Андрей Валентинов - Царь-Космос
Виктор вытер со лба холодный пот. Подруга матери, вероятно, это она.
«Киселева Доминика Васильевна. 1884–1910»
Имя и отчество совпадали, но в этом не было ничего невозможного. Да, это она – та, в честь которой назвали его странную знакомую. Вырыпаев решил, что пора уходить, но тут его взгляд скользнул выше.
…Над золотыми буквами распростер крылышки вырезанный в твердом граните махаон. Неведомый мастер украсил изображение маленькими огоньками. Два красных камешка, два синих…
Глава 5. Сеньгаозеро
1
– «Звените струны моей гитары, мы отступили из-под Самары!» – немелодичным басом пропела Ольга Зотова, скользя взглядом по приближающейся станционной платформе. – А вот и ГПУ! Не по нашу ли душу, товарищ Тулак? «Ах, шарабан мой, американка!..»
Семен не без опаски покосился на свою спутницу. Зотова пела всю дорогу, делая лишь небольшие перекуры. Время от времени спохватывалась, обещала прекратить, но вскоре вновь принималась за свое. Слушать ее было жутковато, однако имелась и польза. В Шатуре, где довелось заночевать, комендант местного железнодорожного общежития уперся, не желая предоставлять комнату сотрудникам «чужого» ведомства. Замкомэск запела про гимназистку, и на втором куплете вопрос был решен.
Иногда, желая разнообразить репертуар, Зотова принималась за романсы. Случайные попутчики бледнели и отступали в глубину вагона.
И вот станция Черусти. Название звучало тревожно, к тому же мелькнувшая на платформе шинель с зелеными «разговорами» свидетельствовала о том, что кавалерист-девица совершенно права. Семен мог лишь удивиться. В телеграмме Научпромотдела содержалась обычная в подобных случаях просьба о «всяческом содействия». Не иначе, таковое им решили оказать сотрудники популярного ведомства. Бояться было совершенно нечего, но бывший ротный все же насторожился. Рядом с серой шинелью он успел заметить другую, цвета маренго. Милиция? А она зачем?
Резкий толчок, короткий гудок паровоза. Поезд, отчаянно заскрипев, остановился.
– Все на выход, бодро, весело, хорошо! – пробасила товарищ Зотова, подхватывая чемоданчик своего спутника. Собственное ее имущество уместилось за плечами в солдатском вещевом мешке. Семен не стал спорить, хоть и чувствовал немалое смущение. Денщиков он никогда не держал, к тому же бравый замокомэск, как ни крути, была нежного полу.
На платформу представительница нежного полу спрыгнула первой, ненавязчиво поддержала своего спутника под локоть, помогая сойти, затем быстро оглянулась.
– Ага! Уже шагают. Вы, товарищ Тулак, слабины в разговоре не давайте. Они как собаки, наглость и силу уважают.
К ним действительно приближались двое: высокий в шинели серой и маленький в шинели темной, цвета маренго. Высокий был при «маузере», на боку у маленького нелепо смотрелась тяжелая шашка.
Семен поправил бесполезную правую руку в кармане, вспомнил, где спрятаны документы и решительно шагнул вперед.
– Здравия желаю! Вы из Столицы? Товарищ Зотова и товарищ Тулак? Разрешите ваши удостоверения.
Спрашивал высокий, в шинели с зелеными разговорами и темно-синем суконном шлеме. Ротный уже собрался достать бумаги, но не успел.
– Мандат на право проверки! – мрачным голосом проговорила Ольга Зотова. – Заодно и представьтесь. Не будем нарушать, товарищи.
Высокий недоуменно моргнул, зачем-то поглядел на маленького. Тот моргнул в ответ.
– Оперуполномоченный ГПУ Синцов. Со мной участковый инспектор Громовой.
Вдвоем они смотрелись странно. Синцов был плечист, хмур и бледен, милиционер, напротив, тонок в гости, рыж и весь засыпан веснушками.
– Мандаты, товарищ Зотова, на прошлой войне остались. Удостоверение могу показать.
Взаимное изучение документов прошло чинно и даже церемонно. Наконец, оперуполномоченный удовлетворенно кивнул.
– Порядок! Не удивляйтесь, товарищи. Мы не просто бдительность проявляем, тут случай особый… Товарищ Громовой, возьмите вещи у нашей гостьи.
Инспектор потянулся к чемодану.
– Отставить! – коротко бросила Зотова, и товарищ Громовой отдернул руку. Оперуполномоченный усмехнулся и взял чемодан сам. На это раз комэск не возражала.
– Предлагаю пройти в буфет. Не Столица, но пристойно позавтракать вполне можно. Заодно и поговорим. Кстати, мы недавно конфисковали большую партию самогона. Не желаете поучаствовать в экспертизе?
