Красный мотор (СИ) - Тыналин Алим
Я начал собирать документы для встречи, теперь уже четко понимая, как увязать все направления в единый план.
В приемной Московского комитета партии на Старой площади было непривычно тихо. За окнами заморосил дождь, но в помещении царила почти домашняя теплота от жарко натопленных батарей. Секретарша — немолодая женщина с военной выправкой, сразу проводила меня в кабинет.
Лазарь Моисеевич сидел за огромным письменным столом красного дерева. Его худощавая фигура в темном костюме-тройке казалась особенно подтянутой на фоне высокой кожаной спинки кресла. Аккуратно подстриженные черные усы и пенсне в тонкой оправе придавали ему сходство со строгим учителем гимназии. Но острый, пронизывающий взгляд выдавал в нем человека огромной внутренней силы.
Стены кабинета украшали карты промышленных районов и диаграммы выполнения пятилетнего плана. На отдельном столике стоял новенький телефонный аппарат прямой связи с Кремлем. В углу сейф, на котором примостился портативный радиоприемник.
— Присаживайтесь, товарищ Краснов, — Каганович указал на стул, не отрываясь от бумаг. Его тонкие пальцы быстро перебирали документы, он явно умел работать с огромным потоком информации.
— Так значит, хотите создавать автопром? — спросил он, делая какие-то пометки остро отточенным карандашом.
— Нет, Лазарь Моисеевич. Уже не хочу.
Каганович поднял взгляд, в темных глазах за стеклами пенсне мелькнуло удивление:
— Вот как? А мне доложили, что вы со вчерашнего дня обиваете пороги с автомобильным проектом.
Он говорил по-московски окая, чуть растягивая слова, необычная манера для человека, выросшего в черте оседлости. Но в этом тоже чувствовалась его способность приспосабливаться к любым обстоятельствам.
— Это было вчера. С тех пор я многое переосмыслил.
— Интересно, — Каганович аккуратно снял пенсне, протер платком стекла. — И что же вы предлагаете теперь?
Я разложил на красном сукне стола документы. Каганович тут же начал их просматривать, быстро, но внимательно, время от времени делая пометки на полях синим карандашом. Его манера работать выдавала огромный опыт управленческой работы.
— Комплексную программу развития базовых отраслей, — начал я. — Прежде всего — специальная металлургия. Вот результаты испытаний новых марок стали.
— Погодите, — он поднял руку. — Сначала скажите — почему передумали?
В кабинете было тихо, только тикали стенные часы да слышался приглушенный гул трамваев с улицы. Каганович ждал ответа, слегка постукивая карандашом по столу — привычка, выдающая внутреннее нетерпение.
— Понял, что начинать нужно с фундамента. Без качественного металла, без точных станков, без современных технологий управления мы не создадим настоящую промышленность.
— Вот это уже интересно, — он снова надел пенсне. — Конкретнее.
— Смотрите, — я развернул схему металлургического производства. — Здесь наша новая технология выплавки специальных сталей. Прочность выше немецких образцов на тридцать процентов. А здесь — проект единой системы связи для управления промышленностью. Башни Шухова, радиооборудование Бонч-Бруевича…
Каганович встал из-за стола — невысокий, но очень подвижный, он быстро подошел к карте на стене:
— А это реально — связать все промышленные центры такой системой?
— Технически — да. Мы уже испытали оборудование на московских заводах.
Он повернулся, прищурившись:
— А знаете, Краснов, в этом что-то есть. Единая система управления всей промышленностью… — он помолчал. — Товарищ Сталин как раз говорил о необходимости централизованного руководства индустриализацией.
Снова вернулся к столу, взял документы по металлургии:
— А автомобили?
— На первом этапе — только грузовики и тракторы. Может, еще автобусы. Простые, надежные, для реальных нужд страны. Вот схема легкого грузовика для городских и сельских перевозок.
— Разумно, — он кивнул. — Очень разумно. И когда, говорите, поняли свою ошибку?
— Вчера. После разговоров с товарищами Медведевым и Орджоникидзе. И… — я взглянул на карту промышленных объектов, — после того, как осознал реальные потребности страны.
