Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович
…Никем не замеченный, явился Старос. Расплылся в своей разбойничьей ухмылке, широко раскинул руки, готовый обнять всех сразу.
– О-о-о! Штрафную шефу! – был общий глас. – С горкой!
Сидел я, как всегда, с краю, поэтому ускользнул незаметно, пока всей компанией спаивали Филиппа Георгиевича.
«И нет мне покоя…» – мелькнуло в голове.
Тревоги и ожидания ворвались в душу, как студеный ветер – в натопленную избу, выхолаживая, выметая уют… И замещая духоту морозной свежестью.
Завечерело. Крадучись, вытянулись тени, сливаясь в зыбкий сумрак. Зажглись фонари вдоль аллеи, и тьма, таившаяся в закоулках, сразу надвинулась, густея синевой. С берега Черного озера наплывала музыка. Узнавался мотив Таривердиева – умел человек скрывать улыбку в печальных нотах.
Зеленоград накрыла удивительная теплынь. Я стоял на просторной лоджии, пока не загроможденной лыжами и великами, и дышал воздухом нового ПМЖ. Из гостиной наплывал застольный галдеж – саундтрек импровизированного новоселья.
– Миша, простынешь! – Мама выглянула из окна кухни.
– Да тут тепло…
– Накинь курточку, накинь… Вот, держи.
Я не стал спорить, набросил на плечи шуршащую болонью. Досмеиваясь, на лоджию шагнул Старос.
– Дышишь? – бодро поинтересовался он. – Right! Тут воздух, как на даче. – Филипп Георгиевич пришатнулся и спросил вполголоса: – Проблемы были?
– Были, – не стал я скрывать. – Да сплыли.
– O`key… – вытолкнул Старос. – Проблемы тонизируют и закаляют, хе-хе… Питер говорил, ты новый язык сочиняешь? «Турбо Паскаль»?
– Сочиняю, – признался я. – Да там не одно программирование, там, как в справочниках пишут, «интегрированная среда разработки ПО». А работы… Начать и кончить! Хорошо, если к ноябрьским до ума доведу.
– Не спеши, Миша, – серьезно сказал Филипп Георгиевич. – Вылизывай, отделывай… Пусть весь компьютерный мир «болтает» на «турбированном» Паскале! Кстати, ты в курсе, что «Ампару» Штаты закупают? Сетевухи улетают махом!
– Подождите, подождите… – отчетливо удивился я. – Уже?!
– Уже, Миша, уже! – рассмеялся Старос. – Канторович – голова! Собрал команду «яйцеголовых», раздал им компы и алгоритм для УДН-48 – вот! – Он щелкнул пальцами. – Wow! Это победа из тех, о которых не пишут, потому что уважаемая публика ни черта в такой виктории не смыслит. Главное, здание Центра сертификации только строится, а работа идет полным ходом! Это так по-советски, что просто – wow!
– Здорово… – затянул я. – Это здорово… А проц?
– Дело на мази! – щегольнул словцом визави. – К концу лета запустим в серию.
В потемках у Староса – низенького, полноватого, усатого – ярче всего пробивалось греческое происхождение. Ему бы еще феску на голову да серьгу в ухо – вылитый контрабандист! Или пират.
– Филипп Георгиевич… – заныл я, подлащиваясь. – На экскурсию хочу! В цех гибридных микросхем! И чтобы в чистую комнату процессоров!
– No problems! – хохотнул «контрабандист». – Подходи завтра с утра. Я скажу Трофимову, чтобы человека к тебе прикрепил… Так… – задумался он на секундочку, приглаживая пышные усы. – На гермозону там отдельно… Ладно, позвоню Сухову на ОТК, он проводит. Так что подходи!
– Буду как штык! – пылко заверил я.
– Ше-еф! – подняли рёв «старосята». – Коньяк стынет!
– Иду, чада мои! – возговорил Старос архиерейским басом. – Лейте, не жалейте! И аминь!
Военный госпиталь легко было спутать с присутственным местом или с театром, уж больно внушительна колоннада. Зато внутри не ошибешься – строгие белые халаты и ходячие больные выдавали предназначение «храма Асклепия».
Армейские порядок и дисциплина Марине даже понравились, разболтанности в «гражданских» больницах она не выносила. Долг врача – лечить, а пациентов – лечиться. И никаких шатаний! Орднунг унд дисциплин!
Молодой хирург, часто оглядываясь на Исаеву, провел ее в палату и сурово ткнул пальцем в «Командирские»:
– Десять минут!
