Джордж Стюарт - Земля без людей
Каждая мелочь была тщательно продумана в электроэнергетической системе и потому не требовала постоянного участия и заботы человека. И когда заболел человек, продолжали мощные генераторы посылать по проводам свои точно выверенные во времени пульсации электрического тока. И продолжал гореть свет, когда закончились короткие муки агонизирующего человечества. И так продолжалось неделями. И если выходила из строя мощная линия, снабжающая энергией целый город, отключала ее система из своей сети еще до того, как падали стальные провода на землю. И если целая электростанция прекращала работу, остальные, отдаленные друг от друга на сотни миль, подхватывали ослабевшее звено и, увеличивая собственную мощность, посылали по проводам столько электроэнергии, сколько было нужно. Но, как и на бетонной автостраде, даже в такой совершенной системе есть свой слабый участок, уязвимое звено. (Это неизбежная, роковая отличительная черта, присущая каждой системе.) Так бы и продолжала непрерывно течь вода, продолжали бы мерно крутиться, посаженные в наполненные маслом гнезда подшипников валы генераторов, и шли бы годы… но существовало слабое место, и скрывалось оно в регуляторах, управляющих генераторами. Никому не пришла в голову мысль сделать их полностью автоматизированными. Каждые десять дней приходилось человеку проверять их состояние, наверное, раз в месяц пополнять масло. Через два месяца без всякого ухода уровень масла снизился, а время шло – неделя за неделей – и тогда один за другим начали выходить из строя регуляторы. Изменился угол наклона, и побежала вода, не попадая на лопасти турбины. И тогда замедлял свое вращение генератор и переставал отдавать в систему часть своей энергии. А когда один за другим выключались они из общего круга, нагрузка на оставшиеся возрастала и возрастала, и развал всей системы был предрешен.
А когда он проснулся, то увидел, что еще более тусклым стал свет электрических ламп. Из режущего глаз накал нити стал оранжево-красным, и теперь он спокойно мог смотреть на нее, не прикрывая глаз ладонью. И хотя он не выключил ни одной лампы, унылый полумрак поселился в его доме. «Гаснет свет! Гаснет свет!» Как часто во все века произносились эти слова человеком: иногда это была ничего не значащая, мельком брошенная фраза, иногда ее шептали помертвевшие губы, иногда в буквальном, иногда в переносном смысле, подразумевая некий символ. Ведь как много значил свет в истории человечества! Свет мира! Свет жизни! Свет знаний! Дрожь пробежала по телу человека, но подавил он страх. Несмотря ни на что, великая система энергии и света поразительно долгое время продолжала жить, и вся ее автоматика, когда не стало человека, тоже продолжала свою работу. И он вспомнил тот день, когда, не зная ничего о случившемся, спустился с гор. Тогда смотрел он на электростанцию и чувствовал, как уверенность и покой возвращаются к нему, потому что ничего не могло случиться в Мире, где продолжала стремительно уходить в решетку плотины вода и, как прежде, слышен был приглушенный, непрекращающийся гул вращающихся генераторов. И снова гордость за родные места поселилась в его душе. Наверное, нигде так долго не продолжала жить система. Возможно, он видит последние электрические огни, горящие на этой земле, и когда погаснут они, долгое, бесконечно долгое время пройдет, пока вспыхнут они и снова озарят эту землю. Сон оставил его, и сидел Иш, выпрямившись в кресле, и чувствовал, что не имеет он права сейчас спать, и желал лишь одного, чтобы быстрее наступил конец и чтобы был наполнен гордостью и достоинством, не растянулся в долгую агонизирующую муку ожидания. Снова, еще раз мигнув, стал слабее свет, и тогда Иш подумал: «Все… это конец». Но еще жил свет, лишь темно-вишневой стала нить в хрупкой оболочке стекла. И снова начал меркнуть свет. Словно катящиеся с горы сани – сначала медленно набирая скорость, а потом все быстрее, все стремительнее, несясь вниз. На короткое мгновение (а может, ему показалось) вспыхнул свет ослепительно ярко и все, исчез навсегда. Принцесса беспокойно заметалась во сне и неожиданно подала голос – протяжный, наполненный сном собачий голос. Что это – не похоронный ли звон? Он вышел на улицу. «Может быть, – думал он, – это повреждение местной линии». Но он точно знал, что это не так. Он напряженно вглядывался в темноту. И не видел больше света – ни на улицах, ни на далеком мосту. И это был конец. «Да не будет света… и не стал свет». «Не надо трагедий», – решил он и ушел в дом, и там долго спотыкался в темноте, пока не нашел ящик в шкафу, в котором мама хранила свечи. Поставив свечу в подсвечник, он неподвижно сидел при ее хрупком, колеблющемся, но не затухающем свете. Но чувствовал, как продолжает нервным ознобом сотрясать его тело.
