Царь нигилистов 5 (СИ) - Волховский Олег

— Мне говорили, что вы строите свою систему обучения «снизу», Август Фёдорович? — спросил Саша.

Гримм кивнул, выслушав перевод Гогеля.

— Правильно ли я понимаю, что это значит, что вы исходите из наклонностей, характеров и способностей учеников?

— Да, конечно, — ответил Гримм по-немецки, — и это тоже.

— Я вам чрезвычайно благодарен, что вы всё-таки освободили меня от немецкого чтения, учитывая мои скромные знания, — сказал Саша, — однако у меня есть свои представления о том, что мне нужно. Я уже давно добиваюсь права самостоятельно составить для себя учебную программу, но пока почти не нахожу понимания. Но, учитывая ваши педагогические идеи, очень надеюсь найти его у вас.

Брови Гримма поползли вверх.

— Да, мне передавали про химию, — сказал он.

— Папа́ не против, — заметил Саша.

— Хорошо, — кивнул Гримм. — Я всегда считал крайне важными естественные науки.

— Значит, я в вас не ошибся, — сказал Саша. — Ещё мне нужен обзорный курс медицины. Думаю, с Пироговым я договорюсь. Мне нужны только окна в расписании.

— Я сам начинал с медицины, — заметил Гримм. — Но вряд ли это нужно великому князю.

— Это нужно мне, — сказал Саша. — Я не собираюсь становиться врачом, но мне необходимо знать современное состояние науки. Некоторые труды Николая Ивановича я читал, но это узкий сегмент — только военная хирургия.

— Я обдумаю, — сказал Гримм.

Достал записную книжку и что-то в неё записал. Саша очень надеялся, что про химию и медицину.

— Ещё математический анализ, — добавил Саша, — поскольку школьную математику я сдал.

Собственно, матан был нужен для того, чтобы поближе познакомиться с Остроградским и через него найти хорошего математика для расчета всяких штук вроде профиля крыла, если сам пожилой академик за это не возьмётся.

Правда, Саша побаивался, как бы с матаном ему не навязали линейную алгебру, ибо одни воспоминания о расчетах матриц вызывали у него оторопь.

Гримм записал и добавил по-немецки:

— Думаю, это возможно.

— И, наконец, право, — сказал Саша. — Я много читал на эту тему, но мне бы хотелось привести знания в систему.

— Мы поищем достойного преподавателя, — пообещал Гримм.

— И ни одного военного предмета! — заметил Гогель по-немецки.

Володька хмыкнул.

— Военные предметы мне и так навяжут, — заметил Саша. — Без всякого желания с моей стороны. Ну, что ж поделаешь, если теорема Вейерштрасса мне интереснее устава сухопутных войск.

Когда Гримм ушёл, Саша немного поразмышлял на тему, стоило ли привлекать его в союзники. Ладно! Посмотрим, что из этого получится.

Утром было купание в мелком и тёплом море с песчаным дном, потом занятия фехтованием, музыкой, гимнастикой и танцами, а после обеда Никса взялся показать Саше сад.

— Помнишь, когда мы приехали сюда впервые? — спросил брат.

— Мы здесь были? — удивился Саша. — Я совсем не помню этого места.

— Да, — кивнул Никса, — первый раз семь лет назад. И останавливались в этом же доме. Потом была Восточная война, и мы сюда не ездили. А в 1855-м приехали снова. И ещё два года подряд: в 56-м и 57-м. Только прошлый год пропустили. Пойдём, я покажу тебе одно интересное место.

Они оказались в дубовой роще с совсем молодыми деревцами.

— И что здесь интересного? — спросил Саша.

— Совсем не помнишь?

Саша помотал головой.

Тогда Никса нагнулся и раздвинул траву у корня одного из молодых дубков.

В траве стояла деревянная табличка с надписью: «Саша».

— Этот дубок сажал ты, — объяснил Никса.

— Что ж, значит осталось родить сына, построить дом и написать книгу, — усмехнулся Саша.

— По поводу книги ничуть не сомневаюсь, — вздохнул брат.

Встал и сделал знак идти за собой.

— Это не всё, — сказал он.

Они подошли к маленькой решётке, за которой был огород с рядами широких грядок. Никса открыл низкую калитку, и они вошли. Саша уже знал, что увидит.

У начала одной из грядок была воткнула в землю такая же табличка с такой же надписью.

