Сергей Лукьяненко - Роман-трилогия «Остров Русь»
Отлично! То есть не то отлично, что лекарей поубивали, а то, что я выяснил главное.
– Лина, – сказал я, – по-моему, ваш Ани прав. А раз так, тебе нужно спасаться. Если мы отсюда выберемся, мы тебя возьмем с собой. Там, откуда мы пришли, тебя будут учить в школе, ты будешь ездить на машинах, летать на самолетах…
– А кто такие самолеты?
– Не кто, а что, – поправил я. – Самолеты – это такие большие серебряные птицы, внутри которых сидят люди.
Зря я про самолеты начал. Сразу почти напрочь потерял ее доверие. Сначала-то она мечтательно протянула: «Красиво…» – но потом вдруг встряхнула головой и сказала:
– Мальчишки любят придумывать. Это нечестно. Я-то вам всю правду рассказала.
– Да Сет с ними, с самолетами, не это главное, – постарался я исправить положение. – Я тебе клянусь, что там тебе будет хорошо. И уж точно никто там тебя не заставит замуж выходить.
– И что же, я всю жизнь буду жить одна?
– Почему одна?! Станешь старше, сама себе мужа найдешь. Который понравится.
Тут Стас сделал вид, как будто что-то уронил, и принялся лазить по глиняному полу камеры. Но я-то понял, зачем он там лазает: чтобы мы не заметили, как он покраснел.
Но Лина на него вовсе не обращала внимания. Она напряженно думала. Наконец повторила брезгливо:
– Сама найду мужа? Но ведь это стыдно! Женщина не должна искать себе мужа.
Прямо «Белое солнце пустыни» какое-то. Только паранджи не хватает.
– Ладно, – продолжал я, чувствуя, как удача ускользает между пальцев. – И с мужем тоже, Сет с ним. Главное – не убьют тебя. А жить нужно, потому что никакого царства мертвых нет.
– А ты откуда знаешь?
– От верблюда, – огрызнулся я, хотя слова «откуда» и «от верблюда» в древнеегипетском совсем не рифмуются. Но почему-то именно это ее сразу убедило. Может быть, в этом совсем древнем и отсталом Египте вместо кошек священные животные – верблюды?
– Хорошо, – сказала она. – Только как вы спасетесь? Отсюда не убежишь.
– Ты с фараоном можешь поговорить?
– Могу конечно. Только я стараюсь лишний раз с ним не встречаться.
Стас к этому времени уже оправился от смущения и с любопытством прислушивался к нашему разговору.
– Придется встретиться. Передай ему сегодня же, что я – великий лекарь своего народа и могу исцелить его за пять минут.
– Это правда? – не поверила она.
– Честное слово, – ответил я. – С помощью волшебных браслетов…
– …и специальных заклинаний, – влез Стас.
– А это еще зачем? – спросил я его по-русски.
– Пусть думают, что без нас не справятся, а то браслеты отберут, а нас все равно поджарят.
«Умен», – удивился я мысленно. А Хайлине, подумав, сообщила:
– Сегодня я ему ничего передать не смогу, он сегодня свадебную юбку примеряет. Только завтра утром.
Времени оставалось в обрез.
– Постарайся пораньше, – попросил я.
– Хорошо, – кивнула она. – Только, мне кажется, фараон тебе не поверит.
– А ты скажи ему – пусть попробует. Если я наврал, меня все равно на костре сожгут, так ведь? А вдруг не наврал?
– Хорошо, попробую, – пообещала она и, попрощавшись, вышла.
– И какое заклинание мне читать прикажешь? – спросил я Стаса, когда дверь за ней закрылась.
– Да какая разница, – махнул он рукой. – Главное – по-русски. Хоть считалочку какую-нибудь возьми.
Глава четвертая,
в которой я вспоминаю про двойную уху
– Ну и как это, интересно, вы меня лечить будете? – спросил фараон, когда Улик и Ергей привели нас утром к нему. Мы в это время, само собой, лежали у его ног. Традиция такая. Традиции уважать надо. Пульты-оживители мы предусмотрительно отстегнули от браслетов и сунули в карманы.
– О всеблагой фараон, попирающий… – начал я, но забыл, чего он там попирает, – попирающий…
– Стопами небо, а головой – земные недра! – помогая мне, выкрикнул Стас. Окружающие фараона вельможи и советники ахнули и в ужасе закрыли лица руками.
– Так, – сказал Неменхотеп, – по-вашему, выходит, я стою вверх ногами. Хорошее начало. Поехали дальше.
– Не слушай моего бедного брата, – сказал я торопливо. – Он слегка ослеплен твоим сиянием, вот и двинулся рассудком.
Стас недобро зыркнул на меня, но благоразумно промолчал. А я продолжил:
– Недуг твой, о фараон, проистекает от чрезмерной мудрости твоей и величия.
