Роберт Хайнлайн - Дверь в лето
Этого не могло быть, но все же я с облегчением вздохнул, увидев, что не выкинул газеты в мусоропровод, как частенько делал до этого.
Я сгреб их на кровать и снова стал просматривать. На этот раз я читал все разделы частной хроники: рождения, смерти, свадьбы, разводы, усыновления и удочерения, смену имен и фамилий, аресты, воскрешения Спящих. Я был уверен, что даже не зная новой фамилии Рикки, ни за что не пропущу ее. Все колонки я просматривал снизу доверху – ведь Рикки могла выйти замуж, или у нее мог родиться ребенок…
От этого занятия у меня начали слипаться глаза, и я чуть было не пропустил главное. «Таймс» за вторник, 2 мая 2001 года. В колонке «воскресших» она сообщала: «Риверсайдский Санктуарий… Ф.В.Хайнке».
Ф.В.Хайнке!!
Фамилия бабушки Рикки была Хайнке… Я знал это. Я был уверен в этом! Не спрашивайте меня, почему, я не смогу объяснить. Но эта фамилия вдруг вспыхнула в моем мозгу, стоило мне ее прочесть. Может быть, я когда-нибудь слышал ее от Рикки или Майлза, возможно даже, что я мельком видел эту почтенную даму. Как бы то ни было, строчка из «Таймса» пробудила забытое и теперь я знал.
Но нужны доказательства. Я хотел убедиться, что «Ф.В.Хайнке» означает «Фредерика Вирджиния Хайнке».
Меня всего трясло – от возбуждения, ожидания и страха. Надевая костюм, я так и не смог застегнуть швы и выглядел, наверное, последним оборванцем. Через несколько минут я уже был в вестибюле нашего дома – там стояла телефонная кабинка. В моей квартире телефона еще не было: я только-только встал на очередь.
А потом мне снова пришлось подниматься к себе за кредитной карточкой. Судите сами, в каком я был состоянии.
Руки у меня дрожали, и я никак не мог засунуть карточку в щель. Наконец, я с ней справился и вызвал станцию.
– Что вам угодно?
– Соедините меня с Риверсайдским Санктуарием. Это в районе Риверсайд.
– Минутку… Линия свободна. Соединяю вас.
Наконец, экран вспыхнул и я увидел мужчину с сердитым взглядом.
– Вы, наверное, не туда попали? – сказал он. – Здесь Санктуарий. И мы уже закрылись на ночь.
– Ради Бога, не отключайтесь. Если это Риверсайдский Санктуарий, то именно вы мне и нужны.
– Чего вы хотите? В такое время? Сейчас слишком поздно.
– У вас есть клиент Ф.В.Хайнке. Из «воскресших». Я хотел бы узнать…
Он покачал головой.
– Мы не сообщаем сведений о наших клиентах по телефону. Тем более – среди ночи. Позвоните утром, после десяти. А еще лучше – приезжайте сами.
– Ладно, хорошо. Но я хочу узнать совсем немного. Что означают инициалы «Ф.В.»?
– Я же сказал вам, что…
– Но, Бога ради, послушайте! Я же интересуюсь не просто так. Я сам был Спящим. Проснулся я совсем недавно. Я все знаю насчет «профессиональной тайны» и так далее. Вы публикуете имена клиентов в газете. Мы оба знаем, что Санктуарий сообщает редакциям полные имена своих клиентов… а газеты, чтобы сэкономить место на полосе, печатают инициалы. Разве не так?
Он поразмыслил над этим.
– Может быть.
– Так значит, не случится ничего страшного, если вы сейчас скажете мне, что означают инициалы «Ф.В.».
– Пожалуй, в самом деле ничего не случится, если это все, что вы хотите, – сказал он, поборов свои сомнения. Но больше я вам ничего не скажу. Ждите.
Он исчез с экрана, как мне показалось, почти на целый час, и, наконец, вернулся с карточкой в руке.
– Здесь немного темновато, – пожаловался он, разглядывая карточку. – Фрэнсис… Подождите, нет, Фредерика. Фредерика Вирджиния.
Я чуть не грохнулся в обморок, глаза у меня закатились.
– Слава Богу!
– Вы здоровы?
– Да. Большое вам спасибо. Спасибо от всего сердца! Теперь со мной все в полном порядке.
– Гм… Тогда, наверное, вам не повредит, если я сообщу еще кое-что. Чтобы вам не приезжать понапрасну. Она уже выписалась от нас.
9
До Риверсайда быстрее всего можно было добраться на джампере, но я еще хотел успеть получить в банке наличные. Я жил в Холливуд-Уэст, а ближайший банк с круглосуточным обслуживанием находился на Большой Кольцевой Дороге, в деловой части города. Так что сначала я поехал в банк, где в полной мере смог оценить полезное усовершенствование – систему универсальных чеков. Несложный компьютер, заменивший банковскую палату, проверил радиоактивную метку на моем чеке, связался с компьютером моего банка, что находился напротив здания «Горничных, Инкорпорейтед», и тут же отсчитал мне деньги.
