Олег Рыбаченко - Святая битва за Русь
Витязь-царевич, он же Григорий Леопардов почувствовался себя идиотом, или скорее учеником, не усвоившим простейший урок.
— Ну ладно, как твое имя чернокнижник? — Снисходительно спросил непобедимый воитель.
— Я великий Абдула-Обамма, величайший ведун из ведунов Африки и Аравии.
Григорий не понял:
— Кто?
Тогда африканский Абдула и выдал:
— А ты глуп, ухом глух, хоть тело как гном амбала! Ведь ты должен знать историю, хотя бы ту, что связана с войной. Что уставился? Дурак дурной!
Григорий Кулаков невольно вздрогнул, такое ощущение, что этот энергичный старик, в вычурной самоцветной тюбетейке поверх чумы знает слишком, сверхъестественно много о нем. Абдула-Обамма, по преданию один из самых сильный и авторитетных чародеев всех времен и народов, был приближен и возвышен Султаном султанов и царем Африки. Другие детали неизвестны, да и вся эпоха туманна, уже трудно провести грань между вымыслом и реальностью, легендой и летописью, сказкой и былью.
— Я вижу, ты уже понял все! — Прорычал африканский чернокнижник. — Ты зловещее отродье — порождение безумных волшебников и магов далекого будущего! Зачем влетел во время мое! Ну, посмотрим, оправдаешь ли ты надежды своих создателей.
Григорий быстро ответил:
— Да!
Но Абдула-Обамма в рифму продолжил:
На тебя нашлю полки карателей!
Вокруг колдуна возникло ослепительное сияние, оно переливалось всеми цветами радуги, и отражений брызг водопадов.
— Вили-кили, Храп, Хрупали! — Пел опаснейший из чародеев. — Появитесь вурдалаки — из пучины ада встали! Упырей несметны силы, покажитесь из могилы.
Земля затряслась словно в землетрясении, чудовищные в своем воплощении монстры, раздирая траву, выпрыгивали на поверхность. Их дикие скачки ломали деревья, крупные вурдалаки, рвали зубами и когтями кору и ветви. Трупный смрад стал невыносимым, казалось, бесноватая толпа могла убить одним зловонием. Григорий Кулаков впрочем, сохранял немыслимое для людей хладнокровие. Во-первых, страх витязям-воителям неведом, не заложили его создатели, а вот осторожность и животное сосание под ложечкой не одно и то же, а во-вторых, воевода-царевич уже прикинул примерный расклад сил и наметил план боя. Ведь и не таких крутых рубали и побеждали!
Ну что с того, что их упырей и вурдалаков четыре тысячи если не более. Оружия у них нет, только клыки и когти, а плоть особенно упырей очень легко подается ударам закаленной, посеребренной стали. И вот он уже в движении, только стремительность, может спасти его. Машешь как мельница, рубишь словно мясорубка, правда, упыри могут, завалить массой. Но и тут есть выход, это скорость, постоянное движение, прыжки чтобы не дать противнику, захлестнуть тебя смрадной кровавой волной. Сколько льется ужасающе зловонной крови, словно на землю выливается азотная кислота, деревья дымятся и буквально испаряются.
Трава обратилась в пепел и ее не видно, а липкая чернильная субстанция обжигает босые ноги вечного мальчишки. В прочем сапоги бы уже давно сгорели, только жаль добро переводить, а внешне нежная кожа у маготворных витязей, такая прочная, что даже носорог удавится от жадности. Вот только слишком липкая масса кровь этой нежити, это слегка мешает. Правда и упыри в ней увязают, а вурдалаки и вовсе окосели. Абдула-Обамма бормочет заклинания, видимо пытается уничтожить оружие. Кладенцы краснеют, раскаляются, правда эффект от их ударов еще более возрастает. Конечно, больно, однако Григорий Кулаков, не обращает внимания, даже если оголяться обугленные кости, он будет рубить, кромсать, снимать кровавую стружку с бешеной нечисти, специально собранной на этом участке пусть и африканской, но все равно исконно-русской земли. В голове промелькнули слова героической песни;
Гимн Родины в сердцах у нас поет,
Во всей вселенной нет её красивей!
Сожми в ладонях витязь пулемет,
Умири, с улыбкой с криком за Россию!
