Андрей Валентинов - Царь-Космос
Местные переглянулись.
– Так мы же писали, – удивился Синцов. – Я – по своему начальству, товарищи из укома – по партийному, прямо в Столицу. Не знаете разве?
Настало время переглядываться гостям.
Санаторий «Сеньгаозеро», названный по имени ближайшего водоема, открылся в сентябре 1918-го, как раз в день взятия Казани. Шум, вызванный строительством и нашествием чужаков, постепенно стих. Строители частью уехали, частью же были переброшены на возведение Шатурской электрической станции. Служащие и пациенты санатория вели себя тихо, не выходя за пределы охраняемой зоны. Слухов конечно же, хватало. Жители окрестных деревень, помня мрачную славу Шушмора, шептались, что за высоким санаторным забором творится невесть что. То ли мыло из людей варят, то ли, напротив, из мыла таковых лепят, электричеством оживляют и пускают бродить по болоту.
Ездили в санаторий нечасто, еще реже в «Сеньгаозеро» пускали местных. Побывавшие там, главным образом, врачи из уездной больницы, на расспросы отвечали односложно. Никаких особых чудес в санатории нет, лечат в нем «квелых» – ослабленных голодом детей и подростков, зато оборудование новейшее, иностранное. Главный же, Зверь-человек, он же Колчак – известный ученый, физик и врач. Фамилия у него его немецкая, а потому несколько подозрительная, зато имя-отчество вполне свои, русские.
Владимир Иванович Берг.
– Он самый, – кивнул Семен Тулак. – Так в чем вопрос, товарищи? Нам этот Берг и требуется.
– Т-так уехали же! – развел руками рыжий. – В-все! Д-две недели назад.
Федя Громовой вернулся с фронта в 1920-м. Работать участковым согласился сразу, тем более места были знакомые, считай, родные. Служба поначалу не казалось трудной. Ни в деревни Пустошь, ни в окрестных лесах ничего подозрительного не гнездилось. Разбойники давно вывелись, дезертиры потянулись в уезд, прослышав про амнистию, классовых же врагов уконтропупили еще в 1919-м. Из всех бед – только «фулюганы» да самогонщики. С подобной публикой бывший фронтовик, несмотря на малый рост и веснушки, разбирался без особого труда. В общем, всё путем – если бы не Шушмор.
Для начала участкового задержала охрана. Возмущаться не дали – обезоружили и уложили носом в траву, продержав так до прихода смены. Жаловаться отсоветовали, более того, предупредили, что в следующий раз пристрелят на месте. Рыжий внял и с тех пор обходил кордоны стороной. Глазастый парень успел заметить, что форма у бойцов похожа на ту, что носят Части особого назначения, но все же иная. Петлицы черные, однако вместо привычных букв «Ч.О.Н.» иные – «Ч.С.Р». Нагрудного знака нет, и нашивка на рукаве непохожа.
Глубже вникать Федя не стал, решив держаться от «Сеньгаозера» подальше. Получалось не всегда. Дважды объявляли тревогу. Бойцы с черными петлицами прочесывали лес и окрестные села. Что искали, неведомо, но страх наводили немалый. По избам шептались, что «мыльные люди» из таинственного санатория, взбунтовавшись, устроили массовый побег. Участковый на провокационные слухи не реагировал, но сам терялся в догадках.
Постепенно к санаторию привыкли. В начале 1920-го Зверь-человек Владимир Берг посетил окрестные деревни, встретился с любопытствующим народом и прочитал лекции про безграничные возможности современной медицины. Люди мало что поняли, но к «Колчаку» подобрели. Врачи из санатория начали объезжать уезд для обследования больных и даже здоровых, называя это мудреным словом «диспансеризация». Лекарства давали бесплатно. А прошлой осенью обитатели родной для Феди Громового Пустоши смогли лично познакомиться с «мыльными людьми». Группа выздоравливающих из «Сеньгаозера» добровольно вызвалась помочь на покосе инвалидам войны и солдатским вдовам. Ребята и девушки выглядели здоровыми, веселыми и ничуть не «квелыми». Если что и смутило, так их странный «арапский» загар.
Все кончилось месяц назад, в феврале. Местные уже знали, что поздней осенью большая часть обитателей санатория перебирается на юг, в теплые края. Так было и теперь, но среди зимы начали собираться в дорогу все остальные. Из уезда подкатили рычащие американские грузовые авто, у крестьян мобилизовали подводы, и к началу марта санаторий опустел. Охрану сняли не сразу, однако неделю назад исчезла и она. «Сеньгаозеро» опустело.
– Оно, конечно, сп-покойнее стало, рассудил участковый. – Но грустно, как-то. Об-бжились привыкли.
