Ингмар Миваки - Тот, кто не спит
Припарковав мотоцикл возле маленькой церквушки на окраине города, Ника вошла в храм. Здесь, в тишине пустого зала, она опустилась на колени и закрыла глаза. Почувствовав на себе взгляд, посмотрела вправо. Напротив нее через проход стояла пожилая женщина гигантского роста. Такой открытой улыбки и столь светлого лица Ника не встречала еще ни разу в жизни.
* * *Миновала тридцать девятая ночь с тех пор, как Симона перестала спать. По привычке последних лет она развлекала себя тем, что всматривалась в лица, походку и одежду прохожих, проходящих под балконом ее квартиры, занимавшей третий этаж четырехэтажного дома. Отчаянное отрицание себя после исчезновения Люки сменилось тихой угрюмой сосредоточенностью на мелких деталях повседневности. В начале своего вынужденного одиночества Симона купила себе качественную видеокамеру и начала фиксировать каждый Божий день, не желая пропустить ни одной мельчайшей подробности происходящего во внешнем мире. Потом, когда это стало привлекать внимание друзей и даже раздражать их, с игрушкой-утешением пришлось расстаться. Камера отправилась на полку. Боль вернулась, и Симона нашла себе новое занятие, за которым коротала одинокие вечера: мастерить крошечных человечков и город для них. Последний месяц она работала каждую ночь, почти до самого утра, и только к рассвету впадала в какую-то поверхностную полудрему, всего на час – полтора. Этого, однако, вполне хватало на то, чтобы восстановить силы.
Что-то неуловимо притягательное витало в ту ночь в осеннем воздухе. Первая зимняя свежесть с примесью наносимого из кафе возле парка запаха корицы бодрила и вселяла смутную надежду на будущее. У ворот парка напротив дома целовалась юная парочка. Под окнами прошла шумная подвыпившая компания. Симона наблюдала за беззаботными прохожими, когда в боковом поле зрения справа в воздухе проступили тонкие контуры. Эфирные, невесомые, очерченные тонкой молочно-белой линией фигуры появлялись одна за другой, выстраиваясь в ряд, точно вышедшие на поклон актеры. Над их головами возникали десятки плывущих на узких полосках света сообщений из разных красивых и не очень красивых слов. Симона склонила голову к плечу, чтобы прочесть эти странные послания до того, как они исчезнут. Светящиеся ленты бежали по воздуху и, подхваченные призрачными существами, сплетались в их руках в острые углы треугольников, а затем падали вниз и разбегались в разные стороны. Существа, казалось, не видели Симону или, быть может, не обращали на нее внимания. Поглощенные работой, они ловко разбирали строки своими тонкими белыми ручками, хватая, связывая и выпуская их обратно в эфир. За каждой летящей строкой стояло желание отправителя. Симона шевелила губами, читая сообщения одно за другим. Маленькие эфирные труженики, заступившие на вахту в единое силовое поле света, следили за порядком, не давая посланиям загрязниться. Треугольники все сходились и расходились под их ловкими пальцами.
– Они плачут! – воскликнула Симона
Она и не заметила, как выкрикнула это вслух. Один из прохожих, проходивших под балконом, задрал голову вверх и посмотрел на нее. Симона отступила и замерла. Ни один из проходивших мимо не видел светящихся эфирных работников. Между тем перед ней возникли очерченные тонкой золотой линией ячейки, подобные пчелиным сотам. Они разрастались в ее поле зрения до тех пор, пока не превратились в огромное объемное покрывало, под которым ходили ни о чем не подозревавшие люди. Некоторые соты были заняты голографическими картинами природы, другие – движущимися людьми, самыми разнообразными сценками из жизни. Напоминало это гигантскую библиотеку в едином поле над головами ничего не видящих людей. Некоторые ячейки оставались свободными и были заполнены мягким светом.
«Виртуальная система стирает границы, – вспомнила Симона слова доктора Старкина. – Эти существа здесь, чтобы помочь нам прочитать послания».
Последним из бегущих внутри светящейся ленты слов было «мослы»[10]. Какой-то парень стоял, прижатый к стене подворотни. Увидев его за текстом сообщения, Симона стиснула зубы. Было раннее утро, и он спешил на работу. В темной подворотне на него напали хулиганы. Симона увидела, как огромный кулак наносит ему удар прямо в лицо. В момент удара в голове у парня вспыхнуло «мослы», из глаз посыпались искры, а слово отправилось в путешествие по городу. В пути оно было уловлено эфирными работниками. В другом конце города юная девушка стояла у плиты и напевала. Она ждала своего любимого с работы, не ведая, что на пути к ней эфирные труженики поймали трансформированный системой образ кулакастого качка, спешащего к милой девушке через телевизионное шоу, и красавца электрика. В момент, когда один из работников связал послание, у девушки заело телевизионный пульт. Девушка отложила половник и недовольно уставилась на экран телевизора. Как назло, под рукой не оказалось батареек.