Неменхотеп понимающе покивал:
– То-то я гляжу, все мои советники такие здоровые.
Советники потупили взоры.
– Говори, – благосклонно кивнул мне фараон.
– Для полного исцеления нужно надеть на запястье вот этот браслет, – я поднял над головой руку. – После чего я прочту особое заклинание.
– И все? – недоверчиво поджал губы фараон.
– Все.
– А вместе с болезнью мои мудрость и величие не того…
– Нет-нет, не бойся, – заверил я.
– Ну давай попробуем, – протянул он руку. И я было начал отстегивать браслет, но меня остановил Стас.
– Пусть сначала гарантии даст, – шепнул он по-русски, – а то мы его вылечим, а он на радостях нас опять же зажарит.
Резонно. Я остановился.
– А как я могу быть уверен, что, когда тебя вылечу, ты нас отпустишь?
– Фараон сидит перед ним с протянутой рукой, а он еще смеет рассуждать! – поднял густые брови Неменхотеп. – Вообще-то я с самого начала подозревал, что вы – непочтительные отпрыски пустынного шакала, а теперь окончательно убедился. Давай сюда, говорю! – и он слегка наклонился, вытянув руку еще ближе ко мне.
Но отступать было некуда, и я упрямо сказал:
– Гарантии нужны, гарантии.
– А слово фараона тебе, значит, не гарантия? Все слышали? – обернулся он к придворным. – Писец, занеси-ка в протокол: «Слово фараона ему до светильника».
В этот момент в зал влетел воин, согнувшись в три погибели, пробрался вдоль стенки к верховному жрецу Гопе и что-то зашептал ему на ухо. Выслушав воина, тот выступил вперед и сначала в знак обожания поднял обе руки вверх, а затем, пав ниц, разразился речью:
– О всеблагой фараон, взглядом испепеляющий врагов Египта и при этом даже ни капельки не потеющий! Эти непочтительные дети пустынного шакала с самого начала не внушали мне доверия. А только что стало известно, что они взяли да и отравили предводителя твоей гвардии. Вот.
Это было чистейшей воды враньем. Но я от такого просто онемел. Зато фараон прямо-таки развеселился.
– Да ты что?! – воскликнул он обрадованно. – А как это они сумели? Ну-ка, ну-ка, расскажи поподробнее.
– Пусть говорит очевидец, – заявил жрец смиренно и отступил на шаг, пропуская вперед воина. Тот рухнул наземь и заголосил:
– О всеблагой фараон, благостью своей веселящий Осириса, гневом же устрашающий Апопа, мудростью же поражающий…
– Ладно-ладно, – остановил его Неменхотеп, – богов у нас много. Давай по делу.
– Короче, когда мы их взяли, – заикаясь от волнения, начал воин, – мы их обыскали. И наш начальник – Доршан – что-то на вид съедобное нашел. И пахнет аппетитно. А вот этот, – кивнул он на Стаса, – говорит: «Пожуй, пожуй, вкусно». Но мы тогда сытые были, и Доршан это съедобное припрятал. А сегодня за завтраком взял да и съел. И тут же уснул мертвым сном. Спит и спит, и разбудить его никто не может.
– Где он сейчас?
– А здесь, за дверью, мы его принесли.
– Внесите тело.
Воин кинулся вон из зала, а через мгновение с другим копьеносцем внес тростниковые носилки со сладко спящим начальником. Лицо Доршана озаряла блаженная улыбка, из тонкогубого рта тянулись слюнки.
Неменхотеп закашлялся, а прокашлявшись и отхаркавшись в поднесенную рабом плевательницу, протянул:
– Да-а… – а потом еще раз: – Да-а… – И обернулся к Стасу: – А ты, значит, так и сказал ему: «Пожуй, мол, пожуй, вкусно»?
– Сказал, – подтвердил Стас виновато, беспомощно глянув на меня.
– Занеси в протокол, – кивнул фараон писцу. – Перед словом «сказал» добавь «коварно». – И, вновь обернувшись к нам, потер ладони: – Ну, братцы, это в корне меняет дело. Я и так-то вам не верил, а вы, оказывается, еще и отравители.
Он встал и, приняв величественную позу, обратился ко всем:
– В конце концов, у меня сегодня свадьба с прекрасной Хайлине и мне давно пора готовиться к этому судьбоносному событию, а не тратить мое драгоценное время на этих опасных шарлатанов. Готовьте костер. А над ним котел с оливковым маслом подвесьте. Лучше их сварим, так интереснее будет. Правильно?
Вельможи подобострастно зааплодировали. Неменхотеп скромно раскланялся. Громче всех хлопал жрец Гопа, и я почему-то сразу понял, что он-то поверил в наши медицинские способности, а теперь радуется, что мы лечить фараона не будем и тот скоро умрет.