Валерий Елманов - Правдивый ложью
– Например, когда ты будешь писать о стрелецких головах, обязательно укажи, что слову твоему они послушны и вера у них в тебя есть, да и у стрельцов в тебя тоже. Мол, в случае чего не подведут. А уж он пусть гадает, с чего они вновь переметнулись под стяг Годуновых, да что за вера, насколько она сильна и прочее.
Федор чуть заметно поморщился. Вопросы из глаз вроде бы исчезли, но писать ему явно не хотелось.
Тогда я подкинул ему дополнительный стимул. Обняв царевича за плечи, я проникновенно произнес:
– Этой грамоткой ты мне очень сильно поможешь, когда я поеду к нему в Серпухов. Это будет своего рода страховка. Если Дмитрий Иоаннович поймет, что все далеко не так просто, как ему кажется, что стрелецкие полки вроде как теперь под твоей рукой, то и мне торговаться с ним будет куда легче.
– Торговаться? – недоуменно уставился на меня царевич.
– Ну а как еще назвать? – вздохнул я. – Пока что наши жизни по-прежнему висят на волоске, потому задача сделать этот волосок потолще. – И поторопил: – Надо бы ее побыстрее вчерне накидать, а потом я подкачу, и мы до конца обсудим написанное, а уж потом быстренько перебелим да отправим гонца. Вообще-то мы должны были сделать это еще вчера, так что сегодня крайний срок, понял?
Так, с престолоблюстителем, кажется, управился. Во всяком случае, несколько часов у меня есть, и надо использовать их как можно рациональнее.
Пока ехал на старое подворье Годуновых, в уме прикидывал, чем заняться в самую первую очередь, а что можно ненадолго отложить.
Разумеется, первым был шотландец.
Быстренько заскочив к Квентину, которому вроде бы, по словам моей травницы, стало «чуток полегше», я несколько смущенно поздоровался с Ксенией Борисовной, которая сидела у изголовья больного, и даже немного позавидовал Дугласу.
Случись что-то похожее со мной – таких ангелов поблизости не окажется. Ну что ж, постараюсь позаботиться, чтоб поэт был счастлив, если вообще дожи… Нет, об этом не будем.
Впрочем, царевна почти сразу после моего прихода засобиралась уходить, пояснив, что приехала не только для того, чтобы навестить болезного, но и попросить баушку, дабы она прямо сейчас сходила к Чемоданову, который живет совсем недалеко, да посмотрела бы, как тот себя чувствует, и попробовала помочь, а она отказывается…
– Не след бы мне отлучаться. Ныне самые тяжкие дни у твоего пиита, – ворчливо предупредила меня травница, всем своим видом выражая явное недовольство.
Царевна повернулась ко мне и растерянно развела руками.
– Сходи, Петровна, – попросил я. – Уж очень он оказался верным и преданным слугой царевича. – И кратко осветил его поведение во время тяжких испытаний. – Там у него уже был Арнольд Листелл, но помочь не смог, – добавил для вящего соблазна.
Добавка сработала безукоризненно.
– Ежели дело и впрямь худо, я б иному подивилась, что смог, – хмыкнула она и, довольная, что может еще раз утереть нос заморскому лекарю, заверила, что непременно заглянет.
Впрочем, как выяснилось чуть позже, сразу после ухода царевны, благодарно улыбнувшейся мне на прощание, хитрющая ключница отказывалась лишь для того, чтобы Ксения обратилась ко мне за помощью.
– С ума ты сошла! – в сердцах выпалил я. – Она ж невеста Дугласа.
– Ну-ну, – насмешливо усмехнулась травница. – То-то она о его здравии лишь разок вопросила, а все остатнее время сызнова о тебе выведать пыталась. – И торжествующе протянула: – Меня-то не обманешь. Я ее наскрозь вижу.
А в плутоватом взгляде, устремленном на меня, отчетливо читалось продолжение.
Ты, никак, сошел с ума?
Рыбка в сеть плывет сама!
Чай, не всем такое счастье
Достается задарма![26]
Хотел я ей было сказать пару ласковых, но потом передумал – все равно не поймет. Оставалось махнуть рукой и… уйти.
Едва спустился вниз, как меня сразу обступили старшие спецназа.
Предварительных отказов было пять. Остальные согласились потрудиться на новом поприще, но некоторые колебались, ибо многое им было неясно.
С их вопросами я управился быстро, разъяснив, что каждый, после того как мы соберемся уезжать в Кострому, вновь займет свое место в ратном строю и никаких препон чиниться им не будет.
Не понимали они толком и своих новых обязанностей.
Тут пришлось повозиться гораздо дольше, втолковывая, что в целом главная задача, как я и говорил вчера, остается прежней – хвала в адрес Федора Борисовича, но очень аккуратная, ибо чрезмерная пойдет во вред.
