Элоиза Джеймс - Герцогиня-дурнушка
Сесил откашлялся и проговорил:
– Мой тесть тоже нанял сыщика два года назад.
– Этот человек ничего не узнал?
– Я не видел смысла говорить вам об этом, пока есть еще возможность отыскать Джеймса. Установлены определенные правила, знаете ли… Герцог должен отсутствовать в течение семи лет.
– Семь лет исполнится в следующем июне, – со вздохом сказала Тео, уставившись в свою чашку. – Ваш человек побывал в Индии? Помню, Джеймс как-то говорил об этой стране.
– Я спрошу, – ответил Сесил, тяжело поднимаясь с кресла.
Рождество 1814 года в Париже было восхитительным. Все в городе танцевали и веселились, как умеют только парижане. Но Тео чувствовала, как в ее душе постепенно нарастал гнетущий страх. Неужели с Джеймсом случилось что-то непоправимое?
Как ужасно! Ведь это она заставила его уехать из Англии, и, возможно, он погиб где-то на чужих берегах. Или хуже того – на борту затонувшего корабля. Ночами она не могла заснуть и бродила по комнате, мысленно представляя себе «Персиваль», захваченный штормом… И последний вздох Джеймса, исчезающего среди волн. Она отгоняла от себя эти картины и засыпала… Но тут же просыпалась с ясным осознанием: только смерть могла объяснить поведение Джеймса, ни разу не связавшегося со своим отцом.
Ставило в тупик и то, что она так переживала за отсутствовавшего и не заслуживавшего доверия супруга.
В конце концов, Тео встала как-то утром и почувствовала, что совершенно измучилась от чувства вины, от горя и от гнетущей тоски, никак не проходившей.
– Он действительно умер, – пробормотала она со вздохом. Но ведь шесть лет, почти семь – очень долгое время. А женаты они были всего два дня. Выходит, она скучала скорее по другу детства, а не по его краткому воплощению в качестве ее мужа.
Тео вызвала к себе Сесила. Они оба планировали вернуться в Англию в феврале.
– Подождем еще один год, – сказала она. – А после этого сделаем все необходимое, чтобы передать титул вам.
– А затем вы должны снова выйти замуж, – заметил Сесил. – Мы с Кларибел оба желаем вам счастливого замужества.
Но за какого мужчину выйти замуж? Это действительно был жизненно важный вопрос.
Тео мысленно составляла список желаемых качеств. Она бы хотела мужа с певческим голосом, потому что не могла забыть, как Джеймс пел ей на рассвете, после того как они всю ночь напролет занимались любовью. И чтобы мужчина был с голубыми глазами, с широкой улыбкой и чувством юмора. А также чтобы был великодушным.
Увы, не требовалось много ума, чтобы понять: ее список требований прямо указывал на мужчину, который отсутствует и почти наверняка умер. Тогда она попыталась убедить себя в том, что Джеймс – вероломный предатель. Так неужели же она действительно хотела принять обратно мужчину, женившегося на ней по приказу отца?
Ответ был неутешительный. Да, хотела. Конечно, при условии, что он будет заниматься с ней любовью, а после этого петь для нее.
Глава 18
Апрель 1815 года
Первый бал, открывавший очередной сезон, – всегда самый важный и интересный по целому ряду причин, некоторые из которых вполне очевидны, а другие не совсем ясны. На этом балу присутствуют все юные девушки, впервые выходящие в свет, но здесь же становятся общеизвестными все последние новости из жизни высшего общества. Кто находится в трауре и остался в поместье? Чей брак разладился до такой степени, что муж и жена проживают в разных домах? Кто проиграл на скачках так много, что вынужден явиться во фраке, безнадежно вышедшем из моды? Обо всем этом узнают на первом балу.
Именно на первом балу Красавчик Браммел[7] появился в безукоризненно черном и белом. Именно на первом балу Петуния Стаффорд продемонстрировала свои коротко подстриженные локоны, сделавшие ее похожей на легкомысленного, но очаровательного ребенка. А как-то раз леди Беллингем появилась в бальном зале во влажных нижних юбках (некоторые до сих пор сомневаются, что на ней была сорочка).
Но Тео предпочла пропустить первый бал сезона 1815 года. Ее появление там было бы слишком банальным. А она считала неписаным правилом: графиня Айлей никогда не бывает банальной.
Конечно, она получила приглашение. Как только заметили, что на дверь дома 45 на Баркли-сквер вернулся дверной молоток, означавший, что хозяйка возвратилась домой, приглашения посыпались дождем.
