Иван Алексеев - Осада
К рассвету все так или иначе угомонилось, и рядовые воины, и младшие командиры наконец улеглись спать на новом месте в наспех поставленных палатках, а то и прямо под открытым небом. Понятно, что высшие офицеры не могли себе этого позволить, поскольку король экстренно собрал их на военный совет. Разумеется, бдили также часовые в боевом охранении, лекари, пользовавшие раненых, и похоронные команды, собиравшие многочисленные трупы.
Король, восседавший на походном троне под криво натянутым пологом, был суров и мрачен. Одна из бомб разорвалась вблизи его шатра, и ее осколками был смертельно ранен любимый королевский адъютант. В шелковой стенке за спинкой трона виднелись прорези от этих самых осколков, сквозь которые пробивались первые ярко-красные лучи рассвета. Прорези, алевшие на белом шелке, приковывали взоры всех присутствующих. В шатре стояла напряженная тишина, и, в полном соответствии с известной поговоркой, было отчетливо слышно, как деловито жужжат шустрые черные мухи, стремительно кружащиеся в облаке неведомых им ранее европейских ароматов.
Король долгое время молчал, внимательно разглядывая драгоценные перстни на своих пальцах, словно прикидывая, по какой цене их можно будет продать. Наконец, не поднимая глаз, Стефан Баторий подчеркнуто тихим голосом обратился к коронному гетману, стоявшему возле трона по правую руку от него:
– Пан Замойский, попросите начальника боевого охранения объяснить нам, как русским удалось незаметно подтащить орудия и накрыть наш лагерь прицельным огнем?
Гетман поклонился королю, выпрямился во весь рост и раскатистым командным голосом приказал начальнику ландскнехтов, чей полк стоял этой ночью в охранении, выйти вперед и доложить.
Бравый полковник с лихо закрученными усами, явившийся в королевский шатер прямо из передовых траншей в заляпанной грязью кирасе, церемониальным шагом пройдя сквозь строй расступившихся перед ним офицеров, предстал перед Баторием:
– Разрешите доложить, ваше величество! Русские не выкатывали из города никаких орудий. Они бомбардировали нас с ближайшей башни, поименованной на врученном мне плане города как Швайн… Свинарская!
Командир ландскнехтов рапортовал бодро и уверенно, словно сообщал радостную весть о долгожданной победе. Он лишь слегка запнулся в конце фразы, произнося трудное русское название.
Король стремительно поднялся с кресла, то бишь с походного трона и уставился на стоявшего перед ним бравого вояку. По строю офицеров прокатились возгласы изумления.
– Как так: с башни? – резким раздраженным тоном почти выкрикнул король. – Дистанция от крепостных стен до лагеря в полтора раза превышает дистанцию орудийного выстрела!
– Именно с башни, ваше величество! – прежним бодрым голосом, никак не отреагировав на высочайшее неудовольствие, подтвердил полковник. – Мы наблюдали вспышки орудийных выстрелов на Швайн-башне. По моему приказу из траншей в направлении крепости скрытно выдвинулась группа охотников. Они подтвердили факт обстрела именно крепостными орудиями, а также отсутствие неприятеля в поле перед стенами.
Возразить на такой доклад было нечего, так же как нельзя было усомниться в его точности. Король кивком головы поблагодарил бравого полковника и вновь уселся в кресло.
– Что скажет начальник артиллерии? – после некоторой паузы обратился он к одному из офицеров.
Главный бомбардир королевского войска – солидный толстый итальянец, одетый, в отличие от всех остальных чинов не в мундир, а в черное партикулярное платье, напоминающее монашескую сутану, поднял глаза от своих бумаг, которые он держал в обеих руках, проверяя содержащиеся в них расчеты, и подошел к королевскому трону.
– Ваше величество, дистанция, на которую вражеские пушки только что кидали ядра, превышает в полтора-два раза дальность стрельбы всех известных на сегодняшний день орудий. В настоящий момент я не в состоянии ответить на вопрос, как русским удалось осуществить эту невероятную с точки зрения современной артиллерийской науки бомбардировку. Кроме того, изумляет точность, с которой они накрыли огнем наш лагерь, причем в полной темноте. Всем вам известно, что на предельных дистанциях рассеивание ядер делает прицельную стрельбу практически невозможной. Здесь же мы имеем дело даже не с предельной, а с запредельной дистанцией!
