Рудольф Баландин - «Встать! Сталин идет!» Тайная магия Вождя
До этой битвы Гитлер мог убеждать себя в том, что русских спасла от разгрома иод Москвой лютая зима. Сталинградскую катастрофу он тоже мог оправдывать суровыми климатическими условиями, тем более что летние кампании 1941, 1942 и частично 1943 годов проходили успешно. Оккупировав крупнейшие промышленные районы Европейской России, где находилось 40% населения СССР, Гитлер был уверен, что у Сталина осталось слишком мало людских и технических ресурсов.
Геббельсовская пропаганда, твердившая о слабости советской государственной системы, отсталости промышленности, устарелости и скудности техники, интеллектуальной недоразвитости русского человека, — такая идеологическая обработка воздействовала и на Гитлера, и на его стратегические планы. А в 1943 году СССР стал превосходить Германию и ее сателлитов но производству высококлассной военной техники (сказалась, конечно, и помощь союзников, но и без них еще до войны были разработаны и запущены в производство превосходные танки, самолеты, орудия, «Катюши»).
Гитлер уважал Сталина и все-таки недооценивал его. Сказывалась и убежденность в своей гениальности (что подтверждали его замечательные успехи как политика, государственного деятеля, руководителя вооруженных сил). Влияла и вера фюрера в бредовую расовую теорию, согласно которой немцам предопределено изначально господствовать над славянами и побеждать их в сражениях, как положено более высокой расе…
Курская битва была прежде всего столкновением военной техники и тех, кто ею владел, а также стратегической и тактической мысли. Как писал американский военный журналист (бывший во Второй мировой танкистом) Дуглас Орджилл: «В конечном счете именно русские внесли наиболее ощутимый и долгосрочный вклад в теорию и практику танковой войны…
Помимо всего прочего, Т-34 дал русскому солдату от рядового до генерала уверенность, которая заложила основу для будущих блестящих успехов советских танковых армий. Трудно переоценить также значение последствий того обстоятельства, что превосходная конструкция Т-34 была разработана и запущена в серийное производство столь своевременно».
Дело, конечно, не в уникальном творении, которое командующий танковой армией вермахта генерал-фельдмаршал Эвальд фон Клейст назвал «самым лучшим танком в мире». На Курской дуге произошло столкновение техники, которая была детищем научно-технологической мысли, индустрии, квалификации специалистов, всего промышленного и интеллектуального потенциала страны. И Советский Союз (Великая Россия) по всем этим показателям не уступал ведущим капиталистическим державам.
…Мы уделили так много внимания Курской битве, потому что война, по замечанию остроумного американского писателя Амброза Бирса, — это «развязывание с помощью зубов политического узла, который не поддается языку». Сталин оказался значительно более умелым, предусмотрительным, хитроумным и мудрым, чем Гитлер. Поражения последнего во многом определялись тем, что он слишком поздно осознал, что имеет дело с противником, превосходящим его едва ли не во всех отношениях.
Финал
Рузвельт и Черчилль, писал Хаффнер, «не только опасались, что из-за затяжки с открытием второго фронта Сталин может пойти на мир, чтобы вырваться из войны, но и предполагали, что Гитлер, особенно после Сталинграда, наверняка ухватится двумя руками за такую возможность спасения… Они серьезно думали о том, как предупредить преждевременный распад большой военной коалиции. Результатом их размышлений явилось требование о безоговорочной капитуляции Германии, которое было провозглашено 23 января 1943 года на совещании в верхах западных держав в Касабланке, приглашение на которое Сталин отклонил.
Это требование исключало любое перемирие или переговоры о мире со стороны западных держав не только с Гитлером, но и с любым другим германским правительством. Благодаря ему союз между Востоком и Западом действительно продержался до полной победы над Германией…
Такой представляется картина прошлого в наши дни. Однако в 1943 году еще длительное время было сомнительным… предотвратили ли (Рузвельт и Черчилль. — Р.Б.) сепаратный мир между Германией и СССР. Правда, в своем приказе по случаю 1 мая 1943 года Сталин совершенно определснно поддержал требование западных держав. Однако в июле, после своей крупной победы в грандиозной битве под Курском, русские открыто и демонстративно вновь отмежевались от этой политики: они сделали это одновременно с созданием Национального комитета «Свободная Германия» из немецких военнопленных и коммунистов. Это предложение предусматривало ведение «нормальных» переговоров о мире, правда, теперь уже не с Гитлером, а с такой Германией, которая нашла бы в себе силы и разум освободиться от Гитлера… Одобренный русскими Манифест Национального комитета читается как сплошная полемика против политики «безоговорочной капитуляции».
