Владислав Савин - Красный тайфун
И тут 27 июня японцы парламентеров присылают. Я на тех переговорах не присутствовал — но очень быстро известно стало, о чем там говорили — и секретом особым это не было объявлено, и политработники прямо цитировали, да и переводчики и писаря тоже люди, друзей имеют. Будто бы их император объявил о капитуляции — так что, конец войне! Ну тогда, вы оружие кладете, мы входим в Порт — Артур? Нет, отвечают, их командование разъяснило, по какой процедуре все должно происходить, чтобы по самурайской чести. Все остаются на позициях, какие на этот момент есть — а когда мир окончательно будет подписан, тогда японские части вывозятся домой, где оружие и сложат. Мать — перемать, что ваше командование решило, это ваши проблемы — нам оно не указ! Или вы сдаетесь, раз император согласился, или будет штурм! Дальше разные версии, кто из наших что про их императора сказал — так главный из японцев чуть за саблю не схватился, а затем прорычал, что скорее Япония погрузится в море, чем истинный самурай склонит голову перед проклятыми гайдзинами (слово, у них обозначающее то ли варваров, то ли вообще, дикарей). Так и разошлись — вернулись парламентеры назад, мы же не фашисты, чтобы законы войны нарушать?
Три дня было затишье. В штабе корпуса слышал, что КВЖД и ее южный участок ударными темпами под нашу колею перешивают, и вот, завершили наконец. Прибывали лишь новые части, причем не столько пехота, как артиллерия — например, гвардейская минометная бригада особой мощности (не путать с «катюшами», те просто гвардейские минометчики, а «особой мощности», это «тюльпаны»), или корпусные артполки, калибра 152 и 203 — сам видел, как пушки стояли буквально колесом к колесу, как при взятии Берлина. Прибыла даже железнодорожная батарея 180мм транспортеров, морские пушки как на крейсерах, от японского флота нас прикрыть — если по сухопутным целям «тюльпаны» и эффективнее, и дешевле? А еще, в небе очень часто кружились разведчики, их ни с чем не спутаешь, когда одиночный Ту-2 или Пе-2 на ту сторону летит, сопровождаемый парой или звеном истребителей. И «рамы» ФВ-189 над передним краем, цели берут пока на карандаш. Ясно было, что скоро начнется!
И знаете, мы как‑то не особо и сожалели, что самураи капитулировать отказались. Хотелось конечно, чтобы скорее войне конец, и домой. Но так уже было вбито в нас про «героев Порт — Артура», что войти туда без боя… ну вот представьте, вы бы к экзамену долго готовились, даже не для аттестата, а лично себе показать, что способен и достоин — и вдруг вам документ кидают просто так, даже не спрашивая? Отказываться, может быть, и я бы не стал — но вот на душе было бы что‑то не то! Ну и в войне этой мы разогнались уже, как товарный состав, сложно остановиться, привыкнуть что нет обстрелов и бомбежек, для нас это уже как норма было тогда. Японцы сдаваться отказываются — ну, им же хуже!
1 июля — загремело! Наш маршал сказал, что при двухстах орудиях на километр фронта, о противнике не спрашивают и не докладывают, а лишь сообщают, до какого рубежа наступающие войска дойти успели. Сколько у нас тогда стволов было, я не считал — но на вид и на слух, не меньше, чем на Одере. А по тому, до чего не дотягивалась артиллерия, работали штурмовики — да и наши самоходки, «тюльпаны» и «катюши» вполне справлялись с задачей, сопровождать наступление не только огнем, но и «колесами». Японцы же, я считаю, поступали тактически безграмотно, все время подбрасывая резервы на первую линию обороны, что позволяло нам перемалывать эти войска, при малых своих потерях. А впрочем, что еще оставалось самураям, если не было у них сильного мобильного кулака, танковых частей, чтобы пытаться вести с нами маневренное сражение после прорыва линии своей обороны? Тогда как у нас, 59й корпус Первой Краснознаменной армии был поддержан тремя танковыми бригадами полного состава, все на Т-54, нашей тяжелой самоходной бригадой, и еще четырьмя самоходными полками, да и «бронегрызы» имели в составе саперные и огнеметные танки, очень эффективные против дотов.
3 июля был полностью очищен Дальний. Первая Краснознаменная Армия выходила на высоты вокруг Порт — Артура, японцы пытались обороняться примерно по тому рубежу, который сорок один год назад защищали наши деды, нас это лишь обозлило! Утром 4 июля по горе Высокой работала авиация Дальнего Действия, бомбардировщики налетали волна за волной — а затем, после удара гвардейских минометов, в атаку поднялась гвардейская пехота, нам было сложнее, там рельеф для техники не слишком удобный. И мы взошли на эти высоты — в 1904, японцы почти год штурмовали эти позиции, обороняемые двадцатью пятью тысячами русских солдат, потеряв своих сто тысяч, сейчас же пятьдесят тысяч самураев не сумели продержаться против нас и четырех дней! Так ведь товарищ Сталин, это не бездарь Николашка, а командующий Первой Краснознаменной генерал армии Белобородов, когда‑то красный партизан Гражданской здесь, на Дальнем Востоке, член ВКП(б) с 1926 года, командовавший в сорок первом под Москвой 78й дивизией, ставшей там 91 гвардейской, а в сорок четвертом уже армией, бравшей Кенигсберг — это не какой‑то там дурак и предатель Стессель!