Многие не помнили Тео (она вышла замуж во время сезона 1809 года и больше уже никогда не показывалась в лондонском светском обществе) и жаждали вынести собственное суждение о ее уродстве. Но были и те, которые побывали в столице Франции или же получали известия оттуда. И все эти люди уверенно напоминали: гадкие утята – и герцогини – со временем превращаются в лебедей.
По правде говоря, Тео решила пропустить не только первый бал сезона, но и выждать еще три недели. Она задумала впервые появиться в свете – то есть вернуться в английское высшее общество – на балу, который давали Сесил и Кларибел.
Кларибел оставалась все такой же очаровательно пустоголовой, как и шесть лет назад. Ее невыразительная безликая красота почти не изменилась. Она походила на увядающую розу, которая продолжает цвести, пока все ее лепестки не опадут. И, как и Сесил, Кларибел значительно прибавила в талии.
Зато угловатая фигура и резкие черты лица Тео несколько округлились за прошедшие годы, и она вполне осознавала, что теперь выглядит гораздо лучше, чем прежде. Но каждый раз, когда она позволяла себе эту мысль, ее охватывало раскаяние – мама терпеть не могла такие бесполезные и тщеславные рассуждения. Но удивительно: мать умерла, а в ушах Тео постоянно звучал ее голос.
Когда мистер и миссис Пинклер-Рейберн открыли бал, у всех на устах была только графиня Айлей. Прошел слух, что она приняла приглашение родственников.
– Разве мы приглашали лорда Дринкуотера? – спросила Кларибел у мужа, наблюдая, как дворецкий сопровождал в зал невероятно пьяного джентльмена, которому все же хватило сообразительности разработать способ ходьбы, не требовавший чувства равновесия.
– Нет, не приглашали, – ответил Сесил. – Я вижу тут многих, кого мы не приглашали, дорогая. – Он сжал руку Кларибел и повернулся, чтобы поприветствовать лорда Дринкуотера.
Наконец хозяева решили, что новых гостей уже не будет и можно, оставив свой пост у входа, присоединиться к остальным. А леди Айлей так и не появилась… Но едва они сделали несколько шагов в сторону бального зала, как раздался ужасающий шум.
– Должно быть, это Тео, – сказал Сесил, оглядываясь. – Разумеется, она идеально спланировала свое появление. – Секунду спустя он воскликнул: – Будь я проклят!
Кларибел, уже собравшаяся сделать мужу выговор за употребление бранных слов в ее присутствии, внезапно замерла с раскрытым ртом.
Женщина, появившаяся на верхней площадке лестницы, взирала на всех с легкой улыбкой, свидетельствовавшей об абсолютной уверенности в себе; и она походила на богиню, спустившуюся на землю с заездом в Париж. Тео излучала то неописуемое очарование, которому просто невозможно научиться – в чем Кларибел, к своему горькому сожалению, убедилась на собственном опыте после многочисленных бесплодных попыток.
Ткань платья леди Айлей стоила наверняка не меньше квартального содержания Кларибел. Это была перламутрово-розовая шелковая тафта, расшитая серебряными нитями. Едва прикрывая груди, платье это спускалось до пола переливчатыми каскадами несказанной красоты.
Розовый шелк выгодно оттенял цвет ее волос – жженый янтарь с вкраплениями бренди и лютиков. Ах, если бы только она распустила их… И, может быть, даже завила бы очаровательными локонами! Кларибел решила непременно сообщить Тео в личной беседе о новейших щипцах для завивки. У нее у самой были восхитительные спиральные кудряшки.
Но даже и без этого в облике графини ощущалось нечто величественное, даже гипнотическое. И самой впечатляющей в ее костюме была накидка, сверкавшая в свете люстр, поблескивавшая и переливавшаяся, как если бы была сшита из меха.
– Проклятие… – снова пробормотал Сесил себе под нос.
Кларибел посмотрела на мужа и увидела, к своему удивлению, знакомый блеск в его глазах – блеск, обычно предназначавшийся только ей одной.
– Не вижу никаких причин сквернословить, – с обидой в голосе заметила она и направилась приветствовать гостью. – Вы выглядите великолепно, леди Айлей, – искренне сказала Кларибел несколько секунд спустя. – Ваше платье просто восхитительно! Не хотите ли отдать накидку Джефферзу? Боюсь, при всей ее красоте вам будет в ней слишком жарко.
– О нет! – возразил Сесил; он склонился над обтянутой перчаткой рукой графини, прежде чем та успела ответить. – Я совершенно уверен, что Тео собирается оставаться в этой накидке хотя бы часть вечера.
– Что ж, если вы совершенно уверены, что не перегреетесь… – нерешительно промолвила Кларибел, разглядывая накидку.
