Евгений Красницкий - Отрок. Богам — божье, людям — людское
— А? — Дед окончательно растерявшись, даже не обратил внимания на то, что текст, адресованный, вроде бы, всем, выкрикивается в лицо ему персонально. — Чего?
— На девку! С мечом! — Юлька обличающе указала на дедову руку, все еще сжимающую рукоять оружия, и перешла уж и совсем на скандальный вопль взбеленившейся бабы: — Воевода!!! С кем воевать собрался?!!
Ростом едва по грудь сотнику, Юлька поперла на Корнея, как теща на непутевого зятя, явившегося домой поддатым.
— Ты чего, очумела? — пробормотал дед, невольно делая шаг назад и отдергивая руку от рукояти меча.
— Это вы все тут очумели со своими железками! — продолжала напирать Юлька, выпятив вперед, скорее воображаемый, чем имеющийся в наличии, бюст — Постыдились бы! Из-за бабьей трепотни за оружие хвататься! Подумаешь, девки на кухне сплетничают! Я тебе еще и не такое сейчас расскажу, так ты что, лазарет на щит брать будешь? Давай, поднимай сотню в седло!
— Да погоди ты, Настена… тьфу, Юлька…
«Есть! Ну артистка, ну, талант!»
Действительно, Юлькин метод подействовал — багровость с лица деда начала постепенно сходить. Словно по заказу, из дверей лазарета высунулся Матвей с выпученными глазами и заорал:
— Юлька, скорей! Ей совсем худо!
Получилось у Матвея не очень натурально, артистизма ему явно не хватало, но публика была не в том состоянии, чтобы это заметить.
— Помрет, на вас на всех грех будет! — выдала Юлька последний «залп» и скрылась за дверью лазарета. Аристарх сунулся было следом, но дверь распахнулась сама, и из нее, прямо на старосту вылетел Роська, похоже, выставленный на улицу пинком под зад. Вслед ошарашенному Роське донесся грозный голос Матвея:
— Нельзя, снаружи ждите!
— Едрена-матрена… — Дед обвел присутствующих взглядом, в котором растерянность начала снова сменяться злостью.
«Ну, сэр, готовьтесь. Сейчас Их Сиятельство будет стравливать давление руганью, и, конечно же, главным виноватым будете вы».
Однако, на этот раз, Мишка ошибся — сотник остановил свое внимание на все еще сидящем на земле Бурее.
— Ты чего тут расселся, бугай? Из-за тебя все!
— М? — удивился обозный старшина.
— Чего мычишь?! Кто орал, что убогую обидели?
— Дык… кто ж знал? — Бурей с кряхтением начал подниматься с земли. — Опять же, дозорный…
— Что, дозорный?! Он человека ночью видел, но не говорил же, что Михайлу!
— Ну, не знаю… гонец от Лехи к тебе прискакал, все и подумали…
— Не «все подумали», а ты подумал!
— Ты, Корней, говори, да не заговаривайся! — вступился за обозного старшину Аристарх. — Про то, что ночью у лаза через тын человека видели, тебе дозорный сказал, про то, что с утра девки на месте не оказалось, ты сам узнал, а Бурей тебе передал только то, что бабы у колодца трепали. И то, не сам по себе, а когда ты сказал, что тебя в крепость зовут.
— Ага! Я тебе так и сказал: «Если»… — Бурей с кряхтением поднялся с земли и продолжил: — «Если, бабы правы, то наверно Алексей тебя из-за девки вызывает». Так я тебе сказал? Так! А ты сказал, что сопляку надобно мозги вправить. Вот я и подумал…
Что подумал Бурей осталось неизвестным, дед, набрав в грудь воздуха он заорал в полный голос:
— Орясина!!! Облом неприбранный!!! У тебя место-то, которым думают, есть?! Оглоблю тебе в сраку, чтоб не чесал, где не надо! Думал он, осел иерихонский! Боров драный, поперек и наискось с левой стороны, в дух, в нюх, в потроха, в…
Монолог у деда получился пространный, экспрессивный и образный — на уровне боцмана с фекального лихтера. Бурей только невнятно мычал и время от времени хватался за ушибленную голову, Роська, несмотря на всю свою набожность, шокирован не был, а прислушивался, кажется, с интересом, видимо сравнивая ладейную и кавалерийскую школы «ораторского искусства», а Аристарх млел, словно меломан на концерте органной музыки. Наконец, дед не то иссяк, не то просто утомился. Выдав заключительный аккорд «цитатой из Мишки»: «Козлодуй!!!» — он умолк и с чувством плюнул Бурею под ноги.
Аристарх издевательски-растроганно вздохнул и умилился:
— Ну, до чего же душевно излагаешь, Корнеюшка, Златоуст ты наш, Баян!
— Сам ты Баян! — отлаялся дед, но уже без прежней страстности — Роська, а ты чего вылупился? Пшел вон!
