Вячеслав Коротин - Адмиралъ из будущего. Царьград наш!
Приказ был выполнен, баковая исправно послала ещё три снаряда в сторону неприятеля, но на этот раз безрезультатно.
Ничего удивительного: на таких дистанциях ведётся фактически стрельба по площадям, ни о каком прицельном огне из такой «скромной» пушки, как те, что имелись на эсминцах, речи быть не может. И снаряды не идеально одинаковы, и пороховые заряды в гильзах хоть чуть — чуть да отличаются по массе, корабль, а значит и ствол орудия пусть и немного, но валяет с борта на борт и пошатывает с носа на корму. При расстоянии до цели более чем в шесть с половиной миль это вызывает такое рассеивание… Не говоря уже о том, что бой ведётся не на параллельных курсах, а на сходящихся под достаточно острым углом.
Но пушки дивизиона продолжали исправно стучать выстрелами вслед германскому крейсеру, и вскоре было отмечено ещё одно попадание в его корму.
Правда и «Бреслау» отметился близким разрывом у борта «Гневного». В результате русский эскадренный миноносец получил несколько осколочных пробоин в борту, и ранило матроса стоявшего на подаче снарядов у носовой пушки.
Но это был единственный успех немецких комендоров — лучи заходящего солнца били в глаза, что никак не способствовало точности их стрельбы.
— Сколько до захода солнца? — снова спросил у штурмана Черкасов.
— Чуть больше часа.
— Зараза!.. Дальномер!
— Шестьдесят три с половиной кабельтова.
— Василий Нилович! — обратился к командиру Политковский. — С кормового плутонга передают, что скоро могут открыть огонь.
— Добро! Пусть начинают без команды как только посчитают возможным… И вот ещё: передайте в погреба баковой — пусть готовят зажигательные. Где-то через полчаса начнём стрелять ими. Кровь из носа нужно подпалить эту германскую лоханку до темноты, иначе потеряем и вряд ли ночью отыщем.
— Зажигательными можно стрелять не более чем на тридцать кабельтовых, — возразил артиллерист. — Вряд ли мы успеем за оставшееся время подобраться так близко.
— И тем не менее. Если вдруг повезёт — потом локти себе изгрызём, что вовремя не подсуетились…
С кормы грохнуло выстрелами. Значит ещё две артустановки присоединились к обстрелу, не опасаясь зацепить снарядами конструкции собственного корабля или контузить оные дульными газами. Через минуту «Дерзкий» так же заработал по цели всей своей артиллерией. Ещё через три и «Беспокойный» последовал примеру впереди идущих собратьев по строю. Результаты не замедлили сказаться: сначала блеснуло огнём на борту «Бреслау», а потом наблюдался явный разрыв в районе кормовой надстройки. Но всё это были лишь комариные укусы для крейсера — хода он не убавил, и продолжал интенсивно огрызаться огнём.
Однако плотность огня русских миноносцев увеличилась в два с половиной раза, что не могло не сказаться на результатах: рвануло на первой трубе, затем в районе баковых орудий, под кормой…
— Молодец Нечипоренко! — азартно выкрикнул сигнальный кондуктор прямо под ухом командира «Гневного». — Так их! Бей в самую говядину!!
Черкасов только усмехнулся в усы и не стал одёргивать азартного сверхсрочника. К тому же кавторанг и сам почти не сомневался, что граду попаданий в «Бреслау» дивизион обязан именно наводчику второго орудия его эсминца.
Если человека представляющего одно целое с лошадью можно назвать кентавром, то как назвать комендора, слившегося со своей пушкой? А Остап Нечипоренко являлся, казалось, именно таким существом. Из своей четырёхдюймовки он лупил в цель так же точно, как сибирский охотник из ружья…
— Кажется наш визави слегка сбавляет ход, — неуверенно произнёс старший офицер «Гневного».
— Сплюньте, Сергей Николаевич! — Черкасов боялся поверить в удачу раньше времени.
— До крейсера пятьдесят восемь кабельтовых, — донеслось с дальномера в ответ на сомнения командира.
— «Беспокойный»!!!
Все, кто находился на мостике, немедленно оглянулись на следующий в строю корабль.
А тот, сильно, паря отворачивал в сторону с генерального курса.
А тот, сильно паря, отворачивал в сторону с генерального курса. Можно было не сомневаться — перебит паропровод. Это и подтвердил через минуту сигнал с повреждённого эсминца. «Беспокойный» вывалился из погони, на его помощь рассчитывать уже не приходилось.
