Павел Дмитриев - Еще не поздно
С тех пор они с Клавой шли по жизни вместе, осторожно обходя все подводные камни. Позади рождение дочери, срочный переезд в Ленинград, практически побег от раскручивающегося над Сибирью маховика репрессий. Учеба в текстильном институте, председательство в Ленинградском горисполкоме. Потом война… Сейчас опять выбор, может быть самый важный в жизни. Хотя этим невозможно удивить человека, который организовал в начале Отечественной эвакуацию 1713 заводов. Да-да, именно 1713, он помнил каждый из них. С риском для жизни пробивал решение по дороге для блокадного Ленинграда и предложил идею трубопровода по дну Ладожского озера. Надо только немного подумать. Ведь все на самом деле очень просто.
Сохранить плановый принцип сталинских времен в чистом виде не выходит, без каждодневной расстрельной угрозы великого вождя все рушится просто на глазах. Что проку в коммунистических идеях? Делить справедливо научились, но нечего. Чтоб убедиться достаточно зайти в магазин или на рынок. Двадцать мирных лет прошло, но великолепия, которым встречал Елисеевский до революции нет и в помине. А цены! Отец Алексея Николаевича, токарь-отпиловщик завода «Лесснер», получал 150 рублей в месяц, а любимый маленьким Алешей шоколад «Жорж Борман» стоил три копейки.
Косыгин лучше других видел глубину пропасти, на краю которой балансировал СССР. Диктатура пролетариата породила чудо индустриализации 30-50-х годов, но стояло оно на ограблении крестьянства. Как по ресурсам, зерну, мясу, так и людям, которые и подняли советскую промышленность на невиданную высоту и выстояли в войне. Теперь деревня иссякла, нужен иной, новый источник роста.
Тяжелая промышленность боле-менее движется на пинках Кириленко и безумном впрыске ресурсов. С этим ничего нельзя поделать, без ракет и атомного оружия СССР уязвим. При этом производство ТНП катится под откос, да так, что с цеховиками ЦК боится бороться всерьез. Без их спекуляций и незаконного производства жизнь людей станет совсем тоскливой.
Еще недавно как основной вариант экономической реформы рассматривалось серьезное улучшение планирования внедрением ЭВМ по Глушкову. Да что говорить, в начале 60-х он сам загорелся этой идеей, казавшейся особенно реальной в свете разработки ЦСУ СССР отчетного межотраслевого баланса по 83-м отраслям в 59-ом. Но реальные предложения апологетов кибернетики не обрадовали, скорее напугали. Чутьем старого хозяйственника Косыгин видел, что ничем, кроме грандиозного и дорогого провала проект ОГАС закончиться не может. Рассказ пришельца только подтвердил обоснованность этих догадок.
Спасением казался компромиссный путь, уже более-менее рассчитанный и готовый к утверждению на сентябрьском Пленуме ЦК. Но выяснилось, что он оказался дорогой благих намерений, ведущих в ад. Еще и волнения в Чехословакии накатывают, ведь предупреждал же Дубчека, что запутается он в своих реформах, не помогло. Попаданец говорил, что СЭВ разделился после этого на четкие периоды «до» и «после». Прав, паразит, пути назад после танков на улицах Праги не будет.
Что остается? Были, как без них, робкие предложения разделить секторы, отдать артельщикам-кооператорам все обувные мастерские, шашлычные, и прочие мелкие услуги. Потом, постепенно, производство несущественных товаров, кустарные промыслы и все подобное.
Для тяжелой индустрии сохранить прежний сталинский план плюс ОГАС, или как ее теперь можно будет назвать. Интуиция немолодого человека громко кричала - это сползание не остановится, частный сектор, как водоворот, будет затягивать в себя отрасль за отраслью. Потому что так проще. И где-то на дне сознания Косыгина, встретившего Революцию смышленым подростком, билась мысль - наконец-то…
Но как? Как вводить очередной НЭП на 50-м году советской власти? Только предложить подобное на Президиуме, и можно головы лишиться. Упертые неосталинисты разорвут в клочки, разнесут в пыль своей любимой непобедимой теорией. Кстати, один из них сейчас слева сидит! Что характерно, за день про учение Маркса ни разу не вспомнил. Так зачем откладывать?
- А ты, Саша, сильно изменился за последнее время. - Задумчиво начал Косыгин, повернув голову в сторону собеседника.
- Неужели так заметно? - Обрадованный прекращением затянувшейся паузы, начал Шелепин и невесело пошутил, - иногда кажется, что его было бы лучше сразу ликвидировать.
- Мда, такую реформу загубил, аж «косыгинскую». Пошел в утиль труд трех лет.
- Сам бы рад многого не слышать, но пренебречь такими сведениями преступно.