Если будут иные мнения, то рот не затыкать, но вступать в дискуссию и аккуратно, без мордобоя, доказывать свое.
Станут хвалить бояр – тоже опровергать умеючи, имея доказательства обратного, но если их нет, то и тогда не спорить, выражая свое несогласие лишь многозначительным хмыканьем, недоверчивой улыбкой, ироничным кряканьем, словом, с помощью жестов и мимики.
Последним был Догад, который так и оставался в монашеской рясе. Его я еще раз предупредил насчет монаха, который будет через час приведен сюда, а затем отпущен.
– Только проследить, где он осядет, и все, – еще раз напомнил я ему, после чего отправил ратников в Чудов монастырь за Никодимом, наказав действовать вежливо, насилия ни в коем случае не чинить и вообще держаться со всем почтением как к нему, так и к игумену Чудова монастыря.
Отец Пафнутий, конечно, тот еще парень, коли в стенах его заведения, именуемого богоугодным, сиживают такие монахи, как Кирилл и Мефодий. Да и в появлении самозванца тоже принимал участие, хоть и косвенное, то есть, получалось, и вашим и нашим, но если с умом его использовать, то и он может сгодиться, а там как знать…
Но предварительно до встречи с монахом, которому надлежало стать моей второй страховкой при встрече с Дмитрием, предстояло выполнить обещание, которое я дал Христиеру еще вчера, то бишь растолковать нынешнюю ситуацию и наше место в ней. Тем более что Зомме хоть и не напоминал мне о нем, но очень красноречиво вздыхал и поглядывал на меня не просто так, но… выжидающе, надеясь, что я сам вспомню.
Я не подвел и «вспомнил».
Собрав всех одиннадцать сотников, я с самого начала расставил все точки над «i» и заявил, что мы, как ратные люди, будем послушно выполнять любую волю государя Дмитрия Иоанновича, каковой бы она ни была.
Кое-кто из особо ретивых начал было поднимать голос, припомнив, как я приказал выгнать из лагеря тех, кто уже тогда ратовал за нового царя.
Пришлось уточнить обстоятельства – ведь тогда на престоле сидел Федор Борисович. С учетом этого как ни крути, а получалась измена. Теперь же совсем иное. Мы честно исполняли свой долг, но не далее как вчера Годунов самолично отрекся в пользу Дмитрия, следовательно…
И тут же перешел к самому интересующему всех – будущему, заметив, что есть альтернатива царской службе.
Ныне у царевича, как наместника восточных земель, хлопот полон рот, в том числе и с людьми, потому имеется вариант – кто пожелает, может перейти, а точнее, по сути, остаться на службе у престолоблюстителя.
– В ратные холопы, стало быть, – приуныл Федор Горбач, которым Зомме все-таки заменил по моему совету сотника Выворота.
Я почесал в затылке. И впрямь статус существенно понижался. Хотя погоди-ка… Почему, собственно, непременно в ратные холопы?
– Путаешь, сотник, – весело заметил я, пытаясь импровизировать на ходу. – Они у бояр да окольничих, а ты, если останешься, будешь совсем в ином звании. Но для начала… – И принялся рассказывать им про историю… гвардии.
Врал, конечно, безбожно, поскольку понятия не имел, с чего она начиналась, как развивалась, да и имеется ли она сейчас хоть где-то. Однако это меня не смущало, а потому в моем рассказе были яростные битвы, которые она выигрывала не числом, а умением, и иные, где она пусть и проигрывала, но стояла до конца.
Главное, чего я придерживался, это чтобы красиво звучало. Вот поэтому я приплел и ту единственную фразу, которую помнил: «Гвардия умирает, но не сдается». Только произнес ее, согласно моему рассказу, некий спартанец из числа тех трехсот, которые полегли под Фермопилами вместе со своим царем Леонидом.
Пусть меня простят господа историки за столь беспардонное вранье, но это была святая ложь, которая подействовала безукоризненно. Вдохновить народ удалось. Даже у пожилых сотников глаза загорелись.
А подытожил я свое повествование тем, что пояснил: гвардия, которая переводится как «верные» (как на самом деле – понятия не имею), по сути, даже не особый отряд, но своего рода титул. Это мне припомнились уже советские формирования времен Великой Отечественной.
И тут же протянул связующую ниточку к Руси. Мол, учитывая, что мы оказались единственным полком, который до конца стоял на защите своего государя, то теперь с полным основанием имеем право считать себя истинно верными, то есть… гвардейцами.
А теперь пусть выбирают, куда податься. Или же остаться с этим титулом на службе у царевича, который не просто наместник земель, но еще и престолоблюститель и наследник царя, либо…
