный» — это вольный, он «л» не выговаривает. — Смысл тем не менее передан верно.
Японец оскалился, показывая мелкие кривые острые зубы.
— Русское командование стремится к скорейшей нормализации обстановки в этих районах, — с еще более широким оскалом сообщил Тульчинский. — Пожалуйте в штабной вагон — я вижу, переводчик нам не понадобится. — Он изобразил поклон, и воистину безупречно. Градусы наклона выверены абсолютно точно. Буквальное повторение японского.
Те дружно зашипели что-то непонятное. Не по-русски и не по-английски, но вроде довольно, и гуськом направились ко входу в вагон.
— Смирно! — дурным голосом заорал Красильников. Рожа у него была страшно довольная, и смотрел он на меня. Откуда мне было знать, что Окумура понимает русский? Чего вдруг его понесло на островном наречии объясняться, если прекрасно может по-нашему?
— Чего смешного, Иван? — зло спрашиваю Красильникова.
— Да не дуйся ты! Все вышло прекрасно. Я, как начальник автоброневого отряда, выношу личную благодарность за правильную атмосферу начала переговоров. Они теперь непременно пройдут в теплой дружественной обстановке. Пойдем хлопнем. У меня во фляжке натуральный французский коньяк… Соглашение о порядке охраны железной дороги на юг и нашем участии в эксплуатации, впрочем, как и о границах Монголии, было заключено еще правительством Китайской империи. Она не первый год отсутствует, — наливая по новой, сказал Красильников. — Заметил, мы рельсы старались не трогать? Никакого ущерба иностранному имуществу. Да и своему. Там русской доли не больше десяти процентов, но все же.
— За твое здоровье!
Чокнулись. Настоящий коньяк. Выдержанный.
Мы сидели прямо на подножке вагона, и не сказать про особое удобство. Зато лишних ушей рядом не имеется.
— Рано или поздно японцы все равно введут войска — якобы для охраны своих интересов. А там недолго и до оккупации всей провинции. Русь просто сыграла на опережение. Мукден нам выгоднее в качестве буфера. Генерал Фэн Юйсян получит власть…
То-то его войска даже не пошевелились, понял я.
— И в придачу наших советников. Но вот Токио оккупация не понравится. Потому они и приехали. Предварительные переговоры. И уровень такой. Наш майор Окумура — начальник разведки японской Северной армии. Той, что достаточно самостоятельна в действиях и имеет влияние на правительство. Выходить на более высокий уровень — показать заинтересованность. Зачем? Это Восток. Тут важно не потерять лица. Мы уйдем только после подписания договора об аннексии Внутренней Монголии. Фэн легко и сегодня подпишет, но нам нужна подпись Пекинского правительства. Для снятия в дальнейшем всех вопросов. Иначе потом китайцы в одностороннем порядке потребуют вернуть все к первоначальному состоянию. А так — правильно. Не чья-то марионетка подмахнула, а правильная печать стоит. И вот здесь начинаем давить на Пекин вместе. Мы и они. — Он кивнул на место, где раньше стоял Окумура.
— А что они получат?
— Вот этого мне не докладывали. Я человек маленький. Три бронепоезда, десяток броневиков и грузовики. А высокая политика не по моей части. Может, отдадим свою долю в Южной железнодорожной компании. А может, что другое. Я верю, — подмигивая, сообщил, — в добрую волю договаривающихся сторон и доброжелательность.
— Все это странно смотрится. Две армии между собой договариваются… Да какие армии! Майор с капитаном.
— Очень непростые майор с капитаном. Мог уже понять. И вообще вы, русские, странные люди. К чему глубокие раздумья? Смотри на облака и радуйся жизни. Все равно ничего цензура не пропустит. Пиши про подвиги рядового, насадившего на пику взвод китаез. Очень патриотично.
— Почему «вы, русские»? А ты кто?
— А я, — гордо сказал Красильников, — литвин. Из самых лучших.
— Кто?
— Уроженец города Молодечно, — подчеркнуто заявил.
— А где это? — тупо спрашиваю.
— Где святой Милонег похоронен, знаешь? — с обидой спрашивает.
— Конечно. Деревня Черный Яр. Так бы и сказал — саклавит. А то литвины какие-то.
— Издеваешься, — уверенно сказал Красильников.
— Слегка, — сознаюсь. — Ну правда, какие литвины? Ты еще про полян с древлянами вспомни. Или про мещеряков с муромцами. У меня вот в роду немцы с поляками имеются. А я русский. И ты… Кстати, ты легенду с «христосиками» знаешь?
