Сергей Шкенев - «Попаданец» на престоле
— Прикажете приготовиться, Ваше Императорское Величество? — Аракчеев отпустил бороду, что вместе с ярким кафтаном в старинном стиле заставляло вздрагивать и испуганно креститься встречавшихся по пути купцов — очень уж на Стеньку Разина похож. И мордой, и общим ее выражением.
— Здесь приставать не будем, сперва в Подновье.
— Понятно, государь.
Интересно, что же ему понятно? Наверняка ведь решил, будто поступаю наперекор мамашиной памяти — она, помнится, в своем путешествии делала остановки как раз наоборот. Нет, просто очень хочется поскорее увидеть родную слободу, может быть, даже родственников отыщу. Разумеется, родственников из будущей жизни. У императора Павла Петровича их здесь нет.
Нижний показался… Стрелка… красиво… Ивановская башня почти напротив, Предтеченская церковь чуть ниже ее по склону. С паперти этой церкви Минин и призывал народ ко Второму ополчению. А если памятник там поставить? Спасители Отечества. Ага… И примерно отсюда уходило на Москву войско Тохтамыша, на две трети состоявшее из нижегородцев. Так… забудем… а кто напомнит, тому в рыло.
По берегу — толпы народа. Самые любопытные и нетерпеливые выходят навстречу в лодках, разукрашенных цветными тканями и коврами. Я бы в такую погоду плевать хотел на всех императоров — завалился бы на теплую печку, принял рюмочку чего покрепче… Когда-то, кстати, на этом и погорел. Не слышали историю? Ах да… приезжал как-то в наш город сам маршал Тухачевский… Все, как положено: транспаранты, оркестры, товарищ Жданов с полуторачасовой речью, физкультурницы в майках и спортивных трусах. А мы как раз из Варнавина вернулись, где банду Мишки Скворцова брали. Насквозь промокли, устали хуже собак, да и плюнули на все встречи. Ага, плюнули… ровно через неделю все три звезды с петлиц-то и осыпались. Знатный поджопник получился — летел из органов без всяких крыльев и приземлился только в порту. Но уже грузчиком.
М-да… чуть не посадили… жополизы маршальские. Зато в тридцать седьмом, когда наполеончика нашего за пухлую задницу прихватили, тот инцидент в заслугу пошел. А в партии хоть и восстановили, но на Малую Покровскую работать все равно не взяли. И звание не вернули. Ладно, дело прошлое, чего уж ворошить…
Напротив кремля толпа самая густая и разноцветная. В подзорную трубу хорошо виден губернатор с большим караваем на вышитом полотенце, растерянным взглядом провожающий наш караван. Господин Кудрявцев так обеспокоен явным проявлением монаршей немилости, что не замечает, как вокруг него стремительно образуется пустота, только недавно заполненная верными подчиненными. Потом, при случае, объясню Егору Францевичу, что претензий к нему не имею. И рекомендую организовать из местного чиновничества роту добровольцев в штрафной батальон — при правильно сделанном предложении добровольцы всегда найдутся.
С батальонами этими, кстати, не все гладко вышло. Создавая самый первый, я предполагал, что они станут чем-то вроде военной передвижной тюрьмы, где осужденные будут перековываться в нормальных людей и заодно исполнять некоторые опасные задачи. Но после ревельских событий и преобразования самого первого батальона в Красную гвардию начался дурдом. Да-да, обыкновеннейший дурдом. Кому, скажите, в здравом уме придет в голову проситься на почти верную смерть? Тем не менее меня буквально завалили рапортами и прошениями о переводе. Это не считая тех бумаг, что поступали военному министру графу Аракчееву.
Пришлось кое-что изменять, многое придумывать на ходу, а что-то вообще объявить подлежащим решению только после победы. И было обнародовано следующее:
A) Срок службы в штрафниках составляет десять лет для направляемых туда по суду и четыре года для прочих штрафных добровольцев.
Б) Семьи крепостных крестьян, добровольно поступивших в службу штрафную, получают вольные, а сами они по выходу срока жалуются званием вольного хлебопашца с наделом в сорок десятин в центральных или восемьдесят в сибирских губерниях, по выбору.
B) Помехи и препоны к поступлению в службу со стороны любого лица являются фактом вопиющей государственной измены и покушением на Императора и Отечество.
Г) Крестьяне крепостные и экономические, изъявившие желание оружно послужить Отечеству в войсках обычного строю, подлежат призыву на срок в двенадцать лет, по истечении которых пользуются вышеозначенными жалованными льготами.
