Егор Чекрыгин - Злыднев Мир.
Я решил не оригинальничать, и поступить так, как поступил в свое время Наставник, – спрятать неумеху среди таких же как и он бездарных людишек.
– Ты пойдешь к людям, – сказал я ему голосом, не допускающим возражений. – Там ты прикинешься одним из них. И будешь ждать когда я приду за тобой. Все понял?
– Ага. – Радостно закивал он головой. – А в какую сторону идти?
– Я переброшу тебя к ближайше…., – внезапно одна мысль пришла мне в голову. – Я закину тебя в один город. Называется он, – «Город У Трех Дорог». Местечко на редкость паршивое, но если ты в городах жил, тебе может даже и понравиться. Там ты найдешь…, человека, которого недавно звали Хромым, а как зовут сейчас не знаю. – (Я показал ему образ Хромого). …Хромой, в общем то неплохой человек. – Продолжил я, – Скажешь ему, что тебя прислал Умник, и просит тебя приютить. Возможно Хромой, для начала надает тебе по шее, но скорее всего не выгонит.
Магией не пользоваться. И даже не упоминать ни о чем, что с ней связанно. Просто забудь что она существует на свете. Забудь о своей Школе и о том чему тебя в ней учили. Да и маг из тебя…. Короче, – сиди там, делай все что прикажут, забудь слово «людишки», и жди меня. – Все понял?
– Ага, – опять кивнул он головой. – Господин, а когда ты придешь?
Я и сам бы хотел знать на это ответ! Когда я приду? И приду ли вообще? – Жди меня … год, если через год, я не появлюсь, – можешь считать себя свободным и убираться куда угодно.
Поскольку я уже и так потратил на этого растяпу безумно много времени, – дальше я действовал без долгой болтовни и совещаний. Просто зашвырнул дурачка в лес за Мертвыми Хуторами. Вдолбив заодно в его голову путь к Трехе. Подумав немного, сотворил вместо его форменной одежды, обычные порты да рубаху, и швырнул в ту же точку пространства, в надежде что у этого несчастного, хватит мозгов переодеться в свалившуюся ему на голову одежду, а не убежать от нее в ужасе.
Следующие дни я бесцельно нарезал зигзаги над полями, холмами и лесами, все ближе и ближе приближаясь к своей поляне. Никаких следов Наставника, или просто чего-нибудь заслуживающего внимания я так и не обнаружил.
Изредка, я замечал небольшие деревеньки и видел фигуры бредущих куда-то людей. И пару раз, когда отчаяние побеждало мой оптимизм, я спускался с неба и опускался до разговора с этими….. Ответной реакцией как правило, были страх и злоба. Меня боялись. Меня ненавидели. А в мыслях этих…, людей, я читал, что если бы они и знали ответ на мои вопросы, – мне бы не сказали.
Один раз, достаточно большая толпа возвращавшихся домой солдат, попыталась на меня напасть. Только огромным усилием воли я сдержался и не прикончить их всех одной хорошей молнией, не превратить их в камень или…
– Стоп, – сказал я сам себе, – Так можно докатиться…. Ты же достаточно взрослый, что бы не обращать внимание на эту…. Забудь о них. Они не стоят твоего внимания. Они слишком тупы, чтобы понять такого как ты. Наставник бы не одобрил их убийства….
Был уже поздний вечер, почти ночь, когда я долетел до своей поляны. Еще издалека я почувствовал на ней чье-то присутствие. Но боль и горечь от осознания, что это было чужое присутствие, только усилились на фоне появившейся надежды. Когда же я понял, насколько чужое это было присутствие….
Наша с Наставником поляна была осквернена и испоганена человеческой мразью. Под моим любимым дубом горел их отвратительный костер. Ручей пропитался вонью их грязных тел, мягкая шелковистая травка, которую я растил и лелеял многие годы, истоптана вонючими ногами. А вокруг… Вокруг костра валялись кости и обрывки шкуры Моего Зайца. Того самого зайца, которого я знал еще зайчонком, с кем играл и о ком заботился. …Ласкового и глупого дурачка, хитрого обжору и неженку схватили, убили, ободрали шкуру, зажарили и сожрали эти….
Этого мои несчастные, измотанные нервы выдержать уже не могли. И когда одна из мерзких тварей поднялась от костра и уставилась на меня…, из моих рук, непроизвольно вылетела молния, и чуть не испепелила этого…. Если бы я в последний момент, не сместил прицел чуть выше, – его бы точно прикончило. А так, – сверкнуло над самой головой, хорошенько опалив морду. (Пусть скажет спасибо, что не попал на вертел, как мой заяц). Однако он все равно упал как подкошенный.
