Олег Измеров - Ответ Империи
Как ни странно, но то, явный запах пороха в этой части праздника особого беспокойства у Виктора не вызвал. В своей реальности он уже привык к тому, что при каждом проявлении слабости России НАТО лезет на восток; но при этом ни немцы, ни англичане, ни французы, вообще никто из той части Европы, которая считает себя наиболее передовой и цивилизованной, не желает елозить мордой по грязи, стараясь при этом сохранить в девственной чистоте и смазке изделие все тех же Хеклера и Коха. В крайнем случае их устраивает вариант пустить ракету "воздух-земля" вне досягаемости ПВО демократизируемой ими страны, ничуть не задумываясь, поразит ли оная ракета военный объект или школу. Больше тротила — больше демократии. Но кто-то должен и контролировать территорию; остаются американские наемники и бывшие страны соцлагеря, национальное достояние которых прибрали так называемые иностранные инвесторы.
В отношении последних, размышлял Виктор, наверное, правильнее сказать, что это просто бывшие страны, потому что если национальное достояние прибрали, то и страны нет, а есть территория, есть местное население, которому определяют по общей глобальной ситуации те или иные условия выживания, и, наконец, есть так называемые политики, которых могут готовить в США, а то и вообще содержать за счет США. Это обходится дешевле, чем держать оккупационную армию, комендатуры и полицаев, да и вообще можно назвать строительством демократии. Обывателю бывшей страны можно внушить, как страшно над ним измывались русские, доведя его до точки кипения; особенно действуют на туземного обывателя рассказы о том, что его небольшой городок мог бы быть столицей мира, если бы не все те же русские дикари.
"Вот на таких лохах НАТО и собиралось выезжать в наши девяностые, и, вероятно, здесь тоже."
Довершали праздничный пейзаж площадки, где демонстрировали рукопашный бой; впрочем, на таких праздниках это есть и у нас. Вообще-то в современной войне бойцы с обоих сторон уничтожают друг друга чаще всего даже не видя друг друга, но, если армия не учит бойца по команде проявлять агрессивность, это не армия. Где-то в стороне гостиницы "Турист", как обещали афиши, проводился даже "спортивный паркур", но идти туда уже не было времени.
"Ну, конечно, праздничег в целом скромнее, чем у нас", оценивающе заключил Виктор, направляясь на другую сторону Кургана, "шествия по главному проспекту нету, митинг небольшой. Но есть фишки с новым оружием, и вообще, если тут Москва не одобряет местные нерабочие дни — а, может, еще и экономии требует для всяких мероприятий — то в целом зачет."
У подножия Кургана, под перетяжкой "Война не окончена, пока не похоронен последний солдат" расположились поисковые отряды с ноутбуками, на котором могли найти каждому данные, где кто похоронен, принять заявление от родственников военнослужащиъ, чье место гибели еще не установлено, а также сообщить любые известные сведения о неустановленных воинских захоронениях.
В средние века все было просто и ясно — вот поле битвы, и там лежат павшие воины. К временам Великой Отечественной полем битвы стала территория целого континета от полярных снегов до субтропиков; воин мог расстаться с жизнью где угодно, и найти его останки физически и захоронить порой становилось просто немыслимой задачей. Людей разрывало на куски снарядами, их тела несли реки при переправе и заглатывали болота, их накрывали каменистые обвалы, наконец, ни в каких бумагах не могло быть отражено, где встречали свой последний час многие из окруженцев. Виктора всегда бесил цинизм тех типов, которые стремились ткнуть в нос России — "вот дескать, какой у вас режим, как у вас относятся к солдатам, у вас до сих пор не всех погибших нашли". Любопытно, что если бы не погибшие, то многие из этих циников или их родители были бы пущены на удобрение для полей рейха; очевидно, то, что ценой неимоверных жертв нашего народа не состоялось физически, каким-то образом для этих лиц свершилось в отношении их духовной сущности. Они мечтали стать удобрением и им стали. Но все-таки народы СССР дали этим особям шанс удобрением не быть.
У эстрады Виктор, естественно, очутился заранее — даму нельзя заставлять ждать — и занял, или, как говорили во времена его студенческой юности, "забил" два места на скамейке. На эстраде, как водится, проверяли аппаратуру, с положенным в этих случаях счетом в микрофон, взвизгами возбуда на весь парк и прочими радостями, доставляемыми зрителям в довесок к концерту.
Инга появилась к началу выступления "Стожаров" с прибалтийской пунктуальностью, все в том же строгом костюме и пакетом, где на всякий случай лежал зонтик. Виктор предложил конфеты.
