Барбара Пахль-Эберхарт - Четыре минус три
Войдет ли еще кто-нибудь в мою жизнь? Новый партнер? Когда-нибудь? Когда-нибудь позже? Мне нужно время…
Я обнимаю дерево-Тимо. Пока не сливаюсь с ним. Потом размыкаю объятия. Сажусь на пенек. Я захватила с собой все, чтобы написать письмо.
Тимо!
Я всегда испытывала огромную потребность говорить с тобой. Многое из того, что я тебе хотела сказать, ты мог понять, а многое я и сама толком не понимала.
И я когда-то ребенком была такой же, как ты, — такой же чувствительной, такой же переполненной любовью. Когда до такой степени открыто предлагаешь миру любовь, как это делаем или делали мы, может случиться, что некоторые люди окажутся неготовыми принять такую любовь во всей ее полноте, в которой заключается все — радость и горе, даже боль, даже сама смерть. Это открытие причиняет страдание нашему открытому сердцу. И оно снова и снова познает науку себя защищать. Пока не становится защищенным в полной мере. То есть пока не «закрывается». И помнит при этом о пережитом страдании. И особенно мучительно становится тогда, когда кто-нибудь желает подарить нам любовь, соизмеримую с той, которую мы однажды несли в своем сердце.
Тимо. Как объяснить тебе, что ты, переполненный любовью, именно этим порой причинял мне боль?
Нет, вовсе не ты сам мне делал больно. А тот факт, что моя любовь по сравнению с твоей любовью — слаба, она страшится и сомневается, и это становится мне очевидным благодаря тебе.
Как бы я хотела, чтобы до тебя дошли эти мои строчки, чтобы ты мог прочесть или услышать мною написанное. И чтобы твоя душа мною написанное поняла.
Я никогда не желала причинить тебе боль. И если я когда-нибудь делала тебе больно, — мне очень жаль. Ты абсолютно не виноват в моих страданиях из-за того, что я иногда причиняла боль тебе. Благодаря тебе я впервые получила возможность эту боль почувствовать. А выявив эту боль, я, может быть, смогу от нее однажды избавиться. Чего никогда не случилось, не помоги ты мне в этом. Тимо, я так тебе благодарна. Ты взял на себя огромную ношу излечить свою мать, да и отца заодно.
Тимо, великая душа!
Слышишь ли ты мое спасибо?
Я люблю тебя бесконечно.
Тимо, как же ужасно мне тебя не хватает!
Твоя мама.
Снова и снова писала я письмо Тимо. И Фини тоже. Я даже открыла для каждого электронный почтовый ящик. На имя Тимо и Фини. И в качестве почтового адреса при регистрации я писала: «небеса», на что мой компьютер, к сожалению, не соглашался.
В угоду компьютеру я поселила Тимо и Фини по адресу: «ул. Небесный путь, дом 8» и отправляю свои мейлы моим дорогим, поселенным мной там адресатам с неизменной подписью:
Ваша мама.
Странно. Хели я так ничего толком и не написала, — не считая пары строчек в дневнике.
Почему? Наверное, потому, что я никогда не переставала говорить с Хели. Голос Хели, его словечки, его выговор, его шутки — все это мне давно знакомо как моя собственная речь.
Наши голоса пребывают в постоянном диалоге друг с другом. Когда я хочу ему что-нибудь рассказать, я и рассказываю, как если бы он стоял рядом со мной. Время от времени общение друг с другом доставляет нам настоящее удовольствие. Хели стал для меня моим вторым «я». Это «я» все воспринимает с юмором, неизменно отказываясь относиться к этому миру слишком всерьез. И потешается то над одним, то над другим. А когда что-то не понятно — пожимает плечами, напоминая, что мир в любом случае устоит.
«Не бери в голову, старушка!»
Как же часто Хели этой фразой приводил меня в чувство. Каждый раз, когда я начинала слишком уж волноваться или ходить по кругу, пытаясь решить неразрешимимую проблему. Хели, твой юмор — самое в тебе серьезное. Я слушаю тебя. Я учусь у тебя.
И в голову не беру.
По крайней мере до тех пор, пока это возможно.
Почта жизни
Март 2009 года. вещественные доказательства
Почта после аварии — написано на большой коробке, которую я вытащила со стеллажа. Ее содержимое вывалено на пол. Около трехсот папок с письмами, почтовыми открытками, распечатанными мейлами образуют на полу пестрый кавардак. Письма с соболезнованиями, рисунки, самодельные подарки, истории, воспоминания. Предложения помощи, письма от знакомых и незнакомых. От людей, утешенных и укрепленных словами, которыми я попыталась описать и объяснить то, что невозможно ни описать, ни объяснить. Как же много людей приняли участие в моей судьбе.
