Дмитрий Шидловский - Самозванцы
– Пошли, Сергей.
Историк на несколько секунд замялся, что‑то в словах Селиванова смутило его. Но потом он покорно повернулся и двинулся к выходу. За ним последовал Крапивин. Вместе они прошли в комнату в самом конце коридора. Там за ноутбуком сидел Алексеев. Чигирев отметил про себя, что со времени их последней встречи инженер осунулся и постарел.
– Виталий Петрович, – обратился к Алексееву Крапивин, – откройте, пожалуйста, первый канал.
– Первый?! – недоуменно посмотрел на него инженер. – Вы уверены?
– Да, это приказ Селиванова.
Алексеев почему‑то тяжело вздохнул и забегал пальцами по клавиатуре. Через полминуты дальняя стена комнаты испарилась, и на ее месте образовался залитый солнцем лес. Чигирёв вздрогнул, однако Крапивин, очевидно, уже привыкший к подобным метаморфозам, спокойно повернулся к историку и снова произнес:
– Пошли, Сергей.
Вместе они вышли в открывшийся перед ними лес и двинулись вглубь. Когда они удалились метров на сто от «окна», Чигирев заговорил:
– Вадим, ты можешь мне не поверить, но Селиванов участвует в боярском заговоре против Годунова. Это неизбежно приведет к смуте и оккупации Руси поляками. Ты знаешь, чем кончилась смута. Но здесь, после вмешательства наших генералов и политиков, всё может кончиться ещё хуже. Может прекратить существование сама Россия. Чтобы предотвратить смуту, я пытался поддержать Годунова. Но теперь понял: Борису трон не удержать. Стране нужен сильный лидер, но не Годунов. Ни один из заговорщиков тоже не подходит. В сознании народа они не природные государи. Селиванову я сказал про поддержку царя, только чтобы проверить его реакцию…
– Ну вот и проверил, – как‑то печально усмехнулся Крапивин. – Смотри, Москва вон там. Идти надо на солнце. Запомнил?
Чигирев повернулся туда, куда указывал под‑полковник, и в тот же момент Крапивин легко ударил ему по шее ребром ладони.
Судя по положению солнца, Чигирёв очнулся часа через два. Рядом с собой на земле он обнаружил кинжал, который забрали у него спецназовцы, и несколько стреляных автоматных гильз. Крапивина нигде не было.
«Что происходит? – растерянно подумал Чигирев. – Почему он вырубил меня и сбежал? – И тут его внезапно осенило: – Так ведь, когда меня забрали из того мира, была зима, а здесь лето! Меня не туда закинули!»
Подхватив нож, он со всех ног кинулся к тому месту, где они с Крапивиным вошли в этот мир. Как и следовало ожидать, «окна» там больше не было.
– Подлецы, избавиться от меня решили! – застонал Чигирев.
В отчаянии он с силой ударил кулаком. Пронзившая руку боль отрезвила на мгновение, но потом эмоции снова захватили его. «Что такое «канал один»? – лихорадочно думал он. – Не было такого раньше. Может, они открыли «окна» еще в несколько миров? Меня в другое измерение забросили! Господи, неужели я больше никогда не увижу Дашу и сына? Неужели всем моим планам конец?» Он со всех ног бросился в том направлении, где, по словам Крапивина, находилась Москва. Бросился напролом, не разбирая дороги, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь. Обида душила его.
Он не знал, сколько прошло времени. Он выбивался из сил, переходил с бега на шаг, восстанавливал дыхание и снова принимался бежать, перепрыгивая через поваленные деревья и форсируя ручьи. Он бежал и бежал, пока наконец внезапно возникшее чувство опасности не заставило его рухнуть в траву и притаиться. Он сам не понял, как это произошло, но когда, придя в себя, он аккуратно приподнял голову, то увидел мелькавшие впереди в просветах между деревьями силуэты людей и коней. По‑пластунски Чигирев подкрался поближе и только тогда понял, от какой опасности спасла его интуиция. Перед ним татарский отряд человек из тридцати гнал русский полон. Среди пленных было и несколько взрослых мужчин, но в основном молодые женщины и дети. Все одетые в домотканую крестьянскую одежду и связанные между собой веревкой. Они понуро брели по разбитой проселочной до‑роге, подхлестываемые татарскими нагайками.
«Что это? – удивленно подумал Чигирев. – Татары опять в набег пошли? Так, значит, меня всё же вернули в мой мир, во времена Бориса Годунова?»
Однако что‑то в облике татар заставило историка насторожиться. За год пребывания в годуиовской Москве Чигирев несколько раз видел крымских татар: послов, торговцев, пленных. И они чем‑то отличались от тех татар, которые гнали сейчас полон. Присмотревшись, историк заметил, что эти воины одеты в значительно более тяжелые кожаные доспехи, чем те, которые носили при Годунове. Впрочем, не это смутило его больше всего. Если его действительно выбросили под Москвой в начале семнадцатого века, то проникший сюда татарский отряд совершенно не мог вести себя столь беспечно. Крымские татары, ходившие в набеги до Москвы, вихрем проносились по ее окраинам, грабили окрестные села и стремительно уходили, пытаясь избежать встречи с преследовавшими их стрельцами и дворянской конницей. Эти же явно никуда не спешили и не опасались погони. Да и взять с собой из‑под Москвы такой полон они не могли.