В Манифесте речь шла о возможности мирного договора с Германией, но конечно же не нацистской: «Если германский народ по-прежнему безропотно и покорно допустит, чтобы его вели на гибель, тогда Гитлер будет свергнут лишь силой армий коалиции. Но это будет означать… расчленение нашего отечества. И пенять нам придется тогда только на самих себя. Если германский народ вовремя обретет в себе мужество и докажет делом, что он… преисполнен решимости освободить Германию от Гитлера, то он завоюет себе право самому решать свою судьбу и другие народы будут считаться с ним…
С Гитлером мира никто не заключит… никто с ним и переговоры не станет вести. Поэтому образование подлинно национального немецкого правительства является неотложнейшей задачей нашего народа… Верные родине и народу силы в армии должны при этом сыграть решающую роль. Это правительство тотчас же прекратит военные действия, отзовет германские войска на имперские границы и вступит в переговоры о мире, отказавшись от всяких завоеваний».
Предложение о переговорах было альтернативой требованию Запада о безоговорочной капитуляции. «Таким образом, — писал Хаффнер, — еще в 1943 году Советский Союз открыто говорил о мире с Германией, которая избавилась бы от Гитлера… Очевидно, что и в июле 1943 года, когда военная победа русских, даже без «второго фронта», была лишь вопросом времени, скорый мир без Гитлера был для них приемлемее достигнутой в результате неисчислимых жертв полной победы. Между тем манифест Национального комитета не нашел отклика в Германии. И тогда в октябре, после трех месяцев напрасного ожидания, русские присоединились на конференции министров иностранных дел в Москве к требованию о безоговорочной капитуляции.
В 1944 году победоносные советские армии закончили освобождение территории СССР, освободили почти половину Восточной Европы и подошли к границам Германии. Западные союзники оставались на территории Бельгии. И вдруг именно там, в Арденнах, в декабре 1944 года Гитлер нанес контрудар, закончившийся для англо-американцев угрозой нового Дюнкерка. Эта угроза была устранена только верным союзническому долгу Сталиным, который приказал ускорить наступление на гитлеровцев на Восточном фронте».
По Хаффнеру, Гитлер хотел вовлечь в войну против СССР западные державы. Он надеялся, что они выберут партнерство с Германией как меньшее зло. Своим наступлением в Арденнах он хотел показать, что способен их даже отбросить, и тогда русские смогут дойти до Ла-Манша.
Но может быть, у Сталина, окрыленного победами, действительно возникло искушение продвигаться как можно дальше на Запад, распространяя свою власть на максимальное число стран Европы? Не возникла ли у него мысль реанимировать идею мировой революции?
Ответы на эти вопросы — только отрицательные. Никаких агрессивных планов создания своей «империи», которыми был обуян Гитлер, у Сталина не было. Хаффнер писал: «Сталин сам остановил свои армии на Одере. Он, как и Гитлер, считал, что перед лицом быстро несущейся на Запад русской лавины западные державы впадут в панику и могут пойти на союз с немцами. Сталин был полон решимости не допустить этого.
В отличие от Гитлера Сталин был весьма трезвым, хладнокровным и осторожным политиком, который всегда знал меру. Он также видел опасность столкновения продвинувшихся вперед армий с Востока и Запада. Ее можно было избежать лишь в результате предварительно заключенных конкретных соглашений о демаркационной линии в оккупационных зонах. Такие соглашения были для него важнее сенсационных военных успехов, которые, чего доброго, могли напугать западных союзников… Это удалось ему сделать на Ялтинской конференции».
Яростное сопротивление, которое оказывали гитлеровские войска натиску Красной Армии, показывает, насколько сильна была идеологическая обработка немцев, как верили они своему фюреру. Он тоже не собирался капитулировать, до последних дней надеясь, что англичане и американцы поймут, как опасно для них распространение коммунизма и насколько выгодней сотрудничать с фашистской Германией, тоже капиталистической страной. Пожалуй, в подобных мечтах Гитлер слишком далеко отрывался от реальности. И в США, и в Англии очень влиятельные еврейские кланы не могли бы простить геноцид своего народа. Кроме того, общественное мнение в этих двух странах было совершенно явно настроено в пользу союзного СССР и против фашистов.
