Дмитрий Данилов - Гвардеец (Оболганная эпоха)
Россия вела оживлённую торговлю с Китаем, и в Петербург и Москву поступало немало китайских товаров: в основном, меха из Сибири и изделия из слоновой кости. Побегав по торговым рядам, наткнулся на лавчонку, где в углу скромно ютились бамбуковые жердины. Они не продавались, хозяин долго артачился, но всё же отдал за хорошие деньги. Никодимов сделал из бамбука лёгкие и прочные палки.
Я испытал лыжи. Получилось сносно, даже коньковый ход. На мои 'манёвры' прибежало посмотреть немало солдат и унтеров. Кажется, был кто-то из штабов (так называли старших офицеров полка). Коньковый ход вызвал у всех изумление, эта техника появилась в действительности намного позже - лет через триста с лишним. Никодимов получил заказ на большую партию - по задумке у каждого из гренадер моего капральства должны иметься собственные лыжи - и снова закрылся в мастерской.
Дерюгин сдержал слово. Мы получили больше свободного времени, и я приступил к занятиям. Пока Никодимов стругал лыжи, мои гренадеры качались в тренажёрном зале (спасибо полковым кузнецам), бегали кроссы, крутились на турнике, осваивая подъём переворотом. Я учил их кое-каким приёмам рукопашного боя: очень пригодились школьные занятия в секциях бокса и самбо. Правда, на кулачках гренадеры дрались не хуже меня, многие втихаря принимали участие в боях стенка на стенку. Я узнал забавные подробности этих мероприятий - участники обязывались перед схваткой пройти регистрацию в полиции.
От чего не смог нас избавить Дерюгин, так от дворцовых караулов. Гвардейские полки по очереди заступали на охрану Зимнего дворца, точнее 'нового зимнего дома' - как его называли. Каждое утро без малого триста человек несли службу, охраняя императрицу и её двор только гренадер назначалось тридцать девять, не считая капралов.
По такому случаю из полковой казны выделили сумму для новых мундиров, и те, кто ходил в дворцовые караулы, получили новые комплекты обмундирования (на сей раз за казённый счёт). Начальство не хотело ударить в грязь лицом, и экипировали нас как надо, правда, сменившись, мы переодевались в старую форму.
Дворцовая служба была куда теплей и приятней караулов при Адмиралтейской и Петропавловской крепостях. Больше всего мы не любили охранять казематы.
Во дворце гренадер ставили на разные посты, стараясь подбирать людей ответственных и дисциплинированных. Обращали внимание и на внешний вид, выделяя тех, кто повыше и покрупнее. Обычно мы охраняли либо деревянную лестницу, ведущую к крылу, в котором жила императрица и чета Биронов, либо Большой зал, там проводились торжественные ужины и приёмы, стоял великолепный трон, приподнятый над дубовым паркетом на несколько ступенек.
Мне всё было в диковинку, и если бы не грозные вращающиеся глаза Ипатова, я б, наверное, шею себе свернул, особенно в тронном зале - от обилия зеркал, богатых украшений, гипсовых статуй, барельефов кружилась голова. Если её запрокинуть, на потолке можно увидеть картины так или иначе связанные с царствием Анны Иоанновны. В центре - сюжет, повествующий о вступлении её величества на престол, разумеется, в виде аллегорий: фигуры Религии и Добродетели представляют будущую императрицу России, которые, стоя на коленях, вручает ей корону. Рядом радуются казанское, астраханское и сибирское царство, а также татарские и калмыцкие народы. О том, чтобы изобразить, как Анна Иоанновна разорвала навязанные ей 'верховниками' кондиции, речи не идёт, всё подано под иным, благообразным соусом.
Однажды мы заговорили о суевериях: молва глаголет, что в тот день 25 февраля 1730 года на небе появилось красное сияние. Многие восприняли это как дурной знак, хотя не очень протяжённое правление императрицы отнюдь не назовёшь худшим в истории страны.
Вокруг этого сюжета расположены ещё четыре живописных изображения: могущество империи, милосердие к преступникам, высокая щедрость и победа над врагами.
Огромное помещение обогревается четырьмя печами, расположенными этажом ниже, однако в зал поступает только тепло из стоящих в каждом углу масок со специальными отверстиями-ртами. Те, кто видят это в первый раз, обычно удивляются.
В основном, Большой зал пустует, и у караульных больших забот нет.