Запах паленого мяса упырей омерзителен, словно смесь подожженной вулканизированной резины и давно нестиранных портянок вымоченных в скипидаре. Гадость из гадостей, а нос витязей-терминаторов, как у сверхлюдей очень чувствителен и никак не удается его отключить мысленным приказом. Что бы хоть как-то подавить омерзительную вонь, Григорий Кулаков со всего размаха врезал рукоятью кладенца, в свой полугреческий нос. Хороший нос за неделю кулак чует, такое облегчение: болевой шок слегка притупляет восприятие. Царевич-воитель добавляет реактивного разгона, правда дышать тяжелее, но есть еще и рот. Быстрее, быстрее, а то… Уже появились царапины и порезы, но, слава богу, эти твари не намного шустрее обычных людей. Да и еще стало светло — последний день июля, упырь от солнца может упреть, и видимо колдун не ожидал от витязя-воеводы прыти гепардовой. Они тут уже десять лет и всего пара дней сверх этого — немного, но зато продуктивно! Абдула-Обамма продолжал завывания, тряску скрюченными пальцами, его зловонное, косматое войско стремительно редело, любая человеческая армия при таких больших потерях давно обратилась бы в бегство. Наконец чародей замер и членораздельно проорал.
— Все надоело! Вентилятор заело! — В голосе мага чувствовалось отчаяние. — Бросай мечи щенок, иль я тебя испепелю.
Григорий, четко чеканя слог, ответил:
— Чурбан тебе в висок, я гада разрублю!
Подхватив отрубленную, когтистую в ядовито-зеленой слизи лапу вурдалака Григорий Кулаков запустил ею в колдуна. На сей раз, защита не сработала, видимо вурдалак был свой и точный бросок разбил чародею лицо. Брызнуло неестественно черной для человека кровью, которая словно фтористая жидкость задымилась в воздухе.
— Получи фашист гранату, спой на память серенаду! — Остроумнейшим образом высказался неунывающий Григорий.
Абдула-Обамма и впрямь запел, и его завывающий, лающий голос был подобен смертоносному с сухим пеплом ветру Сероко;
Как зародилось во вселенной зло?
Создатель верно тут и сам не помнит…
Возможно, что и вечное оно,
Не гаснет словно пламя преисподней!
Не первым знайте, согрешил Адам,
Не первой совратилась плоть Ева…
Алкашь что тянет из горда «Агдам»,
Пацан, что курит «план» на перемене…
Все кто познал, что есть такое зло —
Привык без страха нарушать законы…
И для кого обуза лишь добро,
Кто хочет для себя лишь бить поклоны!
Еще с пеленок хочется урвать,
Еще младенцем тянет так нагадить…
За что клянет ребенка злая мать,
Куда уходят в брани жесткой рати?
Один лишь вишню в саде летнем спер,
Другой купцов с безменом убивает…
Кому сечет башку кривой топор,
Кого палач на колесо бросает.
Ворует плюнув в совесть казнокрад,
А кто у попрошайки снес медяшки…
Иной одной полушке даже рад,
Другим утеха женские кудряшки.
Да многолико, многогранно зло,
В любом оттенке чудны его лики.
А тяга все равно в душе добро,
Хоть мир вокруг, увы, ужасно дикий!
Вдова рыдает, сирота пищит —
Наш мир на сковородку ада тянет…
Неужто, сердце Бога монолит,
А людям нету места в Божьем рае?
Ответ найдешь ты лишь в себе самом,
Когда сумеешь в мыслях срезать злобу…
Когда на подлость ты воздашь добром,
И перестанешь набивать утробу!
Пока чародей пел, Григорий Кулаков отчаянно пытался развить успех, швыряя в колдуна массивные отрубленные конечности. Юный воитель проорал:
— Сила витязя в смекалке делающей бессильной самых могучих врагов!
Натиск царевича-терминатора сродни горному потоку в весенних Альпах.
Однако на сей раз, ничего не срабатывало, видимо колдун умудрился изменить параметры магической защиты. Когда заунывная песнь кончилась, воздух изрядно погустел, меч, словно наткнулся на бронированное покрытие, вернее бронестекло сдавило со всех сторон. Да ты себя ощущаешь — словно мушка в янтаре, не рукой, ни ногой. А что остальные монстры — упыри и вурдалаки, а их словно тоже залило гипсом. Вот только что носились родимые, визжали, кусались, и нет их, словно сгинули. Правда, несколько упырей превратилось в каменные статуи. Причем воплотившись в мраморе и граните они уже не казались такими омерзительными.
А вот главный чародей Африки и Аравии мог вполне закономерно ликовать, похлопывая в ладоши:
— Хорошо сработало, в коконе замотано. Злобный царь окаменел, нас избавил от проблем. Теперь можно и Шереметом связаться, старый хрыч перестанет лягаться.
«Почему окаменел, я все вижу и слышу»: подумал Григорий Кулаков. Правда, не шевельнуться, словно полный паралич и лишь глаза сохраняют способность двигаться.