6
Исчезновение света стало для Иша жесточайшим психологическим потрясением. Даже при свете яркого солнечного дня казалось, что длинные черные тени протягивают к нему из углов свои извивающиеся щупальца. Темные Времена сжали его в своих объятиях. Независимо от сознания, подчиняясь слепому инстинкту своеобразной защиты собственной психики, он где только мог собирал и сносил в дом спичечные коробки, свечи, фонари и лампы. Прошло некоторое время, и он понял, что не сам факт отсутствия электрического света пугал и делал его жизнь невыносимой. Не электрический свет, а электрическая энергия, в частности приводившая в действие моторы холодильников, – вот что воистину имело для него значение. Погиб его ледяной ящик, и вся его еда испортилась. В морозильных камерах масло, мясо, головки латука – все это превратилось в один бесформенный, дурно пахнущий ком. И совпало сие событие со сменой времени года. Он не следил и давно потерял счет бегущим неделям и месяцам, но опытным глазом географа по малейшим признакам меняющейся природы мог определить начало смены времен года. Он догадывался, что сейчас октябрь, и первый дождь подтвердил его догадку; а по тому, как зарядил этот дождь, понял, будет длиться первый период осеннего ненастья дольше, чем можно было от него ожидать. Он не выходил из дома, стараясь в его стенах найти себе занятие и немного отвлечься от грустных мыслей. Он играл на аккордеоне, перелистывал книги – те, которые давно хотел прочесть и, наверное, найдет время сделать это сейчас. Время от времени он выглядывал в окно и смотрел на серую пелену дождя и нависшие над крышами домов неподвижные тучи. Лишь на следующий день он вышел из дома, посмотреть и увидеть следы ненастья. На первый взгляд ничего не изменилось в окружающем его мирке. Но стоило приглядеться внимательнее, и он начал замечать. На Сан-Лупо-драйв опавшими листьями забило решетку канализационного люка. Когда забилась решетка, забурлила вода в водостоках и, не находя выхода, затопила противоположную, более низкую сторону улицы и хлынула через поребрик тротуара. Водяные потоки пробили себе путь в спутанных зарослях травы, что были некогда образцовой лужайкой Хартов, и потекли в дом. Теперь, наверное, ковры и полы дома стали скользкими и липкими от воды и мокрой глины. За домом, не видя перед собой преград, прокатилась вода по розарию и, оставив за собой размытую ложбину, исчезла в водостоке соседней улицы. Ничтожное явление, по которому можно судить, что происходит по всей стране. Люди настроили дорог, водостоков, плотин и тысячи других преград на пути естественного течения воды. Все это могло существовать и исполнять свои функции лишь потому, что рядом пребывал человек, который постоянно исправлял и ремонтировал тысячи маленьких неисправностей, прочищал дренажные трубы и водостоки, то есть устранял все те беды, которые несла за собой вместе со сменой погоды природа его земли. Иш в две минуты мог очистить колодец, просто убрав листву, забившую решетку. Но он не видел смысла в приложении даже столь незначительных усилий. На земле останутся тысячи, миллионы точно таких же забитых решеток. Дороги, водостоки, плотины – все это было построено человеком для его удобства, и когда не стало человека, кому нужны труды рук его? И будет теперь течь вода своим естественным путем, вымывая землю из-под корней кустов роз. Покрытые грязью, будут лежать мокрыми и гнить ковры Хартов. И пусть лежат! Думать об этом, как о дурном, так же нелепо, как и страдать по тому, что когда-то было, но теперь не существует. По дороге домой Иш неожиданно наткнулся на большого черного козла, увлеченно жующего живую изгородь, еще недавно так тщательно подстригаемую мистером Осмером. С веселым удивлением и любопытством, недоумевая, откуда взяться козлу на столь респектабельной улице, как Сан-Лупо, смотрел Иш на это прожорливое чудо. А чудо отвлеклось от поедания изгороди и в свою очередь уставилось на человека. «Козел, наверное, тоже должен смотреть на человека с недоумением и любопытством, – решил Иш. – Человек ведь нынче такая дорогая редкость». Двух секунд хватило козлу, как равному, смотреть в глаза двуногому, и он вернулся к продолжению более полезного занятия – поедания молодых побегов живой изгороди мистера Осмера. Без сомнения, очень сочными и вкусными были те побеги. Неожиданно Принцесса возвратилась из очередного похода и с бешеным лаем кинулась на пришельца. Козел нехотя повернулся, низко опустил рога и с неожиданным проворством кинулся на собаку. Принцесса, не отличающаяся стойким бойцовым характером, очень быстро, своим характерным заячьим движением перевернулась в воздухе и стремительно понеслась под защиту человеческих ног. А козел продолжил прерванную трапезу. Через несколько минут Иш стал свидетелем, как спокойно и важно шел козел по тротуару, словно это его тротуар и вся Сан-Лупо тоже его, мол, он здесь полноправный хозяин. «А почему бы и нет? – подумал Иш. – Наверное, козел имеет на это какие-то основания. Воистину начало „Нового курса“…» Шли дожди; Иш сидел в основном дома, и в мыслях, как тогда в Соборе, стал обращаться к религии. На полке с книгами отца он нашел толстую Библию с комментариями, открывал наугад страницы и пробовал читать. Проповеди Евангелия не нашли отклика в его душе, потому что посвящены были человеку и его месту в некоторой социальной группе. Оставь кесарю…