— Спасибо… — несколько смущенно ответила она, — какая прелесть! Это советские?
— Это брянские.
— Великолепно. Вы, наверное, от меня что-то хотели?
— Просто хотел доставить приятное. А что, разве теперь конфеты предлагают только когда что-то нужно?
— Нет, почему же… Просто вы мне там, на квартире, показались, как бы это сказать… застегнутым.
— Разве для того, чтобы доставить приятное даме, надо обязательно расстегиваться?
— Всегда, — невозмутимо ответила Инга, но тут же добавила: — В известном смысле.
…Читатель, конечно же, ждет от автора описаний номеров этого легендарной группы восьмидесятых, известной не только в городе партизанской славы, но и за его пределами. Но увы! Виктор Сергеевич смотрел не столько на сцену, сколько на Ингу, раздумывая, как же подойти к вопросу о паспорте, и высочайшее мастерство исполнителей осталось для него за пределами внимания. Запомнился только гимн "Цвети, мой Брянск", исполненный в стиле "Пинк Флойд", и чарльстон в диксилендовом стиле.
К сожалению, на сей бесценный подарок любителям старого доброго софт-рока в программе было отведено всего час, а конфеты не бесконечны.
— Прогуляемся по парку? — спросила Инга, когда аплодисменты умолкли. — Здесь сохранилась прелесть дикого леса.
— Когда-то здесь прямо у дорожек росли грибы, — вспомнил Виктор и подумал, не говорил ли он эту фразу уже кому-то в других реальностях.
— Потрясающе! Вы знаете, этот парк, наверное, создавал романтик. Осенью особенно это чувствуется.
Действительно, мягкий шелест осин, нежившихся под желтком угасающего дневного светила, легкий холодок в лицо, мягкий ковер опавшей листвы на давно не метенной алейке, и все это под загадочную вибрацию голоса Пиаф, под ее знаменитое "La Vie En Rose" — что может быть приятней? Особенно когда рядом идет симпатичная стройная дама.
— Сейчас самое красивое время нашей осени.
— Наверное. Такое впечатление, что город освободили только вчера… Только вот праздник сделали несколько суховатым. Почти всем заправляют военные.
— Ну почему же? Например, фантастики и приключений я здесь заметил гораздо больше, чем встречалось на прилавках в мои студенческие годы.
— Печать идет навстречу спросу… А почему бы просто, как за рубежом, не печатать то, что читают? Без всяких планов и регулирования? Ну, оставив государственную цензуру произведений. Хотя на западе нет предварительной цензуры, там есть судебная ответственность за то, что издают.
— Например, за отрицание холокоста.
— Нну… и за это тоже. Это там что-то вроде "антисоветского".
— Если бы кто-то у нас вздумал отрицать геноцид, люди бы просто покрутили пальцем у виска. Видите? — и Виктор указал за уходившую в сторону от аллеи заплывшую траншею.
— Не поняла. Это канава какая-то. Странно, что здесь много старых канав.
— Это окоп. А там, под деревьями, видите яму? Это от землянки или блиндажа.
— Честно говоря, не обращала внимания. Здесь такие везде, в том числе и внизу. Я думала, это для отвода воды или что-то раньше было построено. Теперь многое понятно… Но все равно, согласись, Виктор, было бы лучше, если бы то, что читать, определяли сами читатели. Ой, простите, я, кажется незаметно перешла на "ты", как в Сети?
— Все нормально, Инга, а то на "вы" как-то… Но понимаешь, книжным рынком управляет не читатель. Им управляет покупатель.
— А какая разница между читателем и покупателем?
— Сейчас поясню. Допустим, среди читателей есть группа, меньшинство, которым нравятся романы про каких-нибудь отморозков, выживших после ядерной катастрофы…
— Прости, я не поняла. Что такое отморозок?
— Ну, это… местное выражение, северное, мне доводилось в командировки на Север ездить… В общем, это человек с отмороженной головой, сумасшедший.
— Интересное выражение. Я раньше не слышала.
— Короче, вот эта группа читателей небольшая, но тратит очень много денег на такие книги.
— Зачем им такие книги? Это субкультура гопников.
"Почему только гопников? Это просто развлекательное чтиво." — хотел спросить Виктор, но подумав, отнес это на счет характерного для некоторых жителей советской Прибалтики желания при удобном случае подчеркнуть превосходство в культуре. "Может, из-за этого она и с мужиками не сошлась. Не это сейчас главное."