Д) В боевых действиях выслугу офицерам сих батальонов считать втрое, но со строгим учетом, дабы впоследствии количество генералов не превысило разумные пределы.
— Догоняют, Ваше Императорское Величество!
— Кто и кого? — недоуменно оборачиваюсь к Аракчееву.
— Губернатор следом за нами последовал.
Перевожу взгляд за корму. Ага, точно, длинная шестивесельная лодка чуть не выпрыгивает из воды, настигая неторопливый караван. Вот настырный! Совсем как французский посланник, прожужжавший все уши криками и мольбами о помощи египетской армии Наполеона. Он и турецкого пашу с собой приводил, как доказательство того, что султан ни в коем случае не против прохода русского флота через проливы. И намекал, свинья, будто в противном случае Бонапарт может задуматься о союзе с англичанами. Ну-ну… вот прямо-таки сейчас и бросятся друг к другу в пламенные любовные объятия. С разбегу.
Но посланник, похоже, и сам не верил собственным завуалированным угрозам, потому что продолжал лебезить и прогибаться. Впрочем, это его дело. Пусть хоть наизнанку вывернется и в таком виде по Петербургу бегает, но, пока не увижу наличных и не услышу их благородный звон, ни один боевой корабль не выйдет из Севастополя в сторону Египта. Или, на худой конец, можно расплатиться расписками о погашении наших долгов голландским и итальянским банкирам. Они, помнится, уже Наполеоновы подданные? Как, еще не объявлял себя императором? Досадно, право слово, но исправимо — разве не стоит признание сего титула законным каких-то жалких пятидесяти миллионов?
Да, о чем это я? Вроде бы начал о губернаторе, а перешел плавно на политику…
— Алексей Андреевич! Распорядись послать всех визитеров и посетителей к чертям собачьим.
Аракчеев морщится украдкой, когда полагает, будто никто не видит. Очень его коробит моя манера упоминать нечистого, более приличествующая какому-нибудь раскольнику. Вот для них слово «черт» не является грубым и бранным и употребляется столь часто, что поневоле начинаешь подозревать и тех и других в близком родстве. Приходилось по долгу службы присутствовать на допросах старообрядческих начетчиков — после услышанного там ругань босяков в пивной на Миллионной кажется верхом благопристойности.
— Будет исполнено, Ваше Императорское Величество!
Граф ушел отдавать распоряжения, а я направил трубу на стены Печерского монастыря, высотой и количеством башен, немногим не дотягивающим до кремлевских. Эх и жирненький карасик… был! А мне только чешуя с косточками досталась. Нет, так нельзя — самодурство хорошо до определенных пределов, а в некоторых ситуациях лучше действовать убеждениями. Впрочем, при известной степени красноречия, с предъявлением одновременно кнута и пряника… Вот мамаша их и применила — обнищала стараниями многочисленных хахалей, да и наложила длань… то есть лапу волосатую, на земли и денежки монастырские. Называлось это словом столь неприличным, что до сих пор запомнить не могу — то ли секелизация, то ли еще как… В общем, только колокола у святых отцов и остались, да и то повезло не всем. Печерские — из удачливых, а свыше семисот обителей вообще закрыла, сучка похотливая…
Между мной и монастырем — безлесный остров. Если здесь и росли когда-то деревья, то давно уступили свое место капустным и огуречным огородам — почти основному источнику дохода местных жителей. Остальное лишь мелкие подработки. Ну да, если в иной местности заводик по производству полотна из гусиного пуха, два десятка кузниц, варенные предприятия, дающие в год двадцать четыре тысячи пудов паточного варенья из вишен, малины да гонобобеля, и могли являться основой благосостояния, то для Подновья это приятные дополнения. И еще сады, занимающие крутые склоны высокого, до двухсот саженей, берега.
— Павел, ты так долго под дождем. — Мария Федоровна подошла совсем неслышно и встала рядом. — Промокнешь.
— Ничего, — смеюсь в ответ. — Пусть поливает, может, еще чуток подрасту.
Императрица тоже смеется — до нее недавно дошли слухи о моих выдающихся… хм… особенностях организма, так что не упускает возможности лишний раз пошутить по этому поводу. И сама же мило краснеет от двусмысленностей. Но смущение не мешает ясности мыслей. В данный момент — излишней ясности.
— Почему мы не остановились в Нижнем Новгороде, Павел?
— Соскучилась по цивилизованности? Балы, натертый паркет, тысячи свечей в хрустальных люстрах, лакеи в белоснежных чулках… Этого хочешь?
![Мария Мясникова - Банальная история[СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
