Ральф Питерс - Красная Армия
Шилко хотелось знать, что делается впереди, где воюющие стороны напрямую обменивались огнем. До сих пор он не получал никакой информации о войне, только новые огневые задачи. Цели смещались все глубже и глубже на вражескую территорию, что было добрым знаком. С другой стороны, его заместитель по вопросам материально-технического обеспечения, в ходе поездки за запчастями, слышал разговоры о том, что полковая и дивизионная артиллерия, располагавшаяся ближе к линии фронта, серьезно пострадала от контрбатарейного огня противника. Эта неопределенность приводила Шилко в подвешенное состояние. Лично для него война пока мало чем отличалась от учений, за исключением того, что расходовалось гораздо больше снарядов, а воздух был гораздо сильнее пропитан пороховой гарью. Но ни один вражеский снаряд до сих пор не разорвался у его батарей, а редкие самолеты над головой просто ревели, следуя к другим целям.
Наибольшие проблемы дивизиона на данный момент заключались в безнадежном отставании от плана, а также в расходе боеприпасов, который уже вдвое превысил расчетный. В расположение дивизиона было завезено много снарядов для начальной артиллерийской подготовки, но сейчас Шилко столкнулся с тем, что служба снабжения дивизии оказалось не в состоянии организовать доставку снарядов нужного калибра. Он был тем более не уверен, что система сможет поставлять ему снаряды, когда дивизион начнет перемещаться. Снаряды могли поставляться со складов фронта, но Шилко понимал, что его одинокий дивизион легко может быть забыт.
Для того, чтобы напомнить дивизионной службе тыла о своем существовании, Шилко приказал выгрузить снаряды из половины транспортных грузовиков. Затем он отправил эти грузовики за боеприпасами, и, чтобы гарантированно получить как можно больше снарядов, поручил это задание своему заместителю по политической части. Шилко твердо знал о нем только одно: замполит был человеком, способным заставить систему двигаться, и когда ему давали возможность проявить себя, дивизион мог получить все, что нужно. Если служба тыла попытается его проигнорировать, он подключит к делу своих коллег и заставит систему пошевелиться. Шилко был уверен, что снаряды будут получены, главное, чтобы машины смогли пробиться по переполненным дорогам.
Трудности с отставанием от графика требовали разного рода импровизаций. Командование дивизии продолжало направлять его дивизиону больше запросов на огонь, чем они могли выполнить, и их не интересовало, были у них боеприпасы или нет. Сначала Ромилинский, а потом и сам Шилко пытались что-то объяснять командованию дивизии. Но запросы продолжали поступать. Каждый хотел поддержки тяжелых дальнобойных орудий. Наконец, Шилко отбросил формальности. Он был артиллеристом достаточно долго, чтобы знать, какой тип задач не требовал слишком большой продолжительности огня и взялся собственноручно корректировать огневые задачи, не ставя никого вне дивизиона в известность. Шилко всегда считал себя добросовестным офицером. Но он также понимал необходимость быть реалистом.
Шилко бросил окурок папиросы в грязь. Единственным, что он сейчас мог сказать, технически уже являясь ветераном, было то, что война была делом слишком шумным, даже по меркам артиллериста. Над землей постоянно стояли раскаты грома. Он вдруг вспомнил, чем занимался, когда получил приказ привести дивизион в готовность. Они с Ромилинским сидели за столом, работая с бесконечной грудой документов, необходимых для получения материалов для постройки коптильни. Подсобное хозяйство развивалось удивительно успешно, чем Шилко очень гордился. В последние несколько недель перед получением приказа вопрос о постройке коптильни представлялся Шилко одним из самых важных в мире. Теперь этот проект вызывал у него усмешку. Тем не менее, какая-то часть Шилко до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, что шла война.
Из-за машин появился Ромилинский и нырнул под брезентовый навес к Шилко.
— Товарищ подполковник, Давыдов опять жалуется на нехватку боеприпасов.
Шилко улыбнулся тому, сколько внимания его начальник штаба уделял бесконечным жалобам Давыдова. Обычно Шилко не хотелось оставаться в одиночестве, он любил находиться в окружении своих офицеров. Но сейчас, когда все были слишком загружены, он вдруг начал ощущать свою бесполезность, неспособность чем-либо им помочь, несмотря на весь приобретенный за годы службы профессионализм, и ощутил непривычное для себя желание отойти в сторону и побыть в одиночестве. Теперь Ромилинский собирался оградить его от этой неприятной перспективы.
