Анатолий Спесивцев - Атаман из будущего. Огнем и мечом
Вот эта страшная ноша ответственности за судьбу миллионов людей и их потомков, пожалуй, предопределила сначала скольжение попаданца к нервному срыву, а потом лечение самыми древними и проверенными способами. Антидепрессантов универсальнее спиртного и тесного общения с прекрасным полом еще никто не придумал. Причем из-за евреев – куда же без них, – упершихся и смотревших на него, как на наглого бандита и работорговца (каковым он, честно говоря, и был), лечение ему понадобилось немедленно. И одной порции расслабления перед переговорами оказалось совершенно недостаточно.
Ко времени привала Аркадий уже совершенно успокоился:
«Что случилось, то случилось. Где-то слышал, что случившегося не может изменить даже бог. Судя по моему вояжу, это не так, но… будем исходить из положения, что ничего, кроме испуга, я не подхватил, и работать поинтенсивнее. Запустил я прогрессорство, надо наверстывать».
Не откладывая дело на потом, поговорил о сифилисе с Юркой. Джура о его заразности вне половых сношений не знал, следовательно, стоило предупредить Хмеля и Татаринова о необходимости изоляции людей с такой формой болезни. Заодно вспомнил о туберкулезе и полезности кумыса при лечении его ранних форм. Сделал себе заметку о поднятии этого вопроса на совете характерников еще раз, никаких телодвижений после прошлого рассмотрения заметно не было.
* * *Домна на Аркадия впечатления не произвела. С его точки зрения, она была маленькой и невзрачной, величиной всего-то с небольшой двухэтажный домишко. Для человека, видевшего гиганты индустрии СССР, сооружение было неказистым и непрезентабельным. Поэтому пришлось притворяться, по максимуму задействовав свои небогатые актерские таланты. Друзья-кузнецы просто излучали довольство и гордость этим гигантом местной индустрии. Пришлось попаданцу также вслух восхищаться, хвалить невероятный выход металла, сочувствовать проблемам организаторов производства.
Вообще-то здесь чугун называли свинским железом и долго относились к нему пренебрежительно. Да и переделка его в ковкое железо была связана с немалыми трудностями. Нищие шведы решились рискнуть и… победили. Налив пушек из чугуна – дешево и сердито, они обеспечили своей армии преимущество в артиллерии над всеми противниками. Правда, Густав-Адольф даже кожаные пушки пытался использовать, однако сверхлегкая артиллерия оказалась и сверхненадежной. Заметно уступали бронзовым из-за взрывоопасности и чугунные орудия. Зато они были дешевыми, железной руды в Швеции было много. На тот момент эта очень бедная и не слишком населенная страна была, безусловно, самой передовой в области металлургии. В ней даже построили энергопередающие линии. Не электро, тогда ученые только начали знакомиться с электричеством. На несколько километров передавался момент движения. От водяного колеса – рек и ручьев в Швеции очень много – выстраивали цепочки деревянных брусьев, толкавших друг друга и в конце качавших насос откачки воды из шахты.
Впрочем, здесь руду пока добывали в неглубоком карьере, вопрос об откачке воды должен был встать только осенью. Зато очень беспокоила кузнецов проблема с древесным углем. В степи деревьев было слишком мало, чтобы переводить их. Еще до начала строительства домны была организована его заготовка под Черниговом. Однако с началом освободительной войны многие лесорубы и угольщики показачились и отправились искать счастья на войне. Оставшиеся с трудом справлялись с поставками нужного количества топлива для домны. Кроме того, появилась реальная опасность дальнейшего сокращения его поставок. Одну из барж перехватил для своих нужд сельский самозваный атаман, каких здесь нынче много завелось. Скидан, руководивший боевыми действиями на Левобережье, от жалоб отмахнулся:
– Не до того мне сейчас!
Его войска уже стягивались вокруг Чернигова, готовясь к блокаде последнего крупного города восточнее Днепра, еще принадлежавшего полякам. Хорошо, что главный авторитет среди кузнецов, Петро Каменюка, догадался послать атаману четыре новые, с пылу-жару пушки. Тот оценил, особенно после объяснений, работу и пообещал, что больше никаких безобразий с перехватом он не допустит (переоценившего свое значение местного атаманчика повесили за подрыв казацкой боеготовности). Однако найти работяг вместо ушедших в войско Скидан не взялся.
Подумав, Аркадий пообещал попросить у гетмана пленных поляков.
– Главное – до зимы додержаться, потом легче станет. Год будет голодный, многие для спасения семьи за любую работу возьмутся, пока они еще не понимают, какие тяжелые времена настали.