- Кто еще в курсе этого… - Алексей Николаевич покрутил кистью руки в воздухе подыскивая нужное слово, - дорожного происшествия?
- Полностью только Володя Семичастный.
- И как долго собираетесь скрывать это от товарищей?
- Нужна определенность в… Позиции ЦК по данному вопросу… Ситуация очень необычная.
- Чтож, это разумно.
Опять повисла пауза. Косыгин отдал инициативу собеседнику, и теперь, откинувшись на спинку дивана, боковым зрением наблюдал, как тот будет выкручиваться. Вспомнилось, как из-за Ленинградского дела оказался в опале Сталина, и каждодневно ожидал ареста. Тогда пронесло, но вот мужа двоюродной сестры Клавы, первого секретаря Ленинградского обкома, расстреляли в 50-ом. Его супруга пошла по этапу. И он, член Политбюро ЦК ВКП(б) ничем не смог помочь.
- Пока понятно лишь одно. Допустить загнивание партии нельзя! - Пафосно начал Шелепин. Но, заглянув во внимательные глаза Косыгина, резко сбавил, - еще не поздно.
- Задача… Леню вы в покое теперь не оставите, - со скептическим выражением лица продолжил Алексей Николаевич, - любыми средствами.
- Мы не заговорщики, - возмутился Шелепин, - такая авантюра недопустима.
- Устроите большой тарарам в ЦК, или сразу на съезде? - Премьер чуть наклонил голову, - выставив Петра как доказательство?
- Если не будет иного выхода! Решим задачу коллективно, по ленински…
- Значит, - подвел итог Косыгин, - будете интриговать.
- Так при Брежневе любая экономическая реформа будет утоплена в замечаниях и поправках, как уже и было! - Шелепин тоже умел быть резким. - Партия разложится и закончит повальным предательством и перерожденчеством.
- Ладно, ладно! Не на митинге, - сдерживаясь, проворчал Алексей Николаевич.
- Да, да, предательством и перерожденчеством! Это - главная беда! И это надо остановить!
Вулкан взорвался.
- Ничерта! Как вы не понимаете, молокососы! - Косыгин, выставив вперед лоб, заглянул Шелепину в глаза, - Какая. Разница. Кто. Будет. Генеральным!
Вот человек, восхитился Александр, хоть и старик стариком.
- Вообще политику вашу в гробу видал! Ты с подробностями расскажи, как людей кормить-одевать будешь! Ком-му-низм им строить… За который мы боролись, пока вы под стол пешком ходили. Чтобы есть было что, и жить где, и детей растить! В деталях! С тем же запалом трибунным, как за чистоту рядов на прошлом съезде агитировал! Еще одну целину распашешь? Или Обь с Иртышом в Среднюю Азию повернешь?
- Петр говорил, что в начале 70-х будет благоприятная обстановка, очень большие доходы от нефти. - Александр придумывал на ходу аргументы. Не признаваться же, что об этом вообще забыли, когда делили места в теневом кабинете?
- Са-ша! Ты подумай наконец! - Косыгин, утвердившись в понимании ситуации, устало откинулся на подушку, - тебе час назад русским языком рассказали, что пути, кроме частн… хотя бы частичного хозрасчета не нашли. Никто! Все успешные страны в 2010 году стоят на капиталистическом пути развития, даже Китай!
Слова в голове Шелепина никак не желали складываться в убедительные, неоспоримые аргументы. Косыгин прищурился.
- Впрочем, противостоять этой пагубной тенденции, считаю, можно. Жестким, нет, жестоким авторитаризмом. Как при товарище Сталине.
Кожа дивана под рукой Шелепина стала влажной. Сейчас он должен выбрать, и при ошибке старый экономист из перспективного союзника станет смертельно опасным врагом. Он-то был уверен, что рассказ о печальной перспективе подготавливаемых реформ заставит Косыгина молчаливо встать на сторону противников Леонида Ильича. Он даже не подстраховался, что, впрочем, не пугало. Раскрытие перед ЦК обсуждалось как один из вполне реальных вариантов, но признавалось нежелательным из-за непредсказуемой международной и общественной реакции.
Было прекрасно известно, что Алексей Николаевич очень уважал Сталина, возможно, даже преклонялся перед его силой и авторитетом. Его собственный стиль руководства тоже был далек от мягкости. Сторонник ли он «крепкой руки»? Может быть, рядом сидит преданный идее коммунист, готовый ради великой страны идти на все, даже жестокую расправу с недавними соратниками?
Разоблачения двадцатого съезда пронеслись в сознании Шелепина. Вал обвинений, бесконечные списки репрессированных, косые взгляды на соратников, чьи подписи их украшали. Вспомнил, как чуть ли не украдкой выносили тело Сталина из мавзолея. Перед глазами как живая встала Зоя Космодемьянская, непризнанная вина, о которой недавно напомнила жена.
