Другой Путь (СИ) - Марков-Бабкин Владимир

Вот потому сегодня мы и в Царском Селе. Гуляем к Зверинцу. В июне я до него не дошел. Да и не очень стремился. Теперь же… Вокруг закат Бабьего лета. Последние погожие дни. Я много таких видел за свою жизнь в Екатеринбурге и в экспедициях. Грех их не на природе провести. Впервые за прошедший год чувствую, что и Иринушка моя где-то здесь кружит спокойной сизокрылой птицей.

— Матушка, я давно хотел поговорить, — начинаю острожно.

— О женитьбе? — улыбаясь отвечает Императрица, — так я затем тебя сюда и позвала.

Неделю назад я, обдумав всё приехать к Ней не решился. Лине открытой почтой письмо послал. Об успехах моих с насосом. И статистику Блюментростов по снижению случаев родовой горячке при соблюдении асептики в моей сельской и Московской городской больницах. Поблагодарил за перевод. Каролина поймет. Поняла и русская Царица.

— Ответил ли ты на переданное тебе письмо? — играет со мной Елисавета.

— Ответил, и следующее получил в срок, — отвечаю фактическим вопросом.

— Не читают их боле, шли беспрепятственно через Киль, — усмехается тетушка.

— Почто так?

— Да всё ясно с тобой, — отвечает она взохнув, — то чьи были стихи?

— Мои.

— На русском? — удивляется тётка.

— Это перевод Лины, — отвечаю, глядя на падающие листья, — я же писал на немецком.

— Ты у меня поэт, Петруша — удовлетворённо произносит Царица, — ты влюбился?

Умеет она вот так поймать вопросом. И что ответить. Не врать же. Хотя бы себе.

— Кажется да, Матушка, — отвечаю в тон её похвале, — правда я её никогда не видел.

— Ну то поправимо, — легко снимает мои опасения Елисавета Петровна, — я прямо завтра её родителям письмо пошлю, приглашу до зимы приехать с дочкой.

— Правда, Матушка? — радуюсь я удивлённо.

— Правда, Петенька, — отвечает она, — только не вся.

Я аж останавливаюсь. Что она ещё удумала?

— Свадьба твоя дело государственное, — повернувшись ко мне вещает тётка, — там много резонов надо учесть и не тянуть.

Киваю задумчиво. Молчу. Пусть продолжает.

— Потому я со знающими людьми посоветовалась, и приглашу ещё Луизу Датскую и Бернардину Саксен-Веймар-Эйзенахскую.

Подбираюсь. Первой я предполагал. Знаю как её если что отвести. А вот вторая…

— Д’Алион ещё вчера о трёх сказывал, — продолжает тётка, — но те так быстро не приедут, да и я его о Генриетте Анне Французской прознать просила.

Смурнею.

— Не отдадут её, Елисавета Петровна, — отвечаю напряженно, — не признают они нашего имперства.

— Не признают, а вдруг признают, — говорит тётка задорно, — да ты Петруша не напрягайся!

Она смеётся.

— Тётушка зачем так много звать? — пытаюсь сократить список претенденток.

— Так ты сам говорил, на нашей с Алёшенькой свадьбе, что величайшее счастье жениться по любви, — ровно и заботливо говорит Елисавета.

— Я и сейчас так считаю.

— Вот, а Лину свою ты даже не видел, — продолжает тётка, — вот приедет она, не глянитесь вы друг другу, что мне каждый месяц тебе новую невесту привозить?

Резон в её словах есть. «Огласите весь список пожалуйста». Но, надо его сократить.

— Бернардину Саксен-Веймар-Эйзенахскую не зови, — прошу ровно.

— Отчего же не звать? — удивляется тётка.

— Стара она, — выкладываю единственный аргумент.

— Всего на год старше твоей Каролины, — парирует Царицы.

— И стоит ли этот год счастья! — в сердцах говорю я.

Хочется плакать. Пацан во мне бунтует. Точнее я в нём пытаюсь его удержать.

Тётка смотрит на меня внимательно. Я старюсь не заплакать.

Молчим. Начинается дождь. Редкий.

Тетка поднимает парасоль и раскрывает над его над нами.

— Хорошо, не позову, — говорит она спокойно, — но Кристину Шарлоту Гессен-Кассельскую даже не отговаривай меня пригласить.