– Так что же, – воскликнул Стефан Баторий чуть заметно дрогнувшим голосом. – Вы хотите сказать, что русская артиллерия благодаря какому-то чуду имеет над нашей подавляющее превосходство, и мы со своими плохонькими пушчонками не сможем приблизиться к их стенам для бомбардировки? Прикажете мне поворачивать мою армию вспять и как можно скорее убегать из-под этого проклятого Пскова?
Все находившиеся в шатре, потрясенные этой мыслью, уже приходившей на ум многим, а сейчас высказанной вслух самим королем, буквально замерли, ожидая ответа главного бомбардира.
– Нет, ваше величество, я не считаю, что мы заведомо проиграли осаду, – твердо заявил маэстро фейерверкер.
В шатре раздался дружный вздох облегчения. Многим присутствующим показалось, что даже сам король Стефан Баторий, имевший в просвещенной Европе почетное прозвище «непобедимый», украдкой перевел дух.
– Дело в том, – как ни в чем не бывало, продолжил маэстро, словно не заметив реакцию на свои слова, – что в производимом русскими обстреле наблюдались некие странности. Во-первых, по моим подсчетам по нашему лагерю работало всего лишь шесть орудий. Следовательно, отнюдь не все русские пушки способны стрелять на запредельную дистанцию. Это меня весьма радует, ибо доказывает, что тут дело не в каких-то новых небывалых зарядах и снарядах, а в самих орудиях, каковых у противника имеется лишь ограниченное количество. Во-вторых, меня поразил крайне низкий темп стрельбы. Интервалы между залпами были почти в шесть раз длительнее среднего европейского, да и обычного русского норматива. И, в-третьих, русские произвели всего лишь четыре залпа. Значит, что-то заставило их прекратить стрельбу. Вряд ли они внезапно прониклись духом истинного христианства и европейского гуманизма. Вероятно, их фантастическая система стрельбы имеет существенные технические ограничения. Не исключено, что русские больше не смогут применить по нам свои вышедшие из строя чудо-орудия. Таким образом, успех сражения в конечном итоге решат обычные вооружения. Но когда мы возьмем Псков, я покорнейше прошу ваше величество разрешить мне тщательнейшим образом произвести розыск участников сегодняшнего ночного артиллерийского налета и необычных орудий, примененных русскими. Я прошу также придать мне в помощь соответствующего специалиста, а именно маркиза фон Гауфта.
При этих словах маэстро указал на маркиза, по обыкновению скромно стоявшего в последних рядах. Все невольно оглянулись и посмотрели на фон Гауфта. Начальник контрразведки, разумеется, отнюдь не пришел в восторг от проявленного к нему всеобщего внимания. Король же, напротив, весьма оживился при упоминании имени своего верного рыцаря плаща и кинжала. Поблагодарив пышно и искренне начальника артиллерии, король сделал паузу и весьма ядовитым тоном попросил «дорогого маркиза» не стесняться, укрываясь за спинами боевых офицеров, а выйти вперед, на свет Божий, и поведать своему королю и его верным слугам, какого… (здесь Стефан Баторий без запинки и без акцента произнес ругательства на четырех языках) «дорогой маркиз» и его… (такая-сякая) разведка прохлопали появление у неприятеля сверхдальнобойного чудо-оружия.
Маркиз совершенно спокойно, со своим обычным меланхолическим выражением лица выслушал высочайший разнос. Незадолго до совещания, прекрасно понимая, что именно спросит с него король, фон Гауфт умудрился быстро и весьма жестко провести повторный допрос своих агентов-перебежчиков и вытрясти из них дополнительную информацию, которую они не сообщили сегодня утром, поскольку не придали ей значения. Разумеется, маркиз в душе обозвал их идиотами. Но зато сейчас он находился во всеоружии и готов был дать Стефану Баторию достойный ответ. Выждав, когда король завершит свою гневную и не вполне цензурную тираду, фон Гауфт доложил тихим бесцветным тоном:
– Ваше величество, я только что закончил допросы своих агентов, перебежавших к нам из Пскова сегодня в течение дня. Они сообщили, что буквально вчера вечером, даже ночью, в город прибыл караван судов с русского севера. С караваном прибыли какие-то орудия, дула которых были зачехлены.
– Как это: зачехлены? – удивился король. – Зачем?
– Дула были замотаны мешками. Вероятно, чтобы скрыть особенности конструкции. Возле орудий стояла сильная охрана из каких-то вновь прибывших поморских дружинников, совершенно диких и неразговорчивых, поэтому мои агенты не смогли не только приблизиться, но даже издали разглядеть, что это были за орудия. С абсолютной уверенностью можно утверждать, что именно эти секретные пушки стреляли сегодня ночью со Свинарской башни по нашему лагерю.