— Это моя грядка? — спросил Саша.

Никса кивнул.

— Да, твоя. Тоже не помнишь?

— Почти. Возможно чуть-чуть.

Врать Саша счёл неразумным. Никса мог его привести ещё к какому-нибудь памятному месту, которое Саша никогда не видел, и быстро вывести на чистую воду.

— Я надеялся, что ты уже совсем поправился, — вздохнул Никса.

— Я вспомню, — пообещал Саша. — Ты показывай.

Следующим объектом оказался домик для кур, с желтыми, недавно вылупившимися цыплятами.

— Я разводил цыплят? — спросил Саша.

— Нет, — сказал Никса, — это Володькино.

Вечером экскурсия продолжилась в порту. Брат подвёл его к яхте с надписью «Никса».

— Ух ты! — восхитился Саша. — Твоя?

— Да, — кивнул Никса, — и мы много раз поднимались с тобой на борт и выходили в море.

Яхта была двухмачтовой, гребного колеса не имела и в длину была метров двадцать. Просто курам на смех для уважающего себя олигарха 21 века.

Они поднялись на корабль, команда приветствовала цесаревича криками «Ура». Никса провел брата по палубе и показал каюты, они были отделаны примерно, как на «Штандарте» — дорогим деревом.

Рядом с «Никсой» была пришвартована ещё одна шхуна под названием «Нева».

— Чья «Нева» помнишь? — спросил Никса.

Судно было трехмачтовым, но по длине примерно таким же, как «Никса». Паровой машины «Нева» тоже не имела. Зато на палубе стояли пушки. Саша насчитал 12 штук.

— Константина Николаевича? — предположил он.

Дядя Костя, правда, уплыл в Англию на «Стрельне» с паровой машиной, гребными колёсами и двумя трубами, но мало ли у него яхт…

— Нет, — сказал Никса, — хотя тепло.

— Николы?

Предположение казалось довольно безумным, учитывая, что Николаю Константиновичу минуло 9 лет.

— Горячо, — сказал Никса, — но пока неправильно.

Из царских детей в моряки прочили ровесника Николы Алексея.

— Алёши? — предположил Саша.

— Да! — обрадовался Никса. — Это Алёшкин трёхмачтовый люгер. Угадал или вспомнил?

— Угадал, — честно признался Саша.

Никса вздохнул.

Они ещё успели пройтись по променаду, той самой изогнутый набережной, которую они видели с моря.Скоро в воде отразились длинные закатные облака, и зажглись жёлтые газовые фонари.

И они вернулись в графский дом.

Прежде чем удалиться в свой флигель, Никса спросил:

— Пойдёшь со мной завтра на охоту?

Саша было интересно принять участие в сём дворянском развлечении, хотя с пионерского детства он усвоил, что охотиться можно только с фоторужьём, и пока не понимал, как будет решать это моральную дилемму.

— Пойду, — кивнул он.

— Рихтер пойдёт с нами.

— Хорошо, — сказал Саша. — Во сколько встаём?

— Как обычно. Охота вечером, на закате.

Это, прямо скажем, радовало.

— На кого будем охотиться?

— На куликов. Точнее лесных куликов, то есть вальдшнепов.

Гогель отнёсся к идее охоты в компании Никсы и Рихтера вполне одобрительно. Более того выяснилось, что Гогель прихватил с собой в Гапсаль ружьё, которое отдал Саше.

Солнце ещё стояло над вершинами деревьев, а Никса, Рихтер и его сеттер Флай уже ждали у ворот особняка. Рыжая псина крутилась и прыгала вокруг хозяина, явно предвкушая удовольствие от предстоящего мероприятия. Саша, вообще-то не любивший собак, к некоторым породам относился вполне терпимо. И ирландский сеттер входил в их число, наряду с колли, корги и спаниелем.

Когда они вышли из города, было ещё жарко, но на дорогу пали длинные тени, предвещая скорый закат.

— Я вряд ли буду охотиться, — сказал Саша, — просто посмотрю.

— Тебе раньше нравилось, — заметил Никса.

— Я раньше охотился? — удивился Саша.

— Ещё бы, — сказал Никса. — и много.

— Но в прошлом году мы сюда не приезжали, — заметил Саша, — а два года назад мне было всего двенадцать. Как я мог охотиться?

— Причём тут два года назад? — спросил Никса. — Ты уже охотился, когда мы здесь были впервые.