— Давыдов постоянно на что-то жалуется, — сказал Шилко. — И будет жаловаться, пока мне не надоест и я не дам ему то, что ему нужно.
Шилко предложил Ромилинскому сигарету, а затем вытащил другую себе.
— Но сегодня ему придется ждать, как и всем. Ромилинский протянул ему огонька, и Шилко наклонился к его руке, обратив внимание на тонкие пальцы молодого капитана. Пальцы самого Шилко напоминали небольшие свиные колбаски.
— Кроме того, Давыдов умен. У него всегда есть больше, чем он признает. Он знает, как играть в системе. Из нашего Давида Сергеевича вышел бы хороший директор завода. Или еще лучше, совхоза. — Шилко усмехнулся при мысли о том, как командир батареи убеждал бы вышестоящее начальство в том, что его совхозу установили слишком высокие нормы. — Хорошо, — подытожил Шилко. — Пусть идет до конца. Это просто его путь.
Ромилинский кивнул. Они выглядел уставшим. Они ждали, или перемещались, или размещались на позициях с прошлого полудня и выступили в войну уже сильно уставшими. Теперь, с началом боевых действий, ему казалось, что каждый час растягивался для утомленных людей в три или четыре.
— Но Давыдов в некотором смысле прав, — сказал Ромилинский, на время отложив свое соперничество с ним. — Расход снарядов на каждую конкретную задачу не является разумным.
Шилко знал, что Ромилинский был прав. Многие офицеры, ответственные за постановку огневых задач, поддались моменту и руководствовались скорее эмоциями, чем строгими расчетами. Но он не хотел обескуражить молодого офицера и выбрал более мягкую формулировку для ответа.
— Когда вы думаете об этом, — сказал Шилко — подумайте и о том, что нормы расхода снарядов определяли такие же артиллеристы, как и мы, которые хотели быть уверены, что огневая задача будет выполнена, а служба тыла будет прилагать все усилия для того, чтобы глупым артиллеристам было чем стрелять. Здесь система должна придти к некоторому компромиссу.
— Однако, — сказал Ромилинский. — Я всегда считал, что наши нормы расхода боеприпасов были не слишком экономны.
Шилко пожал плечами.
— В каком-то смысле… Это не очень разумная система. Нужно уметь вертеться, чтобы чего-то добиться.
По мнению Шилко, его начальник штаба, небритый, с темными кругами под бегающими словно в поисках цели глазами, выглядел так, как должен был выглядеть настоящий артиллерист. Шилко знал, что сам был не слишком лихим. Но Ромилинский казался ему неприметным героем. Шилко гордился молодым капитаном и уважал его. Как и всех своих офицеров, хотя некоторые вызывали уважение больше, чем другие. Его артиллеристы были хорошими ребятами. Русские артиллеристы разбили канониров Фридриха Великого. Почему бы им не разбить Бундесвер?
Еще один залп ушел в небо. Тонкая дымка взметнулась на сотни метров над деревьями.
— Как вы думаете, каково быть в том месте, куда они упадут? — Спросил Шилко. Мощь пушек продолжала удивлять его, даже после того, как они двадцать лет сотрясали его барабанные перепонки.
Ромилинский стоял недостаточно укрывшись, и его окатило скопившейся на брезенте водой. Он дернулся, как ошпаренный.
— Прямое попадание, — с усмешкой сказал Шилко.
Лицо лейтенанта показалось из командного пункта.
— Товарищ подполковник, приказ. Наши силы форсировали Эльбский Обводной канал и нам приказано подготовиться к перемещению.
— Когда? — Спросил Шилко, подумав о сваленных на землю снарядах и еще не вернувшихся грузовиках.
— Приказано быть готовым к движению в течение двух часов.
Шилко расслабился. Времени было достаточно.
— Они назначили нам новые огневые позиции?
Лейтенант покачал головой.
— Только приказали выдвигаться как можно быстрее. Огневые позиции нам назначат по ходу марша.
— Понятно, — сказал Шилко. Согласно правилам, дивизион уже несколько раз должен был сменить позицию, чтобы избежать контрбатарейного огня противника. Но им не было куда перемещаться на болотистой местности, где любой подходящий клочок твердой почвы уже был занят.
— Хорошо. Василий Родионович, передайте на все батареи, что мы собираемся расстрелять все снаряды, которые не сможем взять с собой.
Он повернулся обратно к лейтенанту.