Я снова увидел Анну Иоанновну и теперь смог разглядеть её лучше. Рост у неё, как и у великого дяди - императора Петра Первого, гренадерский. Видная, статная, кажется, выше меня, склонна к полноте. Лицо смуглое, будто полжизни провела на черноморском курорте. Волевой подбородок, чёрные как сажа волосы, глаза, в которых прыгают смешинки. 'Подготовленный' Пикулем я ожидал увидеть чуть ли не чудовище, но в действительности императрица оказалась добродушной и привлекательной женщиной. Одевалась она роскошно, но тому подобало её высокое положение. К тому же Анна Иоанновна поставила перед собой цель - показать, что она не просто императрица, а императрица великой державы. Для этого тратились огромные суммы на разные празднества: балы, маскарады, торжественные приемы, фейерверки и иллюминации. Нужно было произвести впечатление, и, стоит отметить, ей это удавалось. Многие иностранцы поражались великолепию и пышности её двора, при котором нашли пристанище великаны и карлики, шуты, обезьяны, учёные скворцы. С подачи Бирона развивалось коневодство. Сам любимец говорил о себе: "Забота фаворита ежедневно, ежесекундно, ежечасно находиться в службе ее императорского величества".
Он никогда грубо не лез в дела страны, в отличие, скажем от Меншикова, но стремился докладывать императрице обо всём происходящем.
Почти сразу после воцарения на престол Анна Иоанновна дала всему народу полугодовую подушную подать, ибо петровские реформы порядком разорили страну. Крестьяне нуждались в передышке.
Многое делалось для постепенного возвращения накопленного за время Северной войны государственного долга.
Тайная канцелярия - историческое пугало школьных учебников и либерально настроенных политиков - оказалось учреждением с бюджетом в пятьдесят раз меньше чем у императорских конюшен. Более того - при Анне Иоанновне в Сибирь сослали всего восемьсот человек, вместо запущенной Манштейном дезинформации о двадцати тысячах.
Любимым развлечением императрицы была пальба из окна, говорят, стреляла не хуже снайпера. Обожала присказки вроде: 'Ямщиком свищет, кошкой мяучит и насвистит хорошее'. С удовольствием слушала пение дворовых прислужниц: 'Девки, пойте'. При ней неотлучно следовали женщины, болтавшие без умолку и веселящие её до слёз. Их называли 'трещотками'.
Гвардейцев она привечала, любила смотреть, как полки под руководством Миниха штурмом брали возведённые из снега и льда крепостные укрепления. Терпеть не могла пьянства, в обязанности охранявших гренадеров вменялось выводить с приёмов упившихся гостей. Мне на раз под локотки приходилось утаскивать не рассчитавших собственные возможности вельмож.
И всё бы ничего, но однажды Дерюгин пристал с вопросом, когда я последний раз был на исповеди. Стоит отметить, что большинство солдат в полку православные, для них в полковом дворе соорудили походный алтарь. Католики и лютеране обязаны посещать молитвенные дома в свободное от службы время.
Я признался, что давно не был в церкви. В результате на меня наложили взыскание. Поручик обещал содрать три шкуры, если и впредь буду вести себя подобным образом.
Это заставило меня принять важное решение. В прошлой жизни я окрестился незадолго до призыва в армию. Не скажу, что соблюдал посты и молился, как положено. Даже в церковь ходил редко. Однако вера внутри жила и требовала выхода. Фон Гофен считался лютеранином, но я ведь был от рождения православным.
Слова Дерюгина долго звучали в ушах. Он прав: надо что-то делать.
Я нашёл полкового священника - отца Илью, поговорил с ним: рассказал, как мечется моя душа, какие противоречия рвут меня изнутри. Конечно, священник не узнал, что я выходец из далёкого будущего, который перенесён сюда некими лицами из параллельного мира. Но отец Илья сумел разобраться в моих метаньях и дал ценный совет. Я решил креститься заново. Это событие было намечено на день, следующий после празднования Рождества Христова.
Торжества эти всегда отмечались с размахом. Нас готовили несколько дней, гоняя как сидоровых коз.
В девять часов утра все четыре гвардейских полка, пройдя торжественным маршем с флейтами и барабанами мимо Зимнего дворца, спустились к Неве. С Петербургского острова прибыл армейский Ингерманландский полк.
Нас выстроили в огромное каре. Напротив дворца из тонких досок возвели восьмиугольную открытую иордань с куполообразной крышей, на которой стояли статуи ангелов, а между ними - картины, представляющие крещение Христа, всемирный потоп и Красное море. Иордань обнесли балюстрадой с маленькими ангелочками. К проруби вёл пол, выстланный красным сукном.