Я вскочил на экспресс-полосу Риверсайдской дороги. Однако, до Санктуария добрался лишь на рассвете.
Там не было никого, кроме дежурного, с которым я говорил по телефону, и ночной сестры, его жены. Боюсь, что выглядел я не лучшим образом: вчерашняя щетина, дикие глаза плюс пивной перегар. Ко всему прочему, я еще не придумал, что буду врать.
Как бы то ни было, миссис Ларригэн, ночная сестра, приняла меня радушно и сочувственно.
Она достала из досье фотографию и спросила:
– Это ваша кузина, мистер Дэвис?
Это была Рикки. Вне всякого сомнения, это была Рикки! Конечно, не та Рикки, которую я знал, не маленькая девочка, но вполне развитая молодая женщина лет двадцати или чуть постарше со взрослой прической, с прекрасной внешностью. И она улыбалась.
Взгляд ее остался прежним и неподвластным годам, очарование маленького эльфа – тоже. Это была она, повзрослевшая, похорошевшая, но, конечно же, она.
Лицо ее подернулось дымкой – это слезы навернулись мне на глаза.
– Да, – сказал я через силу. – Да, это Рикки.
– Нэнси, тебе не следовало показывать эту фотографию, – заметил мистер Ларригэн.
– Ну тебя, Хэнк. Что от этого – земля треснет?
– Ты же знаешь правила, – он повернулся ко мне. – Мистер, я уже говорил вам по телефону, что мы не даем сведения о наших клиентах. В десять часов откроется контора, вот тогда и заходите.
– А еще лучше, подходите к восьми, – добавила его жена. – Как раз придет доктор Бернстейн.
– Ты бы помолчала, Нэнси. Если ему нужны сведения, он должен выйти на директора. У Бернстейна нет времени отвечать на вопросы. К тому же, курировал ее не он.
– Хэнк, не петушись. Наши правила – это еще не заповеди Христовы. Если он торопится ее увидеть, в десять часов он должен быть уже в Браули. Возвращайтесь в восемь, это вернее всего. Мы с мужем и в самом деле ничего путного не знаем.
– А что вы говорили насчет Браули? Она что, поехала в Браули?
Если бы рядом не было ее мужа, она, похоже, сказала бы больше. Она замялась, он строго посмотрел на нее, и она ответила только:
– Вам нужно увидеться с доктором Бернстейном. Вы завтракали? Здесь поблизости есть поистине чудесное местечко.
Я нашел это «поистине чудесное местечко», поел, умылся, купил в одном из автоматов тюбик с депилятором для бороды, а в другом свежую рубашку, сняв и выбросив старую. К назначенному часу я выглядел вполне респектабельно.
Похоже, Ларригэн уже напел про меня доктору Бернстейну. Доктор был из молодых, да ранних, и говорил со мной весьма жестко.
– Мистер Дэвис, вы утверждаете, что сами были Спящим. В таком случае, вы, конечно, должны знать, что есть преступники, которые используют в своих целях только что проснувшихся Спящих, доверчивых и плохо ориентирующихся в современном мире. Большинство Спящих располагает значительными средствами, и все они, что называется, не от мира сего. Им еще предстоит найти себя, они одиноки, ранимы и, как никто другой, нуждаются в защите.
– Но ведь я только хочу знать, куда она направилась! Я ее кузен, но я лег в анабиоз задолго до нее и даже не знал, что она последовала моему примеру.
– Вот и преступники, как правило, называются родственниками, – он пристально посмотрел на меня. – Мы раньше не встречались?
– Сомневаюсь. Разве что на улице. Всем почему-то кажется, что они уже когда-то видели меня. Лицо у меня самое стандартное. Десятицентовая монета в куче ей подобных даст мне сто очков вперед по части внешней выразительности. Доктор, почему бы вам не позвонить доктору Альбрехту в Соутелл насчет меня?
Он холодно глянул мне в лицо.
– Возвращайтесь к десяти часам и обращайтесь к директору. Он свяжется с Соутеллским Санктуарием… или с полицией, если сочтет нужным.
Я ушел ни с чем. И тут же крупно сглупил. Мне бы повидаться с директором – он вполне мог (после консультации с Альбрехтом) дать нужные сведения, а я вместо этого схватил первый попавшийся джампер и помчался в Браули.
Там я за три дня напал на след Рикки. Да, она жила здесь вместе с бабушкой, это я выяснил быстро. Но бабушка умерла за двадцать лет до того, как Рикки легла в анабиоз. Браули со своим стотысячным населением – совсем не то, что семимиллионный Большой Лос-Анджелес, и разобраться в записях двадцатилетней давности не составило труда. Но одна бумажка, которой и недели-то не исполнилось, меня обеспокоила.
Дело в том, что Рикки путешествовала не одна, с нею был какой-то мужчина. Мне тут же вспомнилась ужасная история о хищных жуликах, которую поведал Бернстейн.