– Тяжелые? – удивился Богдан Сверлило, младший из троицы кузнецов, подружившейся с попаданцем еще в апреле прошлого года. – Мы же везде побеждаем!
– Если бы не побеждали, времена были бы страшные, а так – просто тяжелые. И легче в обозримое время не станут, так что вы уж тоже с оружием расстарайтесь, нам оно очень понадобится.
«Полюбовавшись» домной, сели на коней и отправились смотреть устроенный в паре верст, возле речки, металлообрабатывающий завод. Большой сарай с четырьмя ранее невиданными сверлильными станками. Правда, на данный момент работал только один.
– Эхма, речка совсем обмелела! – попечалился Каменюка. – Весной все четыре станка вертела со страшной скоростью, а сейчас и один с трудом крутит.
Аркадий сочувственно вздохнул.
«Да, климат здесь… континентальный. Не Гоби, слава богу, однако… не Ницца или Барселона. Зимой от водяного колеса совсем толку не будет, а ветряки действуют уж очень… прерывисто. Есть ветер – работают, нет – стоят, будто заговоренные. Придется переходить на конную тягу, что не есть карашо. Однако о паровой машине и мечтать не буду, разве что во сне. Климатические изъяны родимой сторонки в полный рост, а еще удивляются, чего мы не можем жить, как Европа. Если правильно интерпретирую информацию из фильмов «Дискавери», зима опять будет лютой, стоит заранее готовиться к этому. Сарай этот срочно надо обложить саманными блоками, пусть на конной тяге, но станки и зимой должны работать. Стекло вроде бы прозрачное уже в Азове льют, кровь из носу, сюда необходимо обеспечить его для остекления сего промышленного центра».
Не очень быстро, но непрерывно на станке кружилась пушка, гордость Аркадия. Именно он предложил производить пушки-гаубицы со стволом заметно более коротким, чем было принято в это время. Еще это орудие отличало от европейских или азиатских собратьев полное отсутствие украшений. Не было на нем ни львов, ни драконов, ни надписей в чью-то честь. Еще одним заметным отличием была форма каморы и, соответственно, казенной части, они были конические, а не закругленные. Это позволило заметно увеличить дальнобойность орудия.
Вертелось же оно на станке потому, что его отливали со смехотворно узким жерлом, а потом рассверливали до необходимого диаметра. Наверное, разумнее было бы вообще отливать цельные болванки и высверливать в них отверстия, однако пока такое действо получалось здесь через раз, зато рассверливать уже существующие стволы местные Кулибины насобачились ловко. При этом, как пожаловался Каменюка, каждый десятый ствол приходилось направлять в переплавку, даже после расточки в них оставались раковины внутри ствола.
Собственно, именно из-за них и была затеяна расточка. В семнадцатом веке стволы лили уже в виде готовых изделий, и обязательно возникавшие внутри раковины были бичом артиллеристов. Их было очень нелегко прочистить от остатков заряда прошлого выстрела, поэтому и стрельба велась весьма неспешно: один выстрел в четыре-пять минут в лучшем случае. А то и в десять. Очень много времени отнимало тщательнейшее пробанивание стволов. Казаки смогут в будущем году палить раз в полторы-две минуты – сумасшедшая по нынешним временам скорострельность, на поле боя могущая оказаться решающей. Естественно, все эти восьмифунтовки были одного диаметра. Проблем с литьем ядер для каждого орудия у казацкого войска больше не будет.
«Эх! Ну почему мне нигде не приходилось читать о конических снарядах для гладкоствола? Что-то наподобие пуль Нейсслера для ружей. И не придумывается ничего, хоть плачь. Инженер здесь нужен хороший, а не такой бездарь, как я…»
* * *Проснулся, традиционно в этом веке, в плохом настроении.
«Вроде бы ничего не отлежал за ночь на мягкой перине, вчера водку не пьянствовал, спал нормально, и, судя по освещению, солнце уже встало достаточно давно. Болячек, опять-таки, нету, характерники меня осматривали не так давно, в мае… и откуда же у хлопца испанская грусть? Вот проснулся, и такая тоска накатила… хоть вставай и прям здесь – вешайся. Да только лень. С какого бодуна? Тем более бодуна-то и нет».
Аркадий понимал, что уже не уснет, но вставать не хотелось… хоть вой. Он уже редко «слышал» шум подъезжающего автомобиля или гул «пролетающего» самолета, что поначалу здесь, в семнадцатом веке, с ним случалось регулярно. И открывая глаза, попаданец больше не рассчитывал проснуться в своей квартире двадцать первого века или хотя бы в палатке, но в Украине времен ющера (чтоб его побыстрее черти в ад забрали, где ему и место).