– Вот глупая! – крикнула ей Симона.
Девушка бегала по квартире, выдвигая ящики, а за дверью квартиры стоял мускулистый красавец-электрик. Рука его зависла над звонком, но он неожиданно передумал и ушел. Электрик, как и парень из телевизионной рекламы, был мускулистым мужиком. Девушке нравилось смотреть на таких.
Симона перевела взгляд с девушки на парня. Тот сидел, прислонившись к стене дома, и вытирал окровавленное лицо. Телосложением он был совсем не так хорош. Симона пристально всматривалась в появлявшиеся в поле зрения картины, пытаясь схватить суть. Итак, девушка, получив послание «мослы», принялась варить суп для любимого. Это максимум, что могли сделать для них обоих эфирные труженики. Батарейки она так и не нашла, а электрик ни с того ни с сего вспомнил о чем-то важном и ушел. Девица вернулась к кастрюле, и они с Симоной заглянули нее. В кастрюле варились мослы.
– Нет так уж и плохо, – заметила Симона. Светящиеся персонажи, разыгрывавшие перед ней представление, преподавали важный урок. Девушка хотела быть любимой. Она хорошо заботилась о своем парне, но при этом не видела его. По крайней мере, накормит его супом с мослами, когда полчаса спустя он появится на пороге дома с разукрашенным лицом, подумала Симона. Она вдруг почувствовала тяжесть в груди. Воспоминания о прежней жизни с Люкой и собственной невнимательности, повлекшей за собой чувство вины, навалились на нее с новой силой. Суп будет вкусным. Он не расскажет ей о том, что наделал долгов и ввязался в темную историю, чтобы заработать лишних денег. Скажет, что напали хулиганы.
«Вспомни, кто ты и откуда пришел. Ты можешь все», – говорилось в другом послании. Слова стягивались, завязывались и превращались системой в призывы: «Ты лучше других», «Подними свой национальный дух». И тогда те, кто прочел их, вместо того, чтобы трудиться и созидать, решили воевать с братьями и порабощать других, заставляя их работать на себя. Эфирные труженики плакали в три ручья, не справляясь с потоком сообщений, трансформированных больной системой. Сообщения размножались и росли, как снежный ком, и покрывало из золотых сот рвалось.
«РОТ на мосту», – вспомнила Симона слова доктора Старкина.
Пошел мокрый снег, и картинки исчезли. Симона подставила руки под снег. Лизнув мокрую ладонь, она обнаружила, что вода горькая на вкус. Вернувшись в комнату, она села за длинный деревянный стол под широким подоконником.
– Они сделали воды горькими. Никто не сможет жить в горькой воде и оставаться здоровым, – сказала Симона, глядя на маленьких человечков.
На столе под окном покоился созданный Симоной мир: человечки высотой в полмизинца жили своей кукольной жизнью. Она смастерила для них стульчики и креслица, деревца и скамейки. Под крохотным кипарисом выделялся гладкий розовый камешек в обрамлении яркой пластмассовой травы. Симона погладила выцарапанные на поверхности камня имена – свое и Люки. За датами рождения следовали обугленные точки, оставленные раскаленной иглой. Скорчив недовольную гримасу, она с остервенением принялась тереть их розовой водой. Затем взялась за розы: смастерила их из выкрашенной в алый цвет папиросной бумаги.
Наступил новый день. Телефон разрывался от звонков и сообщений, но поглощенная работой Симона не снимала трубку. Когда розы были готовы, она воткнула их проволочные концы в клумбу и очнулась. На часах было три часа дня. Симона не спала двое суток.
«Приезжай скорее», – ясно услышала она голос подруги. Сообщение пришло без искажений. Ника ждет ее в «Кабаке отца Иоанна». Дело, как она сообщала в своем мысленном послании, было неотложным.
Золотисто-черный «Triumph» стоял, прислоненный к стене дома, у входа в заведение отца Иоанна. Под скромной вывеской над дверями значилось «Неспешная трапеза». Внутри было немноголюдно. Ника сидела в самом конце барной стойки. Рядом на стойке лежал мотоциклетный шлем и стояла кружка домашнего кваса.