– Да, доктор, – кротко ответила Марина, приседая на крашеную табуретку. В палате, по-спартански пустоватой, витал застарелый запах лекарств. Большое полукруглое окно цедило полусвет с хмурого неба, облекая стены в скучную, унылую серость.
Ершов лежал на боку, укрытый одеялом до пояса. Всю спину его покрывала марлевая повязка с проступавшими рыжими пятнами, а бинты, заматывавшие стриженую голову, походили на чалму. Злое африканское солнце опалило Гришино лицо темным загаром и будто смазало следы страданий, оставив лишь застарелую усталость.
Похоже, Ершов спал – ресницы слегка трепетали и дергался уголок рта. Марина не стала его будить. Время шло, но… Пусть.
Неожиданно глаза напротив приоткрылись, глянули в щелки век – и распахнулись не веря, заморгали, слезясь.
– Маринка? – пролепетал Григорий. – Ты?
– Я, – улыбнулась девушка. – Не узнал?
– Просто… – Ершов смутился и выговорил, запинаясь: – Ты мне снилась сейчас… Маринка… – счастливо заулыбался он. – Пришла…
– Ну, надо же было проведать, – проворчала Исаева, чувствуя стеснение.
Сияние в Гришиных глазах попритухло, и девушка прикрыла ладонью мозолистую мужскую пятерню.
– Как ты? Еще не ходишь?
– Не пускают! – вздохнул Ершов. – Лежи, говорят, и не рыпайся. Сержант мой уже на костылях скачет, а я валяюсь… Как там Харэр? Взяли?
– Взяли, – улыбнулась Марина. – Хайле Мариама убили свои же, а Сиада Барре повесили. – Желая подбодрить товарища, она перешла на шутливый тон. – Да вы не волнуйтесь, товарищ майор, той заварушке еще далеко до окончания. Будет вам чем заняться!
– Ну, тогда ладно. – Губы Ершова дрогнули, расползаясь в слегка болезненной улыбке. – Только ошибочка вышла, я пока что товарищ капитан.
– Это у тебя ошибочка, – хихикнула девушка. – Четыре твои маленькие звездочки разменяли на одну побольше!
– Здорово… – рассеянно протянул Григорий. Внезапно его сухие, твердые пальцы шевельнулись под девичьей ладонью. – Мариночка… Я здесь не задержусь, вот увидишь. И будет у меня всё хорошо, если… Мариночка… Выходи за меня замуж.
Ершов испуганно зажмурился, смешно морща нос, словно боясь увидеть на лице Исаевой холодное отчуждение. Девушка боролась с собой целую секунду – и провела пальцами по Гришиному лбу, накрыла ладонью глаза.
– Я подумаю.
У нее возникло странное ощущение – будто сначала она услышала свой ответ и лишь затем осмыслила его. Вздрогнув, как от холода, Марина заметила непрошеные слезы, проточившие влажные дорожки по легкой небритости. Ее резанула жалость.
– Извини, – буркнул Ершов, шмыгая носом, – ослабел тут совсем…
– Выздоравливай. – Девушка наклонилась и поцеловала его в колючую щеку.
Она встала, повернулась и вышла, кивая хмурому доктору в дверях и храня в памяти забавную картинку – взрослого мужика, расплывшегося в блаженной улыбке.
Миловидная сотрудница бюро пропусков отвела меня на автоматическую проходную – турникет грюкал с обеих сторон.
– Тут все просто. – Девушка постучала ноготками по белой панели, усеянной клавишами с буквами и цифрами. – Вот эта – твоя кнопка. Запомнил? Как приходишь, вставляешь пропуск в гнездо, нажимаешь – вахтер сверит фото и впустит. Понял?
– Понял.
– Шагай, раз понял, – заулыбалась сотрудница.
Я храбро миную кордон – и реально теряюсь. А куда идти-то?
– Миша Гарин? – вопрос задал неприметный, худощавый парень среднего роста.
«Прикрепленный, что ли? – Мысли ощетинились подозрением. – А чего он тогда представляется?»
– Миша Гарин, – роняю вслух.
– Олег Мохов. Меня начальство к тебе прикрепило на сегодня.
Я пожал протянутую руку, твердую и сильную, что не вязалось с тонкими пальцами Олега и общей худобой.
– Сказало: «Побудешь проводником!» – балаболил Мохов. – Хотя… Дай-ка свой пропуск. Тут отметки, куда можно… Ха! Побуду твоим «полупроводником»! Вперед!