— Всё-таки картонные у нас кораблики, господа, — с горечью произнёс Черкасов, — одно попадание, и…
— Всегда приходится чем-то жертвовать, Василий Нилович, — отозвался старший офицер. — В том числе и за нашу рекордную скорость. Да и просто повезло колбасникам с попаданием.
— Да понимаю я, Сергей Николаевич. Бывает… Помните, сам Нахимов сказал: «Не каждая пуля в лоб…». И тут же был убит именно пулей в лоб…
— «Бреслау» отвечает из четырёх орудий! — обратил внимание остальных офицеров Политковский.
В самом деле: в бинокли было несложно рассмотреть, что на борту вражеского крейсера при каждом залпе вспыхивает на один огонёк меньше чем раньше. То есть одно из бортовых орудий противника хотя бы временно вышло из строя.
Тем временем «Пронзительный» занял место покинувшего строй собрата, и работал уже всей своей артиллерией.
То есть на четыре выстрела с германского корабля, русские отвечали девятью, а если учесть, что артсистемы эсминцев более скорострельны, выпускают снаряды, которые хоть чуть — чуть и уступают немецким по калибру, но на полтора килограмма тяжелее и содержат больше взрывчатого вещества…
С постоянным уменьшением дистанции всё больше увеличивался относительный ущерб, который наносился «Бреслау» по сравнению с преследователями. На баке «Дерзкого» полыхнуло взрывом, и его носовое орудие замолчало на несколько минут. Но в отместку Первый дивизион «наградил» противника пятью попаданиями. На крейсере разгорелся сильный пожар в корме, вышла из строя ещё одна пушка стреляющего борта, пробило первую трубу, что сразу вызвало потерю ещё полутора узлов хода.
— Клаус! На лаге только двадцать один узел, — почти кричал в машину Кеттнер. — Делай что хочешь, но прибавь оборотов!
— Я не бог, Пауль, — донёсся в ответ усталый голос из утробы корабля. — Первая кочегарка задымлена так, что находиться в ней невозможно — уже пятерых кочегаров унесли в лазарет без сознания. Люди падают от усталости. Пришли два десятка матросов на подмену, тогда может, ещё узел выжмем…
— Где я тебе людей возьму? Снаряды подносить некому, пожары тушить…
— Русский крейсер открыл огонь! — прервал общение офицеров крик сигнальщика.
— Дьявольщина! — ругнулся командир. — Этого нам ещё недоставало! Какая дистанция?
— Девяносто кабельтовых, — ответили с дальномера.
Два водяных столба от падения шестидюймовых снарядов выросли приблизительно в трёхстах метрах от борта «Бреслау».
— Пока недолёт, — прокомментировал Кемпке. — Но для пристрелочного залпа очень неплохо.
— До захода солнца сорок минут. Вполне может успеть зацепить нас парой своих снарядов.
— Знаешь, Пауль, когда я служил в африканских колониях, местные охотники говорили, что четыре гиены могут одолеть льва. Теперь я в этом убеждаюсь…
— Если принять твою аналогию, то сейчас на помощь гиенам спешит ещё и буйвол…
В этот момент очередной снаряд с эсминцев разорвался на баке. Несколько осколков провизжали вокруг тех, кто находился на мостике.
— Думаю, что стоит перейти в боевую рубку.
— Согласен, нечего бравировать напрасно.
Пока спускались в рубку, были отмечены ещё два попадания в крейсер — действенность огня с неумолимо приближающихся эсминцев становилась всё более эффективной. Причём один из снарядов угодил во вторую трубу, здорово её раздраконив. Ход «Бреслау» упал до девятнадцати узлов. Ко всему вдобавок, очередной залп носовой башни «Кагула» лёг под самым бортом, засыпав палубу осколками.
— Открыть огонь левым бортом по крейсеру, — распорядился Кеттнер.
— Далеко, господин фрегаттен — капитан, — отозвался старший артиллерист. — До противника восемьдесят пять кабельтовых, он за пределами досягаемости нашего огня.
— Я знаю. Но бейте на пределе, хотя бы своими всплесками сбивайте ему наводку, сейчас не та ситуация, чтобы экономить снаряды.
Пять орудий левого борта послушно загрохотали выстрелами в сторону самого грозного из преследователей. Без данных с дальномеров, которые были задействованы в перестрелке с миноносцами, просто на пределе своей дальнобойности пушки «Бреслау» посылали сталь и взрывчатку навстречу приближающемуся врагу. Без надежды попасть в него, только ради того, чтобы помешать попасть в себя…
— К чёрту! — опять чертыхнулся Кеттнер. — Поворот тридцать градусов влево. Привести русские миноносцы за корму. До темноты двадцать минут, или она успеет нас накрыть, или мы прокляты. Если повезёт — успеем к утру добраться до Самсуна.
