Владимир Свержин - Заря цвета пепла
Не знаю, сколько времени прошло. Небосвод светлел за окнами. Софи обессиленно лежала у меня на плече, и вдруг я услышал, как она всхлипывает.
— Что случилось? — начал я и осекся, понимая, что девушка, вероятно, оплакивает происшедшее. — Ты огорчена, прости…
— О нет, — она замотала головой, — это все я. Мне вдруг подумалось, — она снова всхлипнула, — представилось, как будто мы — король и королева, у нас есть сын. И вдруг революция, нас казнили…
«…Веслом не отмашешься», — вспомнились мне пророческие слова напарника.
Глава 11
Главный секрет власти — знать, что все остальные еще трусливее, чем ты.
Император НеронПариж — всегда Париж. Он встречает вас яркими мундирами часовых у своих застав. Он оглушает, захватывает смехом и будничным шумом: выкриками торговок и зазывными речами приказчиков, грохотом колес по мостовой и нестройными руладами подгулявших выпивох. Парижские гуляки ни на кого не похожи, одеты кто во что, готовы равно к объятиям и к драке. Философствующие пьянчуги, знающие все обо всем, цитируют Дидро и Вольтера, устроившись кто на стульях, а кто и на ступенях трактиров, порой солидных, с красочными вывесками и звуками клавикордов[38] из-за распахнутой двери, а чаще — притулившихся в кривых закоулках.
Хозяева окрестных виноградников, опасаясь надолго оставаться в столице, торопятся продать молодое вино мелким торговцам. Те, в свою очередь, стремятся извлечь прибыль из каждого квадратного, и не очень, сантиметра имеющейся площади. Ничего никому не платя, они выставляют бочки прямо у своего порога. Странно, но отнюдь не забавно видеть здесь грубо сколоченные табуреты, соседствующие с разрозненными золочеными стульями с бархатными подлокотниками и варварски срезанными со спинок гербами. Приметы эпохи, камрады!
— Са ира! Са ира! — разухабистый клич доносится из ближайшего переулка. — Дело пойдет!
Некогда радостный мотив этой песни, дурманя сознание вчерашних добрых граждан, звал громить особняки знати, выворачивать в сточные канавы содержимое церковных дарохранительниц, плясать тарантеллу, втаптывая в грязь полотна великих мастеров. Нынче буйное помешательство, охватившее тысячи незлобных, по сути, мужчин и женщин, пошло на спад. Допьяна упившись кровью сначала тех, кого именовали врагами народа, а потом и собственной, горожане страдают от тяжелейшего похмелья. Что будет завтра? Кто может знать?! Выпьем же за то, чтобы наступило завтра!
Трудно помириться с собственной головой, когда тебя вдруг оглушает, как дубиной, что все, чем плохо ли, хорошо ли жил вчера, — ложь, к былому возврата нет. Будущее вызывает леденящий ужас. Каждый чувствует: что-то надвигается, огромное и неотвратимое.
Как же не пропустить стаканчик-другой, чтобы согреться, разогнать наступающий мрак, охватывающий душу с каждым днем все теснее? Как не выпить, чтобы загасить пламя революционного пожара, которое почти без остатка пожрало твое сознание, в которое с такой легкостью было брошено все, что хранилось где-то так глубоко, что и сам не знаешь, где. Какие-то детские воспоминания, какие-то проповеди, о которых, впрочем, и думать позабыл.
Ваше здоровье, камрады! Са ира! Са ира! Дело пойдет! Вот-вот над миром взойдет долгожданная заря — заря новой эпохи, заря цвета пепла.
Улица Красного Колпака прежде именовалась улицей Цветка Лилии. Если память мне не изменяет, в XV веке здесь располагался городской замок — отель одного из герольдов знаменитой Жанны д’Арк, носившего положенное ему по рангу прозвание «Fleur de lys» — «Цветок лилии». По названию отеля именовалось и окрестное предместье, позднее вошедшее в черту города. Однако в революционном угаре ревнители новой морали сочли, что негоже сохранять в названии улицы память о цветке, украшавшем королевский герб. То ли дело — колпак, знак истинного революционера!
Мы с Софи без труда нашли пансион мадам Грассо, зажатый, точно сыр в сэндвиче, между уныло-серым складским помещением мебельщика и обойщика Буланже и каретным сараем некого Петипьера. Внутри здание оказалось заметно просторнее, чем снаружи: оно тянулось в длину ярдов на двадцать пять, хотя по фасаду имело едва ли больше шести. Хозяйка пансиона, загодя оповещенная о нашем приезде, без слов выдала ключи от комнат, расположенных одна над другой, на втором и третьем этаже. Насколько я мог заметить, в импровизированном приюте странников было тихо и безлюдно.
