Анатолий Дроздов - Рыцари плащаницы
Бальи задумался. Было видно, что он колеблется.
— Это подарок жениху от меня!
Иоаким поднял рукав и снял с запястья золотой браслет.
Бальи согласно кивнул.
Брюнет кинулся целовать руки Роджеру и Иоакиму. Затем побежал наверх за конем и одеждой.
— Щедрая у тебя душа! — сказал Козма Иоакиму.
— Жаль стало парня, — ответил он. — Отодрали бы его здесь, как сидорову козу. За любовь бить нельзя! Пойдем!
Новообретенные оруженосцы, Гуго и Бруно, послушно двинулись следом за друзьями. У порога небольшого домика, сложенного из грубо отесанных каменных блоков, Козма с Иоакимом оставили их держать лошадей, а сами вошли внутрь.
…Ги спал, вытянувшись на застеленном домашним покрывалом ложе. Козма омыл руки в чаше, поднесенной Стеллой (в селении она вновь переоделась в женское платье), вытер их тряпицей, подошел и потрогал лоб юноши. От прикосновения холодной ладони, Ги пробудился и попытался сесть. Козма легко придавил его обратно к постели.
— Жар есть, но небольшой, — удовлетворенно сказал Козма. — Сейчас посмотрим руку.
Он размотал повязку на культе, осмотрел рану. Удовлетворенно кивнул. Стелла поднесла ему другую чашу, с уксусом, Козма смочил в нем тряпицу и обтер обрубок. Затем забинтовал его снова.
— Он сегодня оправлялся? — спросил Стеллу.
Та кивнула.
— А где горшок?
— Вынесла.
— Зря. Как там было? Не жидко?
— Как обычно.
— Пахло как?
— Тоже как обычно.
— Это хорошо, — довольно заключил Козма и подмигнул Ги: — Через неделю-другую заживет совсем, будешь здоров!
Ги не ответил. Закрыл глаза.
— Что это он? — спросил Иоаким у Стеллы.
— Переживает, что без руки остался.
— Пусть скажет спасибо, что жив, — хмыкнул Козма. — Лечишь их, понимаешь, стараешься, а они…
— Зачем жить такому? — дрогнувшим голосом отозвался Ги.
— Очень даже есть зачем, — наставительно сказал Козма. — Правая рука у тебя осталась, можно писать, креститься, можно чару поднять и женщину приласкать, — он подмигнул Стелле, та покраснела и отвернулась. — Что еще человеку для счастья надо?
— Я воин!
— В земле англов был один флотоводец по имени Нельсон, — сказал Козма. — В морском сражении он потерял руку и глаз. Но продолжал водить корабли. Однажды он направил свои суда против врага, у которого кораблей было много больше. Нельсон выиграл это сражение, хотя в битве погиб. Англы поставили в память о нем большую колонну посреди площади, он самый знаменитый флотоводец этой земли. А ведь тоже мог сказать, что жить ему незачем… Голова воину дана не только для того, чтобы шлем носить. Орудовать мечом да копьем могут многие, а вот думать… У тебя, Ги, сейчас есть такая возможность!
Козма встал и пошел к выходу. Иоаким и Стелла направились следом.
— Правда, что господин оставляет нас здесь? — спросила Стелла, заглядывая Козме в глаза.
— Куда ж его везти такого! — ответил вместо него Иоаким, указывая на дом.
— Вдруг сарацины?
— Сарацинам не нужен раб без руки, — пожал плечами Козма. — Не тронут. Ги поправится и догонит нас.
— А я? — сердито сказала Стелла.
— Кто знает, что ты убивала сарацин? Обычная девушка в селении. Вокруг такие же греки.
— Я лонгобардка по отцу и армянка по матери! Я хочу с вами!
— Нехорошо девушке с мужчинами, — терпеливо стал объяснять Козма. — Нас теперь много, люд пришлый, от послушания отвык, всякое может выйти. Здесь они себя показали дурно… Да и за Ги следует присмотреть.
— Есть кому за ним смотреть! — крикнула Стелла и, всхлипнув, убежала в дом.
— Это ты уговорил Роджера оставить ее здесь? — спросил Иоаким, когда они садились в седло.
— Так лучше, — хмуро ответил Козма.
— Кто знает наперед, как лучше, — сказал Иоаким. — Не останется здесь Стелла. Или плохо знаю женщин!
Он тронул бока коня каблуками и поскакал по узкой улице, с гиканьем махая плетью над головой.
8
Дервиш в грязной рубахе до колен ковылял к воротам Аскалона, тяжело опираясь на толстую папку. Нечесаные космы седых волос торчали из-под тряпки, отдаленно напоминающей чалму; свисающим концом ее старик время от времени вытирал лицо, размазывая по нему грязь и пыль.