Хочется выть. Погода тому приятствует.

Киваю. Делать нечего.

— Пошли уже, Петруша, в дом, — говорит, взяв меня за руку тетку.

— А и пошли, — говорю обреченно.

Звери что для охот назначены подождут. Мне же скоро надо будет другой зверинец изводить. Время есть. Прорвёмся.

Глава 8

Дебют трех Принцесс

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ПОРТ. 4 ноября 1743 года.

Я сидел в карете. Грустно сейчас на улице. Почти зима. Пронизывающий ветер с Балтики. Море покрыто крошевом льда. Лёд ещё не встал и судоходство ещё работало, но осталось совсем недолго до момента, когда Финский залив замёрзнет.

Греюсь чаем из термоса. Изобрести термос профессору-теплотехнику не велика задача. Простейший сосуд Дьюара. Нужен мастер-стеклодув, сама технология откачки воздуха между стеклянными стенками, прокладки из каучука на горловину, пробка из (о, удивительно!) пробкового дерева, деревянный выточенный корпус и деревянная же крышка-чашка. Ага, и где половину хотя-бы этого взять?

Про сок гевей местным европейцам ещё только предстоит узнать. А герметичность деревянного кожуха как обеспечить? Да и то же пробковое дерево не хочет в нашем климате произрастать… Две одинаковые колбы получить тоже проблема. Да и бьется здешнее стекло. Ломается от вакуума.

Всё гениальное как известно просто. К тому же меня учили именно с учётом имеющихся материалов и станочного парка изделия изобретать. Потому мой термос — это берестяной туяс. В него вставлено литая бутылка из серебряной бронзы, точнее из меди с микропримесью серебра. Цинк для «серебряной бронзы» Ломоносову только в будущем году по моему плану работ предстоит открыть. Между туясом и бутылём уложен войлок. Герметичность у горловины дает льняная обмотка, пропитанная березовым дегтем и живицей. Сразу вам и дезинфекция, и парфюм. Нос не оторвать! Пробка всё же пробковая. Дорогая. А сверху закручиваемый на бронзовую горловину стакан-крышка. Все технологично и просто. По мере поставок коры пробкового дуба можно хоть миллионами выпускать.

Для двадцатого века выглядело достаточно убого, но, работало. В общем, я измыслил «Товарищество на паях 'Термос» и Матушка-Императрица с Сенатом учредила сие государственное общество. Если бы частным порядком пошел — так даже я бы решения Мануфактур-коллегии и Сената ждал год. Тут же дело государственное, надо всё взвесить, согласовать… Да и куда торопиться? Но, не в этот раз, как говорится.

Императрица, кстати, хорошо вложилась, выкупив половину акций, а на вторую половину дала мне беспроцентный бессрочный кредит. Так что, хоть частное общество, хоть государственное с таким составом пайщиков нам всё равно. Но, и в этом случае мой секретарь над регистрационным пакетом бумаг «Компании русских изделий и машин» уже месяц как трудится.

В общем, работаем. Даже землю просим у Государыни за моим участком дворца под заводы. За садом у меня как раз Лиговский канал с бассейном. А за ней дорога к мастерским Нартова и Охтинскому заводу. По нынешним временам — самое то, что надо.

Под первоначальное производство я перепрофилировал одну из мастерских при Итальянском дворце и уже набрал персонал и толкового управляющего Акима Петровича Северянина, которому и поручил производство. Создал при предприятии коммерческую службу в составе отделов рекламы и продаж. Пока всего персонала, включая рабочих, всего два десятка человек и работаем мы пока на склад, не отправляя ничего в продажу и даже держим в строгом секрете само производство и технологии, хотя, разумеется, я уже оформил Императорскую Привилегию и на название, и на саму технологию производства. Шило в мешке не утаишь и скоро их производить будут все, кому только ни лень. Но, я хочу иметь свой гешефт с каждого проданного в России термоса. Мне деньги позарез нужны, да и Матушка заинтересована в личных деньгах, которые не зависят от казны и Сената. У Разумовского вот тоже есть пару интересных идей и он ко мне приезжал посоветоваться. Оглядел наше секретное производство, кивнул, сказал, что поможет чем сможет. В том числе и мастерами.