Четверги мистера Дройда - Борисов Николай Андреевич
— Можете идти. Я вас не задерживаю.
— Да, да. Я прошу разрешения отлучиться из Карантина.
— Я же вам сказал: можете идти.
Выйдя из кабинета Крока, Грессер направился в свою квартирку, в одном из флигелей Карантина, и стал поспешно переодеваться для своего визита к Клуксу, стараясь придать себе солидный вид, приличествующий будущему ученому и профессору.
Подъезжая в такси к Комитету и подымаясь по лестнице в кабинет Клукса, он держал себя с достоинством, но на душе у него кошки скребли.
«Черт бы его побрал! — думал он о Кроке. — Заварил кашу, а я должен ее расхлебывать. Не иначе как запутал меня в свои грязные дела, а то зачем стал бы меня вызывать к себе Клукс?»
Ординарец доложил о его приходе, и он вошел в кабинет.
— Рад вас видеть, господин Грессер, прошу, — указал Клукс на кресло около своего стола и нажал пуговку звонка.
В дверях появился ординарец.
— Никого не принимать до моего приказания! Так вот, уважаемый господин Грессер, — начал Клукс, усаживаясь по другую сторону стола и придвигая Грессеру лакированный ящичек с русскими папиросами, — я пригласил вас для беседы о событии, которое произошло в Карантине. Пригласил именно вас, потому что вы ближайший помощник центрального лица этого события, господина Корнелиуса Крока, и имеете возможность чаще и ближе всех наблюдать его. Кроме того, по моим сведениям, вы — человек, преданный великим идеям фашизма и очищения человеческого рода при помощи гениального открытия профессора Ульсуса Ван Рогге.
Клукс внезапно замолчал, пристально глядя на Грессера.
«Так и есть, влип», — подумал тот, вытирая платком испарину на лбу слегка дрожащей рукой.
— Я весь к вашим услугам, — поклонился он, пряча платок. — Что именно вас интересует?
— Расскажите подробно, не опуская ни одной детали, как произошло бегство большевички Кати.
Грессер вздохнул и начал рассказывать.
— Так-так, — повторял Клукс, внимательно слушая рассказ и делая заметки в своем блокноте. — Погодите, — прервал он его, — господин Крок всегда вызывал к себе в кабинет приговоренных к обезвреживанию раньше, чем их подвергали действию лучей?
— Нет, это был исключительный случай.
— Т-а-к, — протянул Клукс, поднимая брови. — А какой вид имел господин Крок, отдавая такое необычайное распоряжение?
— Видите ли, — замялся Грессер, — я не могу об этом сказать.
— Почему? — нахмурился Клукс.
— Когда господин Корнелиус отдавал свое распоряжение о приводе в кабинет заключенной Кати, он сидел спиной ко мне, и из-за спинки кресла я почти его не видел.
— Что ж, он всегда так вежливо отдает свои распоряжения?
— Нет, — вспыхнул Грессер, — меня это очень удивило: господин Корнелиус всегда был корректен в обращении.
— Продолжайте, прошу вас, — сказал Клукс, сделав отметку в своем блокноте. — Как-как? — снова прервал он Грессера. — Вы оставили господина Крока в его кабинете и сейчас же увидели его в одном из коридоров беседующим с профессором Ван Рогге? Как это могло произойти?
— Вот этого-то я и не понимаю, — развел руками Грессер. — Я не раз вспоминал об этом, думал и никак не мог понять.
— Мог ли он попасть на то место, где вы его видели, если б вышел из кабинета непосредственно за вами?
— Если бы господин Корнелиус вышел непосредственно вслед за мною, то я увидел бы его, так как… — Грессер запнулся, — зашел на минуту передать распоряжение стенографистке.
— Странно, — задумался на минутку Клукс. — Ну, а когда вы привели эту… Катю в кабинет, господин Крок был там?
— Этого я не видел, так как оставил ее с караульными у дверей и сам пошел в лабораторию, но очевидно, что он не мог быть в кабинете, раз он остался в коридоре.
— Да, очевидно, — медленно проговорил Клукс, странно поглядев на Грессера.
От этого взгляда осмелевший было Грессер снова оробел.
— Прикажете продолжать? — спросил он.
— Между прочим, кто помещается в камере № 725? — небрежным тоном, но внимательно наблюдая за Грессером, спросил Клукс, когда тот закончил свой рассказ и ответил на несколько незначительных вопросов.
— Этого я не знаю. Господин Корнелиус лично ведает картотекой и не допускает к ней никого.
— А в лабораторию его не приводили?
— Нет.
— Значит, он не прошел курса забвения?
— По-видимому, нет.
Клукс несколько минут молчал, над чем-то раздумывая.
— Так вот, господин Грессер, — внушительно заговорил он, глядя тому прямо в глаза, — вы должны найти возможность добыть карточку заключенного в камере № 725 и выяснить, кто он. Затем вы должны очень внимательно присматриваться к тому, что происходит в Карантине, и в особенности, — подчеркнул Клукс, — что делает господин Крок.
Грессер чувствовал, что у него испарина выступила не только на лбу, но и на всем теле.
Клукс, заметивший впечатление, произведенное его словами, продолжал более мягким тоном:
— Надеюсь, что вы не откажетесь время от времени, ну, скажем, еженедельно до средам, присылать информацию по вопросу, о котором мы сейчас беседовали. Если б оказалось что-нибудь очень интересное, то вы можете сообщать мне во всякое время, — добавил он, вставая и давая понять, что разговор закончен.
Потерявший всю свою солидность Грессер поднялся и стал неловко откланиваться.
— Я уверен, дорогой господин Грессер, — говорил Клукс, провожая его к дверям, — что помощь, которую вы окажете нам в этом запутанном деле, благоприятно отразится на вашей ученой карьере. Кто знает, — загадочно усмехнулся Клукс, — может быть, вас ждет должность ассистента профессора Ульсуса Ван Рогге. Подумайте, какой это был бы успех для такого молодого ученого, как вы.
— Кстати, — задержал его Клукс у самых дверей, — я, конечно, не должен предупреждать вас, что наша беседа должна оставаться исключительно между нами.
— Конечно, конечно, — горячо заверил Грессер, обрадованный возможностью закончить свой визит, и, почтительно кланяясь, спиной открыл двери и удалился.
Глава IV
ПУСТОЙ АВТОМОБИЛЬ
Как только Грессер вышел из кабинета, Крок вскочил и принялся ходить по комнате. Покусывая губы и потирая лоб, он о чем-то напряженно думал. Наконец, по-видимому, пришел к какому-то решению, позвонил и приказал подать машину.
Вызов автомобиля для Корнелиуса Крока был случаем необычным. Все знали, что он предпочитал прогулки пешком поездкам в авто, который своим стремительным движением не позволял ему сосредоточиться.
— По улице Ульсуса Ван Рогге, бульвару Фаччиа и проспекту Победы, — сказал Крок, усаживаясь в закрытую машину и задергивая занавеску над дверцей.
Через час после выезда шофер, проехавший уже трижды указанные Кроком улицы и обеспокоенный молчанием своего пассажира, решился спросить, куда ехать дальше, но, не получив ответа из закрытой кареты, продолжал кружить по тем же улицам.
Вид автомобиля, проносившегося через каждые десять минут мимо ростового полисмена, вызывал у него вначале недоумение и наконец даже озлобление. Полисмен № 754 грозно остановил машину:
— Стоп!
— В чем дело? Дорога ведь свободна.
— Почему бесцельно кружишь?
— Приказал, — кивнул головой шофер в сторону своего пассажира. — Я спросил, куда дальше ехать, а он не отвечает.
— Кто пассажир?
— Господин Корнелиус Крок.
Полисмен сразу вытянулся и очень вежливо постучал в дверцу кареты:
— Господин Крок… Господин Крок…
— Я его громко спрашивал — не отвечает, — повторил шофер.
Полисмен снова постучал, но уже более настойчиво и громко. Около них начала собираться толпа любопытных.
— Валяй громче! — подбадривали полисмена зрители.
Наконец полисмен решился и дернул дверцу. Дверца распахнулась. На мгновение все затихли, ожидая, что из кареты выглянет строгое лицо Крока, но в карете было пусто.
— Разойдись! — закричал полисмен, захлопывая дверцу. — Разойдись!
И, положив руку на плечо шоферу, он уселся рядом с ним, коротко приказав: «В Комитет!»