— Что-то зачастил, — лениво сказал один из стражников, скуки ради наблюдая за вихляющей походкой дервиша. — Два дня тому его видел. Повадился…
— Где ж ему за городом прокормиться? — набожно ответил напарник. — Селяне разбежались или попрятались, другие в город перебрались. Здесь спокойней и сытнее. Путь проходит, божий человек.
— Пусть! — согласился первый стражник и оскалил зубы: — С нас не убудет!
Дервиш словно услыхал разговор. Проходя мимо, тряхнул посохом, с навешенными на него колокольчиками и несколько раз повернулся волчком.
— Алла акбар! — выкрикнул хрипло.
— Алла акбар! — послушно отозвались стражники.
— Аллах видит верных и неверных… — забормотал старик. — Магомет избрал Юсуфа Несравненного мечом своим… Трепещите неверные, пришел вас час!.. Изгонят вас в ад, и ангел с огненным мечом станет на страже… Тех, кто помогает неверным… Тех, кто пьет вино и ест мясо нечестивых животных… Кто блудодействует с чужими женами и дочерями, а также кладет в ложе свое мужчин…
Дервиш удалялся, бормоча и отплевываясь, стражники долго смотрели ему вслед.
— Слышал, что он сказал? — сказал благочестивый стражник. — А мы вчера вино пили! Потом к женщинам пошли…
— Ну и что? — хмыкнул первый.
— Дервиш сказал: ад ждет и ангел — с огненным мечом!
— Что еще он может сказать? Слаб на голову…
— Нельзя так говорить! — возмутился благочестивый. — Мы и без того грешники, а ты…
— Грехи свои мы искупили, участвуя в джихаде. Мулла говорил перед битвой, что коли погибнем, так попадем сразу в рай, коли кровь прольем, грехи до конца дней своих искупим.
— Мы не пролили своей крови!
— Но были готовы!
— Считаешь, этого достаточно?
— Аллах уберег нас от меча и стрелы по милости своей. Разве мы виноваты в том?
Благочестивый стражник не нашелся, что ответить и задумался надолго. А дервиш тем временем вышел на базарную площадь и подошел к духану — единственному, который пока открыл свои двери в покинутом христианами и разграбленном ими же Аскалоне.
В духане было многолюдно. С десяток мамлюков, рассевшись на подушках, шумно пировали. Раскрасневшиеся лица и громкий смех красноречиво свидетельствовали о нарушении воинами заветов пророка Магомета. Дервиш остановился у входа и призывно звякнул своими колокольчиками.
— Заходи, старик! — воскликнул немолодой воин с красным, обветренным лицом, сидевший на почетном месте. — Поешь с нами!
Дервиш не тронулся с места. Воин нахмурился.
— Прости его Абдулла! — подскочил юркий духанщик. — Святой человек, как он может зайти? — духанщик выразительно посмотрел на кувшин с вином, стоявший перед мамлюком.
Абдулла пожал плечами.
— Тогда вынеси ему что-нибудь!
Духанщик бросил на глиняное блюдо пару лепешек и кусок вареной баранины, вынес старику. Тот сел прямо на землю у входа в духан, прислонил к плечу посох и принялся за еду.
— Помолись за нас, дервиш! — пьяно крикнул один из мамлюков. — Чтобы не задели нас стрелы и копья нечестивых, избежали мы их клинков, а пуще всего миновал нас гнев господина нашего, Салах-ад-Дина, Несравненного Повелителя!
Старик не ответил. Продолжая есть, указал пальцем в небо.
— Что это он? — полюбопытствовал Абдулла.
— Говорит, что бояться надо только Аллаха, — пояснил духанщик.
— Все его боимся! — обиделся пьяный мамлюк. — Пусть он помолится, чтоб Аллах не гневался.
— Ты хочешь, Али, купить милость Аллаха за лепешку и кусок баранины? — засмеялся Абдулла.
— Я могу заплатить! — насупился Али и полез в кошель за поясом.
— Дервиш не берет денег, — сказал духанщик. — Ему пробовали давать, но он бросает серебро на дорогу. Святой человек…
— Что ж ему дать?
— Подари свои сапоги! — засмеялся Абдулла. — Видишь, босой?
— И подарю! — не отступил Али. — Духанщик, у тебя есть сапоги для дервиша?
Духанщик убежал в глубь лавки и скоро вернулся с парой поношенных, но еще крепких сапог. Поставил их на землю рядом с дервишем. Старик отложил блюдо на ступеньку у входа, взял сапоги, рассмотрел. Затем ловко натянул на свои босые и грязные ноги.
— Теперь Али обеспечено место в раю! — заключил Абдулла под громкий смех мамлюков.
Дервиш, обувшись, не спеша, доел баранину, вытер пальцы о свою рубаху, затем аккуратно сложил лепешки в полотняную суму, висевшую у него через плечо. Но не ушел. Оперся руками на посох и опустил на них голову. Задремал. Пирующие, забыв о нем, вновь зашумели, поднимая оловянные чаши с красным вином.