Потом мне стало стыдно. – «Наставник, этого бы не одобрил», – подумал я. Подошел к лежащему телу, воспользовавшись тем, что его сообщники затеяли в кустах какую-то возню, и насколько это было возможным, вернул его к жизни.
Но долго возиться со всяким…, мне было некогда. И когда я понял, что сволочь будет жить, – я убрался с оскверненной поляны. Убрался навсегда!
КУРЕНОК
Мы сидели у костра, обсуждая наше будущее. Основной целью беседы было ненавязчиво и незаметно убедить внезапно захандрившего Полтинника, бросить свою крестьянскую блажь и продолжать делать то, что он действительно умеет, – служить и воевать. А главное, – быть нашим командиром.
Но он почему-то вбил себе в голову, что должен жить мирной жизнью какого-то там паршивого крестьянина. Хотя любой, кто общался с Полтинником хотя бы день, сразу сказал бы, что из Полтинника крестьянин, как…, как из боевого пса, – дворовая шавка. Да и многое ли он помнит о крестьянском труде? Работал мальчишкой? Но сейчас он уже давно не мальчик, и крутить коровам хвосты в его возрасте уже не столь увлекательное занятие. А хотел бы я посмотреть как наш Полтинник, на равных говоривший с сотниками и даже тысячниками, станет гнуть спину перед каким-нибудь ярлом или бароном.
В общем, нам троим было абсолютно ясно, что эта его затея обречена на провал. Оставалось только убедить в этом его самого!
Но он уперся. Он не желал слушать никаких разумных доводов. Он смотрел на нас и словно не видел. Слушал и не слышал.
Как же это меня бесило! Как же хотелось подойти, тряхнуть за плечи, (а может и врезать, по внезапно отупевшей морде), чтобы хоть таким способом выбить из него эту блажь.
Ведь стоит ему уйти, и наш ставшей таким маленьким отряд, окончательно и бесповоротно прекратит свое существование. Стоит нам разойтись, и это будет конец. Конец нашей жизни. Жизни в отряде. Кем мы будем без отряда? – Два старых бездаря, и мальчишка-сирота. И все трое, – ничего в жизни не умеют, кроме как ходить строем, махать мечом, да закрываться щитом. Поодиночке мы быстро пропадем в бурном и страшном потоке новой, неведомой жизни.
Да! – нам было страшно. Очень страшно. Даже страшней, чем в любом самом страшном бою. Потому что там, конечно тоже страшно, но зато понятно. Все давно испытанно и хорошо известно. Самое страшное что могло там с нами случиться, это смерть.
А тут, нам угрожала жизнь! И как справляться с этой бедой мы не знали.
Весь наш страшный, жестокий и ужасный, но знакомый и понятный мир, больше не существовал. А что вместо него? – Я не знал. И никто не знал.
А поначалу-то нам казалось, что вот оно, ВСЕ, – полная и окончательная победа добра уже наступила, и дальше остается только почивать на лаврах победителей и наслаждаться счастливой жизнью. …Вот только с чего мы взяли, что это мы победили? И почему на смену ужасам рабства у магов обязательно должно придти всеобщее счастье?
Все оказалось совсем не так. Полтинник понял это еще в первые минуты Нового Мира. Но тогда мы его не слушали. Не желая верить, что этот удивительный новый мир, тоже может оказаться злым и жестоким. Но он таким и был. Особенно для нас. Тех, чьи дома, города и деревни уничтожила эта война. Кто уже давно позабыл откуда он родом или вообще, этого рода никогда не имел. Да. Таким людям было абсолютно некуда пойти. И таких было слишком много. Может быть даже большинство.
…Кто-то принимал приглашения своих товарищей и шел вместе с ними. Кто-то оседал на приглянувшемся, или просто подвернувшимся под задницу клочке земли. А кто-то продолжал брести куда глаза глядят в поисках того, чем бы заняться в этом новом для нас мире.
Но мало кто из бывших солдат владел каким-нибудь ремеслом. Оторванные от мирной жизни в ранней юности, почти детстве, они так и не успели научиться ничему полезному. А многие, подобные Большому Шишке, – никогда этому и не учились.
Но даже те кто умел зарабатывать на жизнь не только мечом, почему-то не слишком рвались бросить свое оружие и начать вкалывать с утра до вечера.
Долгие годы войны отучили людей добывать кусок хлеба нудным и тяжелым трудом. Свой кусок они получали либо на армейской кухне, либо брали сами.
Вот этим привычным способом, – «брали сами», они и воспользовались, когда армейские кухни исчезли, прихваченные из армии запасы закончились, а брюхо все так же продолжало требовать свою каждодневную пайку.
Но как оказалось, что если даже забыть, что немногие оставшиеся работать на земле крестьяне тоже люди, и грабить их хуже чем Врагов, – все равно на всех не хватит.
