Владимир Романовский - Польское Наследство
Ярослав покивал понимающе.
– Он поругался с женой, – сообщил он Ингегерд, и та кивнула.
– Это не ваше дело, с кем я поругался! – парировал Хелье. – Что-нибудь еще нужно вам от меня, кесари?
– Нет.
– Ну и идите в пень. Ежели действительно понадоблюсь – зовите, всегда рад.
Через неделю ехать все-таки пришлось, а только полномочия посланца отличались от тех, какими его собирались ранее наделить. С западного хувудвага в Киев прилетел гонец и передал таинственную грамоту от Ротко Ярославу. Ярослав прочел и обмер.
Аньку-перса похитили. Ротко, стоя в каком-то захолустном городишке на польском пограничье, рвал на себе остатки сальных волос.
Оказавшийся в Киеве Гостемил, состоятельный землевладелец, не нуждающийся в средствах, согласился составить Хелье компанию.
– Ради Хелье, – сказал он князю. – Не ради рода олегова.
– Понимаю, – кивнул Ярослав. – Род олегов перед тобою в вечном долгу, Гостемил.
– Еще бы, – с достоинством согласился Гостемил.
Поспешили. Прибыв в городок, допросили Ротко и всех жителей, которые попались под руку. По наитию, Хелье, оставив Гостемила ждать известий, отправился к живущему неподалеку землевладельцу – и тот поведал ему, что прибыла к нему непонятным образом грамота на бересте, а что в ней написано – неизвестно. Читать землевладелец не умел.
Хелье, приноровившийся к тому времени сносно читать по-славянски, разобрал грамоту. Писано было, что ежели хочет землевладелец получить дочь свою в целости, то пусть придет на место важное во время тайное и принесет с собою мошну значительную, золотом заправленную.
– Какую дочь? – удивился землевладелец. – У меня четверо сыновей, и ни одной дочери.
Хелье поблагодарил его и снова присоединился к Гостемилу. Показав грамоту местному священнику, они напали на след – священник покопался в архивах и нашел похожие каракули. Жикреня-старший, живет в четвертом доме от опушки.
Гостемил и Хелье пешком направились к опушке, отсчитали четыре дома – обветшалых, кривых.
– Главное – неожиданность, – философски заметил Хелье, указывая на дверь.
Гостемил понял. Дверь была заперта на четыре массивных дубовых засова, но Гостемил просто выдрал ее из общей конструкции вместе с третью стены, и Хелье с обнаженным свердом вошел в помещение.
Похитителей оказалось пятеро, и двух, кинувшихся убивать непрошеного гостя, пришлось уложить, проколов им – одному бедро, другому плечо, и грозно крикнуть, дабы остальные трое не порезали ненароком Аньку.
Оставшиеся стоять тати дрожали всем телом.
– Это вам за труды, – сказал Хелье, кидая кошель с серебром на пол.
– Может, взять их все-таки с собой, к тиуну повести? – предположил Гостемил.
– Морока.
– Все-таки.
– За привезенных князь больше не заплатит, цена одна. Чего людей зря мучить. А так – может они еще кого-нибудь похитят, так опять меня пошлют, а я нынче человек семейный, заработки нужны.
Гостемил пожал плечами.
Плачущую Аньку-перса доставили в поселение, где Хелье, поманив к себе возрадовавшегося Ротко, непрерывно целующего спасенную, сказал ему, что в Киеве ему, Ротко, лучше не показываться в ближайшие десять лет, и в Новгороде тоже. Езжай, Ротко, смотреть на кахалы в Фефеции. Ротко нашел совет весьма резонным.
После отъезда Хелье и Гостемила со спасенной, пристыженный, нервничающий зодчий наорал на прислугу, а затем и на детей. Минерва ждала, пока он выговорится. К ее неудовольствию какой-то крепыш из местных, с простецким лицом, полез к Ротко с расспросами, и Ротко выдал ему, прежде чем Минерва успела крикнуть «Заткнись!», что если бы не Хелье, пропала бы княжья дочка совсем, вот ведь беда какая была бы. Крепыш осведомился с интересом, кто такой Хелье. Минерва, разбирающаяся в людях гораздо лучше мужа, вгляделась в лицо спрашивающего и решила, что простецкое оно лишь на первый взгляд – но было поздно.
– Хелье – приближенный князя! – разглагольствовал Ротко. – Бесстрашный, верный, мужественный, незаменимый! Гроза врагов князя и княгини, сокрушитель Неустрашимых!
Минерва, быстро приблизившись, пнула его своей маленькой тощей ногой, и Ротко наконец-то прикусил язык.
Кивнув ему и улыбнувшись любезно Минерве, простак направился к тому самому домику, в который давеча врывались Хелье и Гостемил. Расспросив горе-похитителей, Рагнар решил их не убивать – они ничего толком не знали. Им сказали, что будет проезжать обоз, а в нем дочь важной персоны. Вот и все.
