Кинжал Немезиды (СИ) - Чайка Дмитрий
Я еще раз полюбовался на свечу, коптящую жирным густым дымом, послюнявил пальцы и потушил ее навсегда. Если масла не будет, зажгу снова. Забавно. А что должно случиться, чтобы на Кипре исчезло оливковое масло. Олива тут сама растет, даже в диком виде.
— Государь, — просунул в дверь голову стражник. — Афинянин Тимофей вернулся. Ты велел его сразу впускать.
— В мегарон его веди, — я отбросил в угол разочаровавшую меня свечу и добавил. — И позови казначея! В мегароне ни души чтобы не было!
Когда хранитель бюджета государства получил распоряжения и удалился, держась за сердце, я вышел в тронный зал, который афинянин разглядывал, раскрыв рот. Неимоверная пестрота отделки здесь почитается немыслимой роскошью, а вовсе не дурновкусием. Так что я попал в десятку, смешав в одну кучу малахит, мрамор, порфир и лазурит.
Тимофей изменился. Он похудел, лицо его стало жестче, а в углах рта залегли первые морщины. Он сейчас начал напоминать своего дядьку Гелона, матерого душегуба, но был массивней покойного родственника. Только глаза его остались прежними: мертвые, похожие на две оловянные пуговицы. А ведь я помнил его по Трое. Когда познакомились, довольно приятный был паренек. Помотало его…
— Я все сделал, государь, — сказал он вместо приветствия, а потом, подумав, прижал руку к сердцу и коротко поклонился.
— И я все сделал, — в тон ему ответил я. — Столб у храма Великой Матери видел? Там твое имя выбито. Тимофей из Афин, сын Милона. Ты теперь настоящий эвпатрид, из столбовой знати. Не чета всякой мелкой швали из Ахайи. Можешь золотую цепь носить с подвеской в виде головы быка. Такие никому больше не дозволены.
— О-ох! — Тимофей промокнул покрывшийся испариной лоб, разглядывая кошели с серебром, что поставил перед ним казначей. — Не верится даже. А откуда ты узнал про то, что я сделал?
— Весь Египет знает, — хмыкнул я. — Царь рвет и мечет, верховный жрец Амона проклинает проклятых хапиру, а я… Впрочем, это уже неважно. Я получил то, что хотел. Как ты выбрался оттуда?
— Сначала в Иерихоне сидел, — ответил Тимофей. — Медь распродали по соседним городам, а взамен взяли серебра, благовоний с юга и тканей. Я же не полный дурак, с грузом меди через Газу идти. Меня бы там на кол посадили. А так, ткнул писцу в нос табличку, что ты мне перед отъездом дал. А там написано, что я был нанят для охраны купцом из Эмара по имени Шамаш-Эа. Довел его до Иерихона, все честь по чести. Оплата получена, купец моей службой доволен. Я его оплатой тоже.
— И что писец? — фыркнул я от смеха.
— Да ничего, — пожал могучими плечами Тимофей. — Ошалел малость, табличку в руках покрутил и позволил корабль нанять. Он же не пойдет в Иерихон спрашивать, был ли там такой купец, и его ли это печать. Он даже за ворота боится нос высунуть. Вокруг Газы сейчас столько разбойной голытьбы ошивается, что мы, государь, там самые приличные из всех были. Египтяне в той земле едва держатся. Дунь — унесет.
— А зачем через Газу пошли? — я уже хохотал в голос. — Через Сидон же куда безопасней.
— Лень было, — честно ответил Тимофей. — От Иерихона до Газы — всего два дня идти. Мы с парнями подумали, что раз боги берегли нас столько времени, так значит, и дальше сберегут. Надоело там, мочи нет. Глаза бы мои те пески не видели.
— Куда думаешь пойти? — спросил я его. — Денег у тебя теперь много.
— Домой пойду, — мечтательно улыбнулся Тимофей. — Отца увижу, мать, сестренку… Я за нее приданое доброе дал, родила, уже, наверное.
Интересная у него улыбка, как будто статуя фараона улыбнулась. Так он почти нормальным человеком выглядит.
— У меня просьба к тебе будет, — понизил я голос. — Нужно в Ахайю сходить, помочь кое-кому. Я туда и сам пойду, но потом. Сейчас мне недосуг, надо Трою немного в чувство привести.
— Госпожу Феано нужно вытащить? — огорошил он меня вдруг своей догадливостью.
— Да, — кивнул я. — Она с плохими людьми связалась. Если ее убили, покарай. Если она жива, привези домой.
— Она не вернется, — медленно покачал головой Тимофей. — Она на жертвеннике Великой Матери клятву дала. Такими вещами не шутят, государь.
— Все равно, вытащи ее оттуда, — поморщился я. — Пропадет баба за ломаный обол. Там такой народ собрался, что ее пополам перекусят и кости выплюнут. Не по ней задача.