– Это вам, товарищ Громовой, спокойнее, – Синцов неодобрительно покачал головой. – А кому и расхлебывать придется. Санаторий-то ни по каким документам Наркомздава не проходил. И деньги шли непонятно откуда.
«Смета расхода выделенных по спецсчету средств за 1922-й год…» – вспомнилось Семену.
– …Мы это знали, но приказ имели – не вмешиваться и вредные слухи пресекать. А теперь из Столицы бумага прикатила, расследование будет. Кто крайним окажется? Неужто тот, кто честно приказ выполнял?
При этих словам оперуполномоченный многозначительно взглянул на гостей.
– У нас так в Курске было, – хриплым басом заговорила товарищ Зотова. – В сентябре 1919-го. Город крепко держали, одних бронепоездов восемь единиц имелось. А из штаба, с самого верха, приказ: отступить, сохраняя живую силу, причем немедленно. Отступили, все бросили, а потом – трибунал. И начдив наш погорел, и комиссар, и даже кто поменьше. Потому я приказы глупые никогда не сполняла. Что так трибунал, что этак, но пусть уж лучше за успех судят, чем наоборот.
Мрачный гэпэушник Синцов после этих слов стал еще мрачнее. Участковый же, напротив, не думал унывать.
– За что т-трибунал? Порядок на вверенной м-местности обеспечили? Об-беспечили. Сигнализировали наверх? Так точно, т-телеграммы регулярно слали. Г-главное, квитанции с почты не п-потерять.
Семен Тулак слушал вполуха, не пытаясь возражать. Оптимист Громовой напрасно надеялся на почтовые квитанции. Подвернешься под горячую руку, назначат крайним – и поедешь на Чукотку мох топтать, как и обещал комиссар Лунин. Ротный уже трижды успел пожалеть, что не послушался строгого начальника из ЦКК. Что теперь они скажут в Столице? Съездили впустую, зря потратили казенные средства, людей переполошили. Это в самом лучшем варианте.
Но может быть и хуже. Техгруппа опять опоздала, как и с погибшим Игнатишиным. Обитатели «Сеньгаозера» начали собираться в дальний путь как раз в те дни, когда история с таинственным санаторием заинтересовала Центральный Комитет. «Случайностей не бывает, учтите – особенно в нашем деле». Товарищ Ким словно в воду глядел.
А еще цыганистый помнил о красных амебах с ложноножками, фотосинтетических пигментах и работах выдающего русского биолога Михаила Семеновича Цвета. Нет, товарищи, не все так просто!
Между тем, на столе вновь появилась бутыль с самогоном. Оперуполномоченный, уже не скрываясь, предложил данный конфискат уничтожить, затем перейти в более удобное место для продолжения, а наутро совместно набросать отчет. Судя по всему, в этом и состоял его боевой план.
– Мы к окопам подходили,
Каждый место занимал.
– Тише, братцы, размещайтесь,
Чтобы Врангель не слыхал.
Выразительно пропела товарищ Зотова, вертя в пальцах пустой стакан. Милиционер понял намек и взялся за бутыль. Синцов пододвинулся поближе, явно готовясь присоединиться.
– Пулеметы затрещали,
Нельзя голову поднять.
Очень много там убитых,
Нужно трупы подбирать.
Шлеп! Недвижная правая ладонь ротного упала на стол.
– Когда выезжаем? – поинтересовался Семен Тулак.
* * *В Пустошь отправились двумя подводами. Ехать предстояло не один час да еще по вязким мартовских проселкам, поэтому лошадей решили не перегружать. Разместились по двое: милиционер с ротным и товарищ Зотова с неразговорчивым бородатым мужиком, отзывавшимся на «дядька Никифор».
Оперуполномоченный остался на станции, сославшись на неотложные дела. Никто этим не огорчился.
– Н-но, м-мертвая! – взмахнул вожжами в воздухе Федя Громовой, и маленький караван тронулся.
Станция осталась позади. Дорога стелилась через негустой березняк, перемежаемый плоскими пятнами торфяников. Снег еще не сошел, почерневшие ноздреватые сугробы сползали к самой грунтовке. Лошади не без труда преодолевали грязь, и возницам приходилось взбадривать их вожжами. Ответом было полное обиды ржание. Низкое серое небо спустилось, казалось, к самым вершинам берез, время от времени сочась холодным мелким дождем.
Ольга Зотова удобно устроилась на сене, подложив под голову вещевой мешок. Легкая тряска убаюкивала, тяжелые тучи укрывали, словно мягкое пушистое одеяло. Девушка достала из кобуры кисет, немного подумала, спрятала обратно, улыбнулась.
Поглядела на возницу.
– Санитарам не под силу, —
Много раненых бойцов:
Кто с простреленной рукою,
Кто с оторванной ногой.
Спина в тулупе дернулась. Товарищ Зотова, вновь усмехнувшись, резко привстала:
