Владимир Контровский - Томагавки кардинала
— Вот что, Жакоб, — многозначительно сказал Зуттер, — ты языком об этом не мели. В посёлке полно всякого сброда, они нам за золото глотки перережут. Так что молчи, а я пока подумаю, что нам делать.
Иоганна Зуттера отнюдь не обрадовало золото на водяном колесе. У него было своё дело — лесопилка, — он собирался строить водяную мельницу и подозревал, что обнаружение золотых россыпей приведёт все его начинания к краху: работники попросту разбегутся и подадутся в золотоискатели. Жакоб Маршаль поклялся держать язык за зубами, но слова своего не сдержал — в тот же вечер под влиянием винных паров он расхвастался и разболтал о своей находке. Собутыльники не приняли всерьёз его россказни, однако среди них случайно оказался торговец из Сан-Франциско Самуэль Бренань, издававший местную газету. Бренань тайком нанёс визит на берега «золотой речки», убедился, что золото там есть, и что его много, основал в посёлке контору по скупке золота, а после этого прошёл по улицам Сан-Франциско, держа в руке фиал, наполненный драгоценным металлом, и оглашая воздух криками «Золото! Золото! Золото из реки Саваж-Ривьер!».
Калифорнию залихорадило. Множество фермеров бросали всё, меняли серпы, мотыги и грабли на старательскую снасть — на лопаты, промывочные лотки, сита и, конечно, на шестизарядные револьверы Кольера, — и кидались просеивать песок калифорнийских рек, речушек и ручейков. Известие о «калифорнийском Эльдорадо» быстро разошлось по всему миру — особенно после того, как президент Объединённых Штатов Жермон Поль подтвердил факт открытия золотых россыпей в своём обращении к Конгрессу в декабре сорок восьмого, — и сотни тысяч людей со всех континентов устремились в Калифорнию, желая разбогатеть.
Опасения Зуттера подтвердились — его дело рухнуло: рабочие ушли на поиски золота, а новые пришельцы селились на его земле, воровали зерно и скот. В Калифорнии правил закон «Господь Бог создал всех людей разными, а полковник Кольер сделал их равными», и оставались в безымянных могилах тысячи старателей, которым не повезло. По итогам войны с Мексикой бывшая испанская Калифорния отошла к Объединённым Штатам, в пятидесятом году она официально стала новым штатом страны, но на её территории оставался Форт-Росс, нарушавший общее благолепие. Правители Русской Америки не церемонились с бандитами — набеги золотоискателей на ранчо и фермы «русских креолов» беспощадно пресекались силой оружия, — а в далёком Петербурге заинтересовались «золотой страной» и даже начали разрабатывать план её заселения. «Русская заноза» — последний иностранный анклав на всей территории ОША от канадской границы до мексиканской — всерьёз обеспокоила Шамплен.
* * *1851 год
— Сделка не состоялась, мсье президент, — русские отказались продать свою колонию, — доложил государственный секретарь. — «Мы своей землёй не торгуем, мы на ней живём» — так они сказали.
— А что Петербург?
— Ответ русского министерства иностранных дел уклончив: скорее всего, император Николай ещё не принял окончательного решения.
— На него можно повлиять? Нессельроде — он ведь как будто…
— Да, с ним можно договориться, особенно если, — государственный секретарь сделал многозначительную паузу, — подкрепить наши доводы некоторой суммой талеров, тысяч в сто пятьдесят. Однако не стоит преувеличивать влияние Нессельроде на императора Николая — царь бывает непредсказуем.
— Варварская страна с варварской системой правления, — Жером Поль дёрнул щекой. — Но военный конфликт с ней преждевременен — пока. Россия достаточно сильна — пока.
— Но ведь можно, — вкрадчиво произнёс госсекретарь, — сделать так, чтобы она стала слабее. Европейского жандарма Николая не слишком любят в Европе…
— Хорошая мысль, — оживился мсье президент, — определённо хорошая!
* * *Удивительные дела творились в Европе в середине девятнадцатого века! Франция и Англия, две вечных соперницы, столетиями норовившие вцепиться друг другу в глотку и в очередной раз стоявшие на грани войны — на сей раз за право владеть Египтом, — вдруг резко улучшили взаимоотношения. Холодный тон политических демаршей, за которым обычно следует звон обнажённых клинков, сменился нарочитым дружелюбием. Королева Виктория и новоиспечённый император Наполеон III всё больше и больше напоминали влюблённых, милая воркотня которых вот-вот завершится счастливым браком — военный союз Британии и Франции, ещё вчера казавшийся противоестественным, становился реальностью. Ничто так не объединяет, как наличие общего врага, и враг нашёлся: на роль общеевропейского врага был назначен русский самодержец Николай I.
Европейские газеты пестрели кричащими заголовками: «Азиатский деспот страшнее Чингис-хана!», «Тиран-рабовладелец хочет надеть крепостное ярмо на все народы Европы!», «Русский монарх — душитель свобод!», «Европе надоел тупой полицейский на троне!» и «Нет русской угрозе!». Англия усиливала флот, пополняя его новейшими паровыми судами, а Франция наращивала армию, мечтая «смыть с французских знамён позор двенадцатого года». Христианские правители Европы внезапно воспылали любовью к мусульманской Турции, которую «нужно защитить от притязаний злобного северного соседа», и щедро снабжали оружием горцев Кавказа, «борющихся за свою свободу и независимость».
Набухавшая туча разразилась громами и молниями: в ответ на истребление русскими турецкой эскадры при Синопе в Чёрное море вошла армада франко-английский кораблей и транспортов с пятидесятитысячной армией вторжения. Союзники объявили России войну и нацелились на Севастополь — «черноморская Троя должна быть разрушена». Французские и английские войска высадились в Крыму — началась Крымская война.
Технический прогресс неумолим — Российская Империя, дремлющая в крепостных оковах, уступала просвещённой Европе в качестве вооружения, и никакой боевой дух солдат Бородино и суворовских «чудо-богатырей» не мог свести на нет техническое превосходство союзных армий и флотов. Конические пули Минье косили русские батальоны с расстояния, недоступного для гладкоствольных ружей русской пехоты, осадные орудия союзников семипудовыми бомбами сравнивали с землёй севастопольские бастионы, а парусный флот Нахимова не смог противостоять паровому флоту адмирала Дандаса. Русские резервы не пришли на помощь Севастополю: Австрия, забыв, как она слёзно благодарила Николая I за помощь в подавлении венгерской революции, двинула к границам России двухсоттысячную армию, и русское командование вынуждено было перебросить войска в Молдавию, Валахию и на Украину, чтобы прикрыться от немецких штыков, нацеленных в спину Империи. Флот адмирала Нейпира грозил Кронштадту и Петербургу, на Кавказе шли ожесточённые бои с турками под Карсом — Россия дралась не нескольких фронтах, и гром пушек неминуемо должен был докатиться и до Форт-Росса. Мужество русских, стоявших под ураганным огнём и вспарывавших штыками животы и разбивавших прикладами головы зуавам и шотландским стрелкам на камнях Севастополя, заставило союзников отказаться от своих далеко идущих планов: подсчитав потери, они пришли к выводу, что продолжение войны — это слишком дорогое удовольствие. Но истекающая кровью Россия уже ничем не могла помочь своей далёкой американской колонии…
* * *1854 год
— Недобрую ты весть принёс, Пётр Степанович. Ты уверен?
— Головой ручаюсь, Павел Иванович, — Ротчев, капитан промысловой шхуны, только что вернувшейся в Форт-Росс, энергично провёл ладонью по горлу. — Эскадра французская пришла на Гавайи за две недели до меня, а потом к ней присоединились англичане. Стояли они там, когда я пришёл, — срыли остатки нашей крепости Елизаветы[38] и собрались дальше: англичане — к Петропавловску на Камчатке, а французы — к нам. Разорять они будут наши поселения и там, и здесь. Я как узнал про такую беду, паруса поднял — и сюда. Мой «Котик» в океане только ветер догонит — обогнал я супостатов.
— Сколько их, французов? Кораблей сколько в эскадре?
— Вот тут незадача, — Ротчев несколько сконфузился. — Гонец Каумуалаи[39] показал мне десять пальцев, а потом ещё два — то ли двенадцать, то ли двадцать, понимай как знаешь. Я сам видел вымпелов двадцать, но там были ещё и англичане.
— И так, и так много, — мрачно произнёс Шелихов.
— Много, — согласился промысловик, — много, Павел Иванович. Это военные корабли — большие, и транспорта с солдатами тоже есть. Эх, кабы помощь нам какую…
— Не будет её, помощи, — губернатор Форт-Росса ещё больше помрачнел, — некому нам помочь. Ты иди, Пётр Степанович, отдохни, а я пока подумаю, — сказал Шелихов, а про себя добавил: «Тут думай не думай — куда ни кинь, всюду клин…».