В этот момент один из пленных, мальчишка лет двенадцати, неведомым образом ухитрился распутать веревку и опрометью бросился в лес, как раз туда, где сидел в укрытии Чигирев. Немедленно один из татар выхватил из колчана лук, приладил стрелу и пустил ее вслед беглецу. Добежав до самой кромки леса, мальчишка упал сраженный выстрелом. Какая‑то женщина в полоне громко закричала и забилась в истерике. Ее тут же утихомирили ударами плетей. Не обращая больше внимания на лежавшего без движения мальчишку, татары погнали полон дальше. Вскоре процессия скрылась за поворотом.
Чигирев осторожно подполз к распростертому на траве мальчику, аккуратно приподнял его на руках и перевернул лицом вверх. Парнишка был еще жив.
– Кто это был? – хриплым голосом спросил историк.
– Татары поганые, рать Батыева, – с трудом ответил мальчик, закашлялся и вдруг затих. Из уголка его рта потекла тонкая струйка крови.
«Вырубив» Чигирева, Крапивин вытащил из‑за пазухи и бросил на землю изъятый им у историка кинжал, после чего сдернул с плеча автомат и дал короткую очередь по ближайшим кустам. После этого, закинув оружие за спину, он быстро зашагал назад к «окну». На душе у подполковника было погано.
Вскоре он прошел через пробитое в пространстве и измерениях «окно» и снова оказался на центральной базе эксперимента. По тому, какими широко раскрытыми, полными ужаса глазами смотрел на него Алексеев, Крапивин понял, что инженер слышал автоматную очередь и догадался о смысле задания, полученного спецназовцем от Селиванова. «Ничего, пусть Селиванову доложит, – подумал подполковник. – Мне спокойнее будет. А Серега авось там выживет. На мне, по крайней мере, его крови не будет».
Небрежно бросив инженеру: «Закрывайте «окно», Виталий Петрович», – Крапивин вышел из комнаты.
Вскоре он уже стоял в кабинете генерала. Селиванов не только не сменил свой средневековый нард, но и явно собирался вернуться в тот мир, где правил, а вернее, изо всех сил цеплялся за власть Борис Годунов. Он уже пристегнул к поясу саблю и копался в средневековом дорожном сундуке. Увидев вошедшего подполковника, он спросил:
– Сделано дело?
– Угу, – мрачно ответил Крапивин.
– Из автомата?
– Да.
– То‑то там народ удивится, когда труп с огнестрельными ранениями найдут, – усмехнулся генерал.
– Не думаю, – отрицательно покачал головой Крапивин. – Там сейчас столько трупов, что вряд ли люди сильно интересуются, кто и как убит.
– Вот и славно, – генерал закрыл крышку сундука. – Надеюсь, ты понимаешь, что другого выхода не было. Если бы мы его выпустили здесь, в прессу могла просочиться нежелательная информация. Демократия, мать ее. А там он мог наломать кучу дров и спутать нам все карты. Он, видишь ли, идейный. Да и в других измерениях живой он нам не шибко нужен. Еще неизвестно, как события повернуться. Согласен?
– Согласен, – буркнул Крапивин. – Хотя жалко. Парень‑то неплохой был и неглупый.
– Губа у него и впрямь была не дура, – хохотнул Селиванов. – Я его жену там видел. Справная девка.
– Помочь бы ей, – заметил Крапивин. – Она же не виновата.
– Да уж я ей займусь, – пообещал генерал, – Хотя муж у нее сволочь порядочная.
– Он, как и мы, той Руси помочь хотел.
– Хотел, только как? – скривился Селиванов. – Он же демократ, что и не скрывал. И на той Руси он, видишь ли, демократию и свободу личности хотел защищать. Бред. Какая Россия может быть при демократии? Ведь это противно самой сути русского народа. Это его гибель. Согласен?
Крапивин неопределенно передернул плечами.
– Мы сделаем ту Россию по‑настоящему сильной, – продолжил генерал, внимательно глядя в глаза подполковнику, – единой, самодержавной. Так, чтобы вся власть в одном кулаке и никто бы пикнуть против не смог. Вот это истинное процветание, в этом счастье народа. Я тоже хочу принести России счастье… Хотя бы той России, раз эта под либерастов легла. Счастье по‑настоящему твердого правления и крепкого государства. И пусть не рассказывают, что все равны. Есть те, кто рожден править, и те, кто рожден подчиняться. Система идеальная, как автомат Калашникова. И любые шатания только ослабляют ее. Согласен?
