Виктор Мишин - Внук
- Жить будешь у Алевтины Игоревны. Если что-то понадобится, вызову.
- Ясно, Лаврентий Павлович. Нельзя ли как-нибудь улучшить вопрос с продовольствием. Жаль простых людей, я видел их испуганные лица, суровые взгляды на себе ловил.
- Это когда вы от бомбежки прятались? - Спросил Берия.
- Да, дети голодают, а родители ни чем помочь не могут,
- Сергей, товарищ Сталин, все об этом знает! Он тоже переживает, за всех жителей нашей родины. Но, положение сейчас такое, тяжело всем. Ты не думай, что раз у вас есть еда, значит, на всех должна быть. Пойми, главное сейчас, это рядовой боец, который бьет врага! Есть вопросы?
- Один!
- Говори!
- Не знаете, что сейчас с дивизией Лебедева?
- Про родственника, хочешь узнать?
- Да, товарищ Берия, - сказал я выдыхая, - именно.
- Дивизия на переформировании, сильная убыль была. Пополним и на фронт. Скажу честно, мы приглядываем за ним, и за двумя его братьями тоже.
- Товарищ Берия.
- Я не говорил, что их с фронта вывели, просто наблюдают. Мы решили, что так будет правильно. А вот четвертого, на фронте нет, он точно воевал?
- Я знаю эту историю, только по рассказам отца и его родного брата. Их отец, мой дед, начнет войну в штрафной роте. Затем, искупит вину, и будет направлен в нормальные войска. Там тоже получит серьезное ранение, и дослуживать будет в авиационном полку, техником. До конца войны.
- Вот как! А ты не говорил раньше, что он судим.
- Да как-то не довелось, но я не вижу надобности скрывать, что-то. Просто я не знаю подробностей.
- Так он в тюрьме? И за что?
- Лаврентий Павлович, я, правда, не знаю. Никто толком ничего не знал, отец говорил, что он заступился за девушку, ударил какого-то казаха что ли, а тот помер. А вот когда это было, до войны, или во время, я не знаю. Отец рассказывал, что он попросился на фронт, и его взяли. Я думаю, что в тюрьме он не сидел почти, а сразу воевать пошел.
- Ладно, я проверю. Может, еще не убил никого! А кем он был до войны?
- Вроде бы машинистом на паровозе. - Тогда у него бронь должна быть. Железнодорожники, воюют по специальности. Я проверю. Свободен!
- До свидания, Лаврентий Павлович. Я вышел из кабинета, взял у секретаря оружие и вышел.
- Ну, вводных не поступало? - спросил я, усаживаясь в машину.
- Нет, ответил Андрей, куда поедем, товарищ младший лейтенант.
- А ты Толяна спроси, он знает! - подмигнул я Круглову.
- Поехали на Тверскую. Гитару искать,- просто сказал он водителю.
- Парни, и давайте без званий, вы по возрасту, постарше будете, мне не ловко. Договорились?
- Хорошо, как скажешь, - откликнулся Андрей.
- Ну, вот и ладненько!
Подъехав, к какому то дому, Толя сказал остановиться. Мы с ним поднялись на второй этаж, четырехэтажного дома. Анатолий постучал в дверь без номерка. Через полминуты, дверь открылась. Я увидел тощего, лысоватого старичка, с седой бороденкой.
- Здравствуйте Михаил Александрович, вот друг, гитару хорошую ищет, вы не могли бы помочь?
- Хорошую днем с огнем не найти сейчас, но приличную, могу показать. Проходите. - он сделал приглашающий жест рукой.
Войдя в квартиру, я остолбенел. Кругом висели какие-то тромбоны, балалайки, стояли гармони и баяны. На большой стене, висел красавец саксофон. Начищенный до зеркального блеска.
- Что, нравится, молодой человек? - спросил дедан у меня.
- Очень, всегда любил саксы! - ответил я.
- Можете попробовать, - предложил он, - я уже давно не играю.
- Извините, но я еще дольше! То есть, я вообще на духовых не умею.
- Только гитара?
- В основном, немного на пианино. Но довольно коряво. А вот гитарой владею не плохо.
- А ну-ка, посмотрите вот этот инструмент. - Михаил Александрович скрылся в какой-то кладовке, и вынес оттуда жесткий кофр. Положив на стол, он многозначительно посмотрел на меня и щелкнул замками. Откинув крышку, взял в руки изумительной красоты агрегат. Двенадцать струн, клеймо с гербом. Светлый лак. Красота.
- Да, на такую роскошь только глядеть через стекло надо! А не прятать. Италия?
- Именно, вы знаток?
- Скорее любитель, но ценю качественные вещи. А уж музыкальные инструменты тем более.
- Так тут и пальцев то не хватит, - произнес Толян, - как на ней играть-то?
- Вы невежда, Анатолий, - сказал Михаил Александрович. И протянул мне инструмент.
Я, взяв гитару в руки, тщательно осмотрел гриф, колки, струны.