Роську словно ветром сдуло.
«Приехали «спасатели». МЧС, мать их в маковку. Нет, надо с этим цирком закругляться. Дед душу отвел, на второй заход у него, пожалуй, пороха не хватит, пора кончать».
— Деда, а мы ведь тебя вовсе не из-за Васьки вызывали, я же не знал, что я ее украл.
— Гы-гы-гы! — снова развеселился Бурей.
«Да что ж этого урода на хи-хи пробило-то? Алексей, что ли, так удачно ему по мозгам врезал?».
— Да знаю я! — Корней досадливо махнул рукой. — Доигрались, воспитатели, туды вас поперек. Пошли отсюда… в дом, что ли, расскажешь, как все было.
«Бери ложку, бери хлеб, собирайся на обед» — пропел над крепостью рожок Дударика.
— Чего это? — удивился Бурей.
— Обед. — Объяснил Мишка. — Милости просим отведать нашего хлеба-соли.
— Обед это хорошо! — Бурей почесал живот и задумчиво склонил голову, словно прислушиваясь к своему внутреннему состоянию. — В самый раз! Вот за обедом-то все и расскажешь. Веди!
Обед завершался вполне благостно. Отроки уже поели и ушли, кухонные девки убирали со столов, а Мишка еще сидел вместе с начальством и выслушивал пространные комплименты Корнея и Аристарха кулинарному искусству Плавы. Бурей, тоже изредка издавал одобрительное ворчание, хотя внимание его было, главным образом занято извлечением мозга из здоровенного мосла, преподнесенного ему в качестве десерта.
Никто, казалось бы не замечал того, что потчует начальственных гостей не сама Плава, в чей адрес отпускаются комплименты, а Анна Павловна.
«Просто необходимо отдать должное Леди Анне, сэр! Умна, несомненно, умна — вспомнила, что Бурей запорол насмерть старшую дочку Плавы по приказу лорда Корнея. Разумеется, никакими похвалами поварскому искусству это не компенсируешь, а потому, во избежание сюрпризов, отослала Плаву куда-то, и взялась командовать кухонными девками сама. Ну а с Листвяной, так и вообще, высший пилотаж! Это ж надо так подставить бабу, нацелившуюся занять вакансию свекрови! Вроде бы и появляется ваша, сэр, матушка в Ратном не чаще раза в неделю — по воскресеньям церковь посещает, а как слушок сумела запустить насчет «боярыни Листвяны»! Лорда Корнея чуть удар не хватил, он Листвяне теперь такую «боярыню» покажет — мама не горюй! А вы еще ей про информационные войны что-то там рассказывали! Смешно-с!».
Анна Павловна ласково кивала в ответ на похвалы и просила дорогих гостей еще немного задержаться, мол, как раз подходят пироги с малиной первого урожая. Мишку такой расклад вполне устраивал, поскольку после обеда по расписанию проводилась смена дежурных десятков. В крепости был воссоздан ритуал смены караула в Советской армии, а дед весьма скептически относился ко всякого рода строевым экзерсисам, исполняемым в пешем порядке и непосредственно не связанным с боевой подготовкой.
— Господин воевода, господин воевода! — раздался со стороны входа в трапезную голос. — Сучок с пришлыми работниками подрался!
Дед недовольно обернулся и только после этого, совершенно невпопад, последовала уставная формула:
— Господин сотник, дозволь обратиться! Дежурный урядник Антон!
«Почему Антон? Он же позавчера дежурил, следующее дежурство только через несколько дней. Поменялся с кем-то? Ага, Антоша, любишь на глазах у начальства вертеться? Еще один штришок к твоему портрету — штабным бы тебе быть. Впрочем, адъютант вам нужен, сэр Майкл, или не нужен? Тем более, что мысли о повышении урядник Антоний в вас уже возбуждал. Так, почему бы и нет?».
— Что значит подрался? Сразу со всеми? — осведомился Корней. — Хотя, этот может… Ну-ка, объясни толком: что случилось?
Нинея, как и обещала, после Велесова дня прислала на строительство крепости работников. Больше сотни. Мишка в это время был в походе за болото, но Кузьма, вместе с оставшимися наставниками подсуетился: разместил прибывших во второй казарме и устроил большую охоту, чтобы обеспечить дополнительную рабочую силу мясом. Охота удалась — сами работники исполнили роль загонщиков, а «нинеин контингент» смог попробовать свои самострелы в деле. И все бы было хорошо, но камнем преткновения стал скандальный характер старшины строительной артели Сучка.
Присланные волхвой работники строителями не были, а Сучок никаких скидок на отсутствие у них опыта делать не пожелал. И вот, как назло, именно в день приезда воеводы, артельный старшина достал-таки своим хамством работников и несколько «Нинеиных кадров» сноровисто настучали кулаками по разным частям Сучковского организма, а потом, видимо для охлаждения страстей, пустили его поплавать во рву с водой.