— Помочь ей клятву выполнить? — пристально посмотрел он на меня.
— Я не имею права просить тебя об этом, — усмехнулся я. — Я сам клятву дал.
— А меня и не нужно ни о чем просить, — убежденно ответил Тимофей. — Я царицу Поликсо еще не знаю, но я ее уже ненавижу. Я к ней, государь, такую неприязнь испытываю, что даже кушать не могу.
— Чего??? — открыл я рот и расхохотался от души. Он что, «Мимино» смотрел? Да быть этого не может! А ведь это я сам, того не ведая, запускаю в народ привычные мне фразы, которые потом разносятся по всем портам Великого моря и возвращаются назад.
— Кишки ее, говорю, на руку намотаю и за колесницей бежать заставлю, — пояснил Тимофей более понятно. — Был я с дядькой на Родосе, пощипали их самую малость. Мы людишек грабили, а Поликсо в крепости сидела. Они с мужем на Родосе чужаки, не любят их там. Если бы не воины, давно бы уже прогнали ее.
— Ну, раз так… — хлопнул я в ладоши и крикнул. — Казначея сюда!
— Зачем казначея, государь? — не понял меня Тимофей. — Я же получил свое.
— Я внезапно решил увеличить твою награду, — пояснил ему я. — Вдвое. Моя клятва этого не запрещает.Кстати, у Поликсо добра на три таланта золота скоплено, не меньше. Богатая невеста.
— Хорошо, что сказал. Теперь я ее еще больше ненавижу! — горячо уверил меня Тимофей. — И мои парни тоже. Подумать только! Три таланта! Вот ведь сволочь!
* * *
Месяц четвертый, Пенорожденной Владычице посвященный, повелительнице змей, победы приносящей. Вилуса. Окрестности Трои.
Все же протащить по морю несколько десятков кораблей, набитых скотом, людьми и припасами — это вам не жук в пудру пукнул. Огромная бестолковая орда, как ни планируй поход, все равно где-то накосячит. Такое дело эта война. И вроде бы народ у меня опытный, а все равно. То зерновоз из порта не вышел вовремя, то кони наелись какой-то дряни и загадили все чрево гиппогога так, что в трюме дышать стало нечем. Пойти напрямик, от Пафоса, что стоял на западном берегу Кипра, сразу к Родосу, я не рискнул и потащился по старинке, вдоль ограбленных и разоренных братцем Элимом берегов Лукки. Заодно мы эти земли повторно разорили и ограбили, чтобы два раза не вставать. Пиратский берег вновь начал подавать робкие признаки жизни, и это меня не на шутку расстроило. Мы не убивали людей, предлагая им альтернативу — новая жизнь в далеких краях или медленная смерть на родине. И многие добровольно соглашались уплыть в никуда, веря слову царя Энея.
По дороге мы посетили Талаву, место моего бесславного пленения, и когда трясущиеся от ужаса горожане попросту сбежали, бросив город с распахнутыми воротами, я оставил там небольшой гарнизон. Одну ночь мы провели и на Родосе, причем исключительно из вредности. Воины там пальцем никого не тронули, но каково было местным наблюдать, как тысячи вооруженных мужиков ходят по Нижнему городу, покупают свежую рыбу и настойчиво знакомят горожанок с таким простым и необременительным способом заработка, как проституция. Не по себе родосцам было. Всем, включая Поликсо, которая заперла ворота, даже не подумав выйти мне навстречу. Очень невежливо с ее стороны. А в остальном тут форменная пастораль. Живут, словно до Троянской войны. Грабеж и меновая торговля. Дикари-с.
После Родоса мое войско принял Кос, за ним Самос и Милаванда, а потом Хиос и Лесбос. Не так-то уж велико Великое море, как кажется мелким прыщам-аристократам, безвылазно сидящим на своих островах многими поколениями. Увидев армаду кораблей, архонты и басилеи из тех, что подчинились добровольно, тут же давали припасы в надежде, что мы покинем их благословенный остров как можно быстрее. Они же, спровадив непрошенных гостей, вновь погрузятся в свое привычное состояние: летаргический сон с перерывами на отражение очередного набега с материка. Тут это случалось. Мелкие княжества бывшей страны Арцава, названий которых не знали даже они сами, жили исключительно разбоем. Их тоже придется почистить, но позже. Мне пока не них. Я ведь стою на том самом месте, где когда-то познакомился с Тимофеем и Рапану. И где впервые увидел Феано. Странно. Вроде бы неописуемой красоты женщина, и меня к ней поначалу тянуло как магнитом. А потом, когда фонтан гормонов поутих, выяснилось, что кроме них там и не было ничего.Полная пустота. Смотрю на нее, а в душе не шевелится ничего. Совершенно чужие люди, и даже поговорить не о чем. Вот ведь как бывает…