4 июля мы вошли в Порт — Артур, добивая еще сопротивлявшихся японцев. Примечательно, что вопреки словам о «самурайской чести», командующий японскими войсками, генерал Сэйти Кита со своим штабом предпочел сдаться нам, а не вспороть себе живот. Так вышло, что я был свидетелем этой сцены — сей бравый самурай сначала заявил, что «подчиняется неодолимой силе», а затем поинтересовался, дозволено ли будет ему и другим старшим офицерам оставить себе личное холодное оружие? И получил ответ, что об условиях вы могли говорить раньше, когда вам предлагали организованную капитуляцию — а когда ваша крепость уже взята штурмом, то ситуация совсем иная! Впрочем, если вы намерены совершить харакири, это ваше право, прямо сейчас — или же, все идут в плен на общих основаниях. Где, согласно Женевской Конвенции, вам гарантируется жизнь, кормежка, медицинское обслуживание, и непривлечение к работам для офицеров — но ничего не сказано про сабли. И генерал сдулся, потерял важный вид, и отстегнул свою железку, вместе со всеми.
Строго говоря, самурайские мечи как бы уже не считались оружием, по нашему уставу. По крайней мере, если сдача японцами пистолетов и винтовок, не говоря уже о более серьезном, подлежала строгому учету, то «холодняк» не вносился ни в какие списки. И разбирались сабли на сувениры нашими офицерами (теми, кто успел прочесть про легендарные японские клинки трехсотлетней давности), узнавшими, что в японской армии вполне приветствовалось, когда истинный самурай отправлялся на войну с древним фамильным мечом вместо уставного «новодела». Именно в нашей Первой Краснознаменной (а не у моряков) возникла традиция (еще до окончания войны) награждать не просто орденами, а наградным оружием (орден на эфесе), причем использовались трофейные японские мечи. Получил и я Красную Звезду на коротком клинке вакидаси, и полковничьи погоны. А вот из армии демобилизоваться — не получилось!
Помню еще сохранившееся русское кладбище в Порт — Артуре — солдат и офицеров, погибших еще тогда. И сторожа при нем, сказавшего нам, что был когда‑то полковником еще той, царской армии. Он провел нас по кладбищу, указывая на могилы и рассказывая, кто это, и как погиб. Да, прав был товарищ Сталин, сказав еще год назад — власть была царская, несправедливая, но солдаты честно сражались и умирали за Россию, и это заслуживает уважения!
И после на воротах кладбища появилась надпись, тем же почерком, что я видел на подбитом японском танке у Гирина.
Деды, спите спокойно. Мы за вас отомстили — теперь сполна!
Над Хиросимой. З0 июня 1945.
Когда над обреченным городом появляется армада из сотен В-29, меркнет солнце, а бомбы падают как дождь.
Кто сказал эту фразу, вошедшую после не в одну книгу о второй мировой войне? Лишь японец мог бы выразиться о таком поэтически — потому что солнце не светит ночью. Но японец сочинил бы хокку, как некие самураи, четыреста лет назад заживо сгоравшие в замке, осажденном врагами. Однако даже в те жестокие времена, когда самурай запросто мог проверить остроту своего меча на первом встреченном простолюдине — война касалась лишь самурайского сословия, а не всех поголовно. И твоя жизнь или смерть зависела от твоего воинского умения. А сейчас — бомбам было все равно.
Эскадрильи В-29 ложились на боевой курс. Тремя эшелонами, четко выдерживая строй и дистанцию. Тактика, обеспечивающая наилучшее поражение цели, была достаточно отработана — но ведь нет предела совершенству? И кто знает, чья земля будет под крылом бомбардировщиков завтра, что потребуют государственные интересы США? Война должна быть делом чистым и гуманным — естественно, для американцев! — никакой мясорубки в грязных окопах, лишь безотказно отлаженная и эффективная машина по доставке бомб на головы врагов. В идеале — чтобы объявление войны совпадало с капитуляцией врага: когда над городами страны, позволившей недружественные действия, или просто вызвавшей наше неудовольствие, появляются тысячи «сверхкрепостей», и нокаутированному противнику остается лишь подписать условия сдачи. А еще лучше, чтобы и до этого не доходило, мы же гуманные люди — вполне удовлетворимся, если вы, лишь увидев эту нашу угрозу, сами поспешите уступить и отдать все, что нам надо, окей? И мы снова будем с вами дружить и торговать.