- Можно попробовать? - спросил я.
- Будьте любезны, молодой человек!
Я провел по струнам, быстренько подтянул убежавшие. Выстроил ряд. И перебрал пару аккордов. Звук был, закачаешься. Кто понимает, конечно. В наше время, найти гитару со звуком не режущим слух, можно только за приличную сумму. У меня таких денег, что можно было бы потратить на гитару, отродясь не было. Приходилось играть на средненьких экземплярах. Потерзав ее немного, я задал мучающий меня вопрос.
- Продадите? - и смущенно опустил глаза.
- Нет, этого я сделать не смогу, молодой человек. А вот подарить ее вам, пожалуй можно!
- Да вы что, я не возьму! Она же, наверное, кучу денег стоит?
- Стоила, в мирное время. А теперь лежит без дела. Такая вещь, должна радовать слух людей, а не пылиться в чулане. А вы я вижу, с инструментом на ты! Берегите ее.
- Буду! - я действительно буду ее беречь, - спасибо огромное. Но просто так я не возьму, мы отойдем на минутку?
- Да, конечно. - Сказал Михаил Александрович и пошел открывать нам дверь.
- Что ты хочешь? - спросил Толя, после того как мы вышли.
- Толян, надо привезти ему продуктов, отблагодарить человека.
- Ну я съезжу к нам в столовую. Выпрошу чего-нибудь!
- Подожди, у меня ведь есть деньги?
- Ну да, всем военным начисляют зарплату.
- Тогда поехали туда, где я смогу превратить заработанные деньги, в продукты питания.
Мы отоварились, по каким-то не слыханным ценам, да мне и не важно было. Главное, когда мы принесли кучу продуктов музыканту, он смутился, но потом, согласившись взять, долго благодарил нас. Я уже знал, что с продовольствием было очень туго, а пенсионерам вообще!
К Истомину мы приехали зря, тот был на процедурах. Ждать не стали, спросили только, можно ли приехать вечером. Врач сказала, что вообще то нельзя, да разве мы послушаемся!
Решили заехать вечером. А пока время было абсолютно свободным.
- Чего делать будем? - спросил меня водитель.
- Андрей, поехали, поедим. Только не в столовку, а Алевтине. А то она обиделась вчера, наготовила целый стол, а мы не притронулись.
- А поехали! Алевтина Игоревна всегда очень вкусно готовит.
Хозяйка хоть и не ждала нас, но стол был накрыт минут за пять, не больше. Великолепное первое блюдо, из чего и варила, продуктов то вроде не достать. Второе попроще, жареная картошечка с солеными грибами. Налопались мы знатно. Алевтина Игоревна, предвидев мой вопрос, сама рассказала.
- Тетка моя, кур держит. Она в деревне под Москвой живет. Привезла два дня назад две тушки. Говорит, что если немец дойдет, так хоть ему не достанется. Ребята заиграли желваками. Я тоже скрипнул зубами. Блин, как тяжело на фронте, но в тылу то не легче. Как же выжили наши бабушки, сидя на одних карточках. Ведь не у всех были тетки со своей скотиной. Тем более сдавали много, себе то ничего не оставалось. Это мне бабушка рассказывала. Так, что я на себе почувствовал лозунг, "Все для фронта". Вечером мы поехали в госпиталь. На этот раз удачно.
Майор Истомин, встретил нас радушно, а уж когда увидел у меня в руках гитару...
- Ну, вот теперь и у меня появилось время тебя послушать! Пой, давай!
Пока выходили на улицу, переговорили о происходящих вне госпиталя событиях. Истомин все время кивал головой.
- Скорее бы выбраться отсюда, да на фронт! - Заключил он.
Мы устроились на лавочке во дворе госпиталя, перекурили, и я запел. Было плевать почему то, на репертуар. Собрался весь госпиталь. Еще бы, я опять нашел гармониста, вдвоем мы ударили так, что сбежались все, до последней санитарки. Хотя про гармониста я загнул, он сам нашелся. Спел я до этого песни четыре, как слышу, что-то красивое полилось. А это гармонист Катюшу затянул, в перерыве между моими песнями. Я подхватил, дальше ему, конечно, пришлось импровизировать. Но иногда и я подхватывал, когда запевал он.
Когда я пел "Алешку", Трофимского, после слов:
Говорят, на земле был Бог,
Говорят, он учил добру!
А у нас целый взвод полег,
Где служил старшиной мой друг,
Он теперь не живой лежит,
А вчера мне успел сказать,
Ах, как хочется братцы жить,
Ах, как страшно здесь умирать!
Затихли все, слезы появились на глазах даже у Истомина! Люди были в шоке. После этой песни, я взял паузу, чтобы люди сумели придти в себя. Это не двадцать первый век, с его наплевательством и себялюбством. Здесь настоящие люди, они прошли через многое, и понимают все совсем не так как мы, избалованные дети демократии!