В станционном буфете не было ни души. Буфетчик, принеся требуемое, внял ясному намеку и тоже поспешил исчезнуть. Ничто не мешало разговору.
– Картофельный, – безошибочно определила Ольга Зотова, ставя пустой стакан на столик. – Мы такой в госпиталь отправляли для медицинских надобностей. Но ничего, бодрит. Чуть позже я бы повторила, если поддержите.
Непьющий после ранения Семен поглядел на нее с немалым уважением. Местные товарищи закивали, твердо обещая содействие. Ротный понял, что пора переводить разговор в деловое русло.
– Гелиотерапевтический санаторий «Сеньгаозеро», – прокашлявшись, начал он. – Нам, собственно, туда.
– Так точно, – усмехнулся Синцов. – Аккурат в Шушмор. Лучше, как говорится, поздно, чем никогда.
– Поздно? – не понял Тулак.
– Шушмор? – удивилась Зотова.
* * *Когда в тревожном 1918-м из Столицы пришло сообщение о предстоящем строительстве в уезде важного научного объекта – санатория для интенсивного оздоровления трудящихся с использованием передовой науки – гелиотерапевтики, местные власти вначале не поверили. До того ли? Средств не осталось даже на сельские больницы, надвигалась эпидемия тифа, к тому же хватало хлопот с работами на Шатурской электрической станции. Председатель уездного Совета был командирован в центр для разъяснения, вернулся – и еще более запутал дело. Ему, как и всему местному руководству, велено было не вмешиваться и не интересоваться, ограничившись «оказанием всяческого содействия».
Скорее появились и строители. Быстро объехав весь уезд, они известили Совет, что для возведения объекта будут использованы старые корпуса стекольного завода братьев Бибиковых. Местные ахнули, но спорить не решились. Столичному начальству виднее. Решили сунуться прямиком в Шушмор – значит, так тому и быть.
– Гиб-блое место, – пояснил участковый. – Сам я родом из Пустоши, это в-верстах к трех на юг. Шушмор – речушка такая, мелкая, курица вб-брод перейдет. А по ней и м-место назвали. Г-глушь, т-торфяники, и вообще.
Бедняга слегка заикался, преодолевая несогласные с ним согласные.
Как выяснилось, дело все же не в болоте. Местность была вполне проходимой, даже проезжей. Недалеко пролегал Коломенский тракт, от него ответвлялись несколько грунтовок, одна из которых вела прямиком к заброшенному предприятию. Лет двадцать назад тульские скоробогачи Бибиковы соблазнились высоким качеством местного песка и начали возводить завод. Ничего не получилось. Рабочие шли на службу неохотно, а потом и вовсе принялись разбегаться. Всему виной был Шушмор.
– Разбойники там гужевались, – вступил в разговор оперуполномоченный. – По-нынешнему если – бандиты. Шайка небольшая, но отчаянная. Землянки посреди торфяников понастроили, чтобы прятаться ловчее, а ночами прохожих резали.
– Труп в т-трясину – и поминай, как звали, – подхватил товарищ Громовой. – Народ у нас темный и п-пуганный, сразу про леших да чертей ск-казки сочинять принялся. Н-несознательный – ужас.
Разбойники ушли, но слава осталась. Завод пришлось забросить, дорога заросла сорняками, но приезжих из Столицы это ничуть не испугало. Их вполне устраивала глушь, торфяные болота и малолюдье. Строительство шло быстро, причем работали не местные, а чужаки. По слухам, среди них было немало китайцев и даже индусов, застрявших в революционной России со времен империалистической войны. Немногих любопытных отваживала охрана, вначале латыши, а затем подразделения ЧОН. Они и остались сторожить санаторий. На грунтовке разместили кордоны, перекрыли лес, пускали же только по особым мандатам. Главным был некий суровый товарищ, которого местные власти боялись пуще столичной инспекции.
– Зверь-человек, – рассудил участковый. – Чистый К-колчак!
– «Мундир английский, погон российский…», – негромко пропела товарищ Зотова на мотив все того же «Шарабана».
– Погон, кажется, французский, – попытался уточнить гэпэушник, но кавалерист-девица и бровью не повела.
– У французов, товарищ Синцов, погоны в полном отсутствии. Сама видела, когда «пуалю» под Херсоном рубала. Так что погон российский, а вот табак действительно японский. «Мундир сносился, погон свалился, табак скурился, правитель смылся! Ах, шарабан мой, американка!..»
По этому поводу возникло мнение, что экспертизу самогонного конфиската следует продолжить. Семен чувствуя, что разговор медленно, но верно уплывает явно не туда, поспешил уточнить главное. Что такое Шушмор, уже понятно. Но почему – поздно?