Через две недели после этого Рагнар встретился с Марией в Гнезно. Он был обязан ей многим – в сущности, своим возвышением, лидирующей ролью в Содружестве. Любовниками они не состояли – умудренная прошлым опытом, Мария не допускала смешения политики и любви.
– Скажи, Мария, – Рагнар улыбался открытой, искренней улыбкой, – какие люди в прошлом противостояли Содружеству? До нынешнего воссоединения?
– Много было, – сказала Мария, глядя Рагнару в глаза. – Очень много.
– Ну, основные фигуры назови.
– Ну, как же. Хайнрих Второй нас не любил.
– Так. А еще?
– Орден всегда против, хотя до прямого вмешательства они не доходят.
– Император и Орден. А из правителей попроще?
– Олов Норвежский. С ним пришлось повозиться.
– А из простых людей?
Мария повела бровью.
– А такое имя – Хелье – тебе ничего не говорит? – спросил Рагнар невинно.
И увидел как она бледнеет.
– Говорит, – сказала она.
Рагнар присел на ховлебенк.
– Твердый человек? – спросил он.
– Твердый? Да.
– Я понятия не имею, кто это такой. Я просто слышал имя.
– Он нам не враг, – сказала Мария.
– Это странно.
– Почему?
– Потому что не вяжется с его кличкой.
– Что за кличка?
– «Сокрушитель Неустрашимых».
– Первый раз слышу.
– Княжна, а нельзя ли этого Хелье … ну, скажем, заставить нам служить?
– Нет.
– Нет?
– Уговорить может и получится, хотя вряд ли, да и не следует. Заставить Хелье сделать что-то – совершенно невозможно.
Рагнар кивнул понимающе.
Аньку-перса доставили в детинец. Она думала, что ее будут «пофоть», но ее только обнимали, целовали, орошали слезами и толкались беременным пузом.
Гостемил отбыл к себе в Муром, не повидавшись с Лучинкой. Лучинки не оказалось дома.
Все это было в начале марта, а в тот год именно в это время выдалась теплая неделя – ранняя весна. Лучинка нашла себе подругу – познакомились на торге, зашли в крог, поели. Подруга оказалась из Вышгорода, замужняя. Поговорили о том, о сем, о трудностях жизни. Лучинка похвасталась, какой у нее замечательный супруг. Подруга слушала, кивала, а потом сказала, что где-то потеряла кошель. Лучинка заверила ее, что это не беда, денег у нее с собой достаточно. Расплатились, наняли возницу и отправились в отстроившийся, похорошевший Вышгород. Зашли к подруге домой – муж ее, рыбак, отсутствовал. Посидели. Лучинка пыталась рассказывать подруге о театре, который она с мужем и сыном посетила в Константинополе («Говорят непонятно, но муж нарочно переиначивал на славянский, для меня, а сын у меня знает по-гречески, интересно было, и так они руками размахивают, совсем не так, как наши скоморохи»), а подруга заскучала вдруг. Лучинка спохватилась – время было позднее, стемнело.
– Мне нужно к сыну, он там у меня один, – сказала она.
Подруга ее не удерживала.
Лучинка вышла из дома подруги и пошла по улице к тому месту, где видела давеча возниц. Погода резко переменилась, дул с Днепра леденящий ветер. Кутаясь, Лучинка добрела до нужного места – возниц там не оказалось. В перспективе проулка, ведущего к реке, качалась мачта кнорра – может, нанять кнорр? Она пошла по проулку, и у следующего угла ее остановили трое с факелом.
– Куда путь держим, болярыня? – спросили насмешливо.
У двоих в руках поблескивали ножи.
Она решила, что сейчас ее будут насиловать, но они не стали. Отобрали суму и кошель, сдернули богатую поневу и серьги, велели ей сесть на землю и снять сапожки. Она послушалась. Разбойники, хмыкая, все забрав, куда-то ушли. Лучинка встала и пошла дальше – к парусу. В лодке сидел хозяин – суровый, с седой бородой.
– Добрый человек, не довезешь ли ты меня до Киева? – спросила Лучинка. – Я заплачу, когда приедем. А то меня здесь ограбили.
– Иди, иди, скога, – сказал добрый человек.
– Нет, правда, у меня дома есть деньги. Много денег.
– Хочешь ехать – покажи деньги. Нет денег – не повезу.
Вот и весь сказ.
Лучинка прикинула – шестнадцать аржей, босиком, на леденящем ветру, да по темной тропе, да через переправу, да опять по темной тропе – а может, там разбойники. Что же делать?
Тогда она вернулась к дому подруги и постучалась. А потом еще постучалась. Подруга открыла дверь.
– Меня ограбили, – сказала ей Лучинка. – Нет ли у тебя денег каких-нибудь, заплатить лодочнику, чтобы до Киева довез?
– Сейчас нет, – сказала подруга. – Через неделю, может, будут. А сейчас – ничего нет.