Каганович прошелся по кабинету, его легкие шаги почти не были слышны на толстом ковре. Остановился у окна, за которым хмурилось дождливое небо:
— Знаете, Краснов, я готовился вас переубеждать. Собирался объяснять про приоритеты, про нехватку ресурсов… А вы сами все поняли.
Он вернулся к столу:
— Чего теперь хотите?
— Встречи с товарищем Сталиным. Чтобы представить комплексную программу.
Каганович достал из ящика стола потертый кожаный ежедневник:
— Хорошо. Я доложу Иосифу Виссарионовичу. Думаю, ваши идеи его заинтересуют. Особенно про единую систему управления.
Сделал пометку в календаре своим характерным убористым почерком:
— Готовьте подробный доклад. И… — он слегка улыбнулся, отчего его строгое лицо неожиданно смягчилось, — рад, что не пришлось вас переубеждать. Вы умеете учиться на ходу, Краснов. Это ценное качество.
Когда я выходил из кабинета, в приемной уже зажгли лампы. За окнами все также моросил дождь.
После разговора с Кагановичем я вернулся в заводоуправление. Несмотря на предстоящую встречу со Сталиным, текущие дела требовали внимания.
— Леонид Иванович, срочная телеграмма из Нижнего Тагила, — Головачев положил на стол свежую депешу. — У них проблемы с легированной сталью для турбинных лопаток.
Я просмотрел сообщение. Действительно, серьезная проблема, о которой уже говорили и Сорокин, и Протасов. Молибден заканчивается, а без него нужные характеристики металла не получить.
— Соедините меня с Седовым, — распорядился я.
Пока настраивали связь, я просмотрел отчеты с других заводов. Златоуст освоил новую марку инструментальной стали, но требуется увеличение поставок хрома. В Сормово успешно запустили производство специальной корабельной брони.
Наконец сквозь треск помех послышался глуховатый голос Седова:
— Слушаю вас, Леонид Иванович.
— Здравствуйте, что у вас там с молибденом?
— Последние запасы уходят на военный заказ. Пытаемся найти замену, но пока безрезультатно.
— Ладно, — я потер переносицу. — Свяжитесь с Воробьевым из исследовательского отдела. У него были интересные наработки по комплексному легированию. Может, удастся снизить содержание молибдена без потери свойств.
Следующий час я провел в совещании с Котовым, обсуждая финансирование новых разработок. Василий Андреевич, как всегда педантичный, раскладывал передо мной сводки и балансы.
Потом поговорил с Твердохлебовым с Нижнетагильского комбината, об освоении новой марки инструментальной стали, вот только у них проблемы с хромом.
— Знаю, Михаил Андреевич. Готовим новые поставки. Как там испытания броневого листа?
— Отлично идут. Но нужно увеличить мощность прокатного стана…
Не успел я закончить разговор, как в кабинет вошел Пирогов. Осунувшийся, с запавшими глазами, видно, прямо с поезда.
— Леонид Иванович, — он устало опустился в кресло. — Прямо из Кузбасса. Ситуация сложная…
Я внимательно слушал его доклад, но при виде него мысли невольно возвращались к Анне. Это ведь он привел ее на то роковое заседание. Ее последний полет во Франции, испытания нового самолета, внезапная гибель… Пирогов, словно уловив мое настроение, вдруг замолчал на полуслове.
— Простите, — он покачал головой. — Я вас не отвлекаю? Но эти вопросы требуют немедленного решения.
Я молча кивнул. Нужно возвращаться к делам. Попросил прийти Величковского и Воробьева из исследовательского отдела.
Следующий час мы вчетвером обсуждали возможные варианты. Семен Ильич Воробьев, как всегда, быстро моргая, предложил интересную идею комплексного легирования с пониженным содержанием молибдена.
Вечером я засел за подготовку к встрече со Сталиным. На столе громоздились папки с документами — результаты испытаний новых марок стали, чертежи станков, схемы организации производства. Отдельно лежал проект единой системы связи от Бонч-Бруевича.