Квартал вообще не отличался богатством, хотя и к трущобам вроде предместья Сент-Антуан или Сент-Марсель его нельзя было отнести. Здесь обитали ремесленники, небогатые торговцы, живущие при своих мастерских и заставлявшие ютиться там же, на полу, на тюфяках, своих подмастерьев и приказчиков. Гости сюда заезжали редко, предпочитая останавливаться поближе к центру, а местные жители не имели обыкновения прогуливаться среди бела дня по тенистому бульвару. Возможно, в связи с отсутствием бульвара.
Я зашел в отведенную мне комнату и скривился, как говаривал Лис, «шо середа на пятницу»: она была узкой, точно шлюпка, и полутемной. Единственное окно выходило на задний двор. Чуть ниже виднелась крыша дровяного сарая, далее хорошо просматривались ворота конюшни — удачная деталь, если нужно исчезнуть из здания, не пользуясь центральным входом. Однако и здесь имелась неприятная, хотя и легко объяснимая подробность — со стороны двора на раме красовалась решетка с прутьями в палец толщиной. Конечно, это было сделано лишь с целью обезопасить постояльцев от воров и душегубов, кто бы мог предположить иное?! Я — мог. И немедленно предположил. Уж больно легко можно было заблокировать мои апартаменты, банально придвинув к двери сундук. А уж просматривать и прослушивать их сверху, из комнаты Софи, — так и вовсе святое дело. Судя по всему, не только мы не доверяли де Морнею, но и он не слишком жаловал нас.
Покончив с осмотром, я поднялся этажом выше, чтобы полюбопытствовать, удобно ли устроилась мадемуазель Софи. Вряд ли я опасался обнаружить посреди ее покоев выходы слуховых труб, опускавшихся в мое скромное жилище. Труб как раз не было, зато на лестнице я нос к носу столкнулся с гостиничным слугой, доставившим вещи госпожи де Морней в ее номер. Судя по габаритам, такой мог подтолкнуть к двери не только сундук, но и бронзовую мортиру с лафетом[39]. Слуга низко поклонился, не дав разглядеть лицо, и, что-то буркнув в ответ на мое приветствие, по-морскому шустро слетел вниз по лестнице.
«Как-то слишком много совпадений…» — мелькнуло у меня в голове. Я постучал в дверь. Софи бросилась мне на шею, едва я переступил порог.
— Милый, прости, что мы не вместе!
Я попытался вырваться из объятий нежного ангела, да куда там! Порвать манильский трос и то было бы легче.
Во всяком случае, трос не стал бы говорить, накатывая слезы на глаза: «Ты гонишь меня?! Я была лишь мимолетной прихотью, игрушкой?!»
— Софи, Софи! — Я пытался увернуться от сыпавшегося града упреков. — Мне нужно в штаб к генералу Дарю. Я провез чертов пакет через арест и два плена!
— Нет, ты обманываешь меня! Ты хочешь сбежать, я вижу это по твоим глазам!
Чутье не подводило ее, но сбежать было лишь частью моего замысла.
— Моя дорогая, как ты могла подумать, что я оставлю тебя?! Но я должен исполнить то, для чего был послан.
— А если придет брат, что я скажу ему?
— О, не стоит волноваться. Пусть скажет, где я могу найти его, всего-то дел. Ну а если я ему срочно понадоблюсь, а меня вдруг не окажется у Дарю, он сможет отыскать меня в трактире «Шишка» — это в Латинском квартале, недалеко от Сорбонны.
Было видно, что Софи моментально запомнила информацию. Переспрашивать она не стала. Зато у меня появилось сильное желание действительно посетить Латинский квартал и отыскать эту самую «Шишку»[40]. Последний раз я там был в 1572 году. Шутка ли — больше двухсот лет тому назад! Возможно, от моего старого убежища и следа-то не осталось. Как говорят французы: «Pourqua n'pas?!» (Почему бы нет?!) Мир какой-то уж больно знакомый. Вон, скажем, Лис чуть было не обнаружил в Митаве собственного потомка. Глупо надеяться, ну а вдруг?! Я вспомнил толстуху Жози и верного Мано де Батца, с помощью которых некогда покинул столицу, спрятавшись в полупустой бочке. Немало дел мы тогда наворотили! Что же на этот раз приготовила мне старушка Лютеция?[41]
Вырвавшись наконец из пылких объятий, я поправил форму и, позвякивая саблей, отправился «на охоту»…
* * *Мой друг негодовал так, что канал связи, казалось, вот-вот выйдет из берегов.
— Не, Капитан, ну ты подумай, каков поскребыш! Всю дорогу мы летели, как пара голубков. Я его не донимал, в суп не плевал, слова дурного вслед не сказал. И шо? Где благодарность?! Утек, сучок кактусный!
![Гера Греев - Истинно арийский попаданец. Книга 5[СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