— А, подумаешь, — отмахнулся. — В Забайкалье была история похуже. Часть стрельцов из сосланных тоже веру поменяла. Хорошо, не при Абдульвахиде дело было, а на двести лет раньше. Могли по закону и камнями забить. Додумались тоже истинную веру отвергать. И сейчас об этом немногие знают. Их быстренько разбросали в разные стороны — на Иртыш и Енисей. Почти три сотни человек. А там кого только не было. Башкиры, татары, русские, ногайцы. Еще ходили слухи, что воеводу зарезали, а то отписать во Владимир грозился. Кому неприятности нужны? Смерть как раз на те годы приходится, а точно причины уже никак не узнать. Документов нет, якобы напала на острог жесточайшая болезнь и все дружно померли. А во избежание распространения эпидемии все сожгли — иди проверь. И тогда, и особенно сегодня. Сибирская сказка. Я точно знаю — никакой эпидемии. Мне рассказывал человек, который врать не будет. И то имен не называл. До сих пор опасаются. Тоже сибирские хазаки. Нет, — разливая еще по одной, сказал, — история освоения Сибири еще ждет своего исследователя. В учебниках одна хрень понаписана. Откуда вот в туркестанской степи племя мадаров взялось, никто не знает. А я с ними говорил, и не мадары это — мадьяры. Полным-полно венгерских слов в языке. Я философских трактатов не прочитаю, но на базаре нормально с венграми объяснялся. И запросто со здешними понимали друг друга. Но это еще ладно. Те ускакали тыщу лет назад — эти остались. Почему мадары христиане? Смотрят на тебя пустыми глазами и говорят: «Так всегда было». Я еще медресе не забыл и уроки истории. Венгры в одиннадцатом веке приняли крест. До того язычники были. А эти, получается, раньше европейцев умудрились. Чушь! А куда девалась казна последнего бухарского эмира?
— Так все знают…
— Что? — спросил с насмешкой. — Увез, закопал и надпись написал? Да никто того места не видел! А на какие шиши Аминулла на трон уселся и предпочел не заметить присоединения к Руси северного Афганистана? То-то! Генерал-губернатор в те времена был полный владыка в Туркестане. Ежели не себе в карман, так вполне мог зажучить на полезное дело. Золото — тлен. Сегодня есть, завтра не будет. А земля останется навечно в государстве.
— Теория хороша — с доказательствами туго.
— Так можно о чем угодно сказать. Иной раз только на косвенных предположениях и строить теории. Нет другого объяснения. Аминулла вдруг разбогател и при этом замечательно дружил с русскими.
— Да сколько угодно! Пожалуйста. Он того же эмира бухарского грабанул. А заодно и кучу других беглецов. Не с пустыми руками уходили за кордон. А будучи сам пуштуном, не слишком заинтересован был в землях, населенных узбеками и таджиками. Лишняя головная боль. Мало ему было восстаний и английских экспедиций. Всю жизнь на жердочке сидел. Чуть сдвинешься — упадешь. От нас оружие брал против англичан, у них — против нас. Почему не зарезали — тайна глубока и темна. Уж точно не из-за денег.
— Но согласись, — невозмутимо сказал Красильников, — моя теория гораздо красивее, и можно гордиться замечательной разведоперацией и введением в заблуждение всего мира. До сих пор придурки клад эмира ищут.
— Ты мне еще потрещи про отсутствие Чингисхана. А что? Могилы нет — это раз. «Тайное сказание монголов» написано хорошо, если через сто лет и еще триста лежало в архивах богдыхана. Сколько там правды, уже не проверишь — два. При Кагане историки сошлись на трехстах тысячах пришельцев, однако ни в одной летописи цифр не обнаружишь при всем желании. Тьма и тьма. Да такая армия должна была растянуться на сотни километров. Дорог в несколько полос еще не сооружали. А у каждого, по источникам, не меньше трех заводных коняжек. Никакие армии в сто — двести тысяч человек с полумиллионом лошадей не могли ходить по степи. Сейчас такое невозможно. Наверняка от бескормицы передохнут. У нас снега совсем не здешние, на подножном корму не проживут, а с крестьян столько не собрать. Отнюдь не многотысячные деревни в те времена были. Десятку хватит, но не сотням или тысячам. Да и не верю в неумение прятать. Народ у нас ушлый, от налогов всю жизнь прятался — три. В считаные годы кочевники научились города брать — четыре. Государство без письменности существовать не может — пять. Ясу записали гораздо позже. Кто ее создавал и насколько она соответствует изначальной — шесть. Описывают его рыжебородым. Много ты рыжих монголов видел? Семь.