«Нет слов, чтобы выразить…»
Так или похоже начинаются многие письма. И я снова мысленно благодарю их авторов за то, что они по крайней мере нашли эти слова.
После несчастья мой почтовый ящик ежедневно наполнялся до отказа новыми конвертами. Как из волшебного рога изобилия. И так неделю за неделей. Осторожное вскрытие конвертов превратилось в ежедневный ритуал. Я поглощала их медленно, никогда не читая одно письмо за другим. Старалась распределить чтиво на целый день. По пятницами я откладывала несколько конвертов в сторону, чтобы было над чем коротать выходные.
Среди писем часто затесывались почтовые извещения желтого цвета. С радостной новостью:
На ваше имя пришла посылка!
Работник почты приветствовал меня как старую знакомую. И каждый раз бодро-дружелюбной фразой:
«Сегодня к нам залетал Санта Клаус. Ну-ка, посмотрим, что он нам принес».
Мне казалось, что мой отмененный день рождения настаивает задним числом на том, чтобы его все-таки отпраздновали. Но восторга именинницы при виде такого количества подарков я не испытывала.
Хотя радость снова стала посещать мое сердце. Осторожная и тихая, она старалась ступать неслышно. Я приветствовала ее возвращение. Улыбку, которая иногда даже сменяется смехом. Блеск в глазах. Тепло в животе.
Что-то во мне изголодалось по прекрасному и искало повода его обнаружить. Испытать чувство благодарности. Суметь улыбнуться. Порадоваться хоть чему-нибудь. Радость заряжала мой мотор выживания. Я в ней нуждалась, чтобы продолжать. Радость стоила того, чтобы каждое утро вылезать из постели.
Похоже, этот факт стал достоянием гласности. Похоже, все вокруг сговорились и выработали план — регулярно и как можно дольше доставлять мне удовольствие: посылки и письма поступали пусть и в непреднамеренном, но в определенном ритме. В среднем «капало» два-три письма в день. И они были мне дозированным рационом воды, необходимым для поддержания жизни.
«Набравшись наконец смелости, пишу…»
«Я слишком долго собирался(-ась), чтобы написать. Надеюсь, что еще не поздно».
Вот таким или подобным образом начинались некоторые письма. И сегодня, перечитывая их, я не могу не улыбаться. Нет, ни одно письмо не опоздало. Каждое нашло меня вовремя. Именно в тот самый, предусмотренный именно для этого письма, правильный момент.
Барбаре
Дорогая, милая Барбара… с тех самых пор, как я себя помню, я всегда испытывала к тебе невероятную привязанность. Ребенком я буквально сходила по тебе
с ума. Я всегда тобой невероятно восхищалась, всегда хотела быть такой, как ты, — возможно, это действовало тебе иногда на нервы…
Я никогда не спрашивала себя, что же меня в тебе так притягивает или почему я так тобой восхищаюсь.
Для меня это было неважно.
И вот я получила ответы на вопросы, которые никогда не задавала… В самое трудное время своей жизни ты способна находить слова утешения для других. От тебя исходит такая сила, что приходится буквально подавлять в себе потребность на тебя опереться, вместо того, чтобы быть тебе опорой. Так много любви, так много доброжелательности выражает твое лицо, что начинаешь стыдиться собственных приступов отчаяния и тех проклятий, которые посылаешь судьбе.
Прежде я бы и подумать не могла, что в таком маеньком и хрупком человеке заключается такая невероятная сила. Разумеется, я желала бы от всей души (я — увы! — малодушна), чтобы тебе никогда не пришлось являть в полном объеме эту силу, которая всегда меня в тебе привлекала…
Ты была замечательной матерью и наверняка невероятной спутницей жизни для всех членов своей семьи и «You are a good man, Charly Brown».[12]
Я очень тебя люблю.
Валери, твоя кузина
«А помнишь…»
Как редко мы преподносим друг другу такой подарок: как редко мы говорим близким о том, какими мы их видим. Что мы в них ценим, что делает их в наших глазах неотразимыми.
Моя кузина, моя тетя и некоторые старые друзья одарили меня драгоценными воспоминаниями о добрых старых временах. Письма, где мне снова позволено быть самой собой, где любящий взгляд меня поощряет и воздает мне должное. Строчки, дающие мне возможность внутренне вырасти